<<
>>

ГОЛОДНАЯ КАЗНА — СЛАБОЕ ГОСУДАРСТВО

Европейский Ancien R?gime 49

Вместе они родились, выросли, окрепли и набрались сил: солдат и сборщик налогов. Ибо слово «солдат» происходит от “sold”, a “sold” означает деньги. Ну а деньги, если они должны попасть в руки государства, именуются в конечном счете налогом.

Оба они, солдат и сборщик налогов, создали в период между средневековьем и новым временем то, что наука называет сегодня ранним современным государством. Сборщик налогов кормил солдата, а солдат защищал, если доходило до войны, своего кормильца, «фискала», как в Бранденбурге-Пруссии долгое время называли человека казны. Они оба знали, кем они были друг для друга.

Современное государство раннего периода новой истории возникло в Европе в XVI—XVII веках. Оно было организовано более умело, рациональнее и эффективнее, чем многоступенчатые политические и социальные структуры средневековья, поскольку объединило в себе бюрократию, государственное законодательство, регулярную армию, центральную власть, торговые монополии, зачастую также и крупные предприятия. И одновременно оно оставалось — поскольку покоилось на фундаменте аграрного общества, в котором обращалось ничтожно мало наличных денег, где были почти неизвестны такие формы суррогата денег, как векселя или чеки, где в ходу были обмен товара на товар или труда на пользование землей, питание и жилье,— не чем иным, как зародышевой формой современного налогового и административного государства. Современное государство раннего периода новой истории, которое в XVIII столетии стали называть абсолютистским государством, было — как бы его ни нахваливали князья и их наемные писаки—слабым государством: мало чиновников, мало налогов, весьма ограниченное вмешательство в сферу производства и распределения. Отсюда и мало солдат.

С ними надо было обходиться экономно. Они были так красивы и так дороги, как серебряное сокровище. Именно поэтому никакой другой век, кроме XVIII, не вел столь ограниченных, а следовательно, цивилизованных войн.

Эпоха мародерства, военных предпринимателей XVII века завершилась. Дешевые, воодушевлявшиеся патриотизмом, базировавшиеся на воинской повинности армии XIX столетия еще не были изобретены. Следовательно, самым лучшим генералом XVIII века был тот, кто выигрывал войну, не проводя ни одного сражения; тот, кто маневрировал и действовал искусно, а затем приводил прекрасных, дорогих солдат домой целыми и невредимыми. Он хорошо служил не только своему господину, но и самому себе. Ведь в XVIII столетии имелось немало армий, в которых командир полка получал твердую сумму денег, за счет которой он в полном составе содержал свою воинскую рать. Если случались потери, то это обходилось генералу весьма дорого. Устарелая система—да, но при всей своей простоте она была гуманнее тех просвещенных и эффективных систем, которые сменили ее. Беллону, богиню войны, сдерживал Меркурий, к сожалению, не на вечные времена.

К военному предпринимателю раннего периода нового времени, который на основе княжеской привилегии мог нанимать солдат, вести их в походы и жиреть от добычи, после того как он вначале ссужал средства на обеспечение денежного довольствия и оснащения войск (самым крупным и умным из них, но не последним был Валленштейн), к этому военному предпринимателю на расходной стороне бюджета государства приравнивался сборщик налогов (откупщик) на его доходной стороне. Он за свой счет стал тем, кем позднее за счет государства стал министр финансов. Его возвышение началось тогда, когда князь, живший в XVII веке, будь то владелец пяти тысяч душ или император, Испытывая нужду в деньгах, отдавал в залог определенные источники доходов: рудник, мостовой сбор, налоги какого-нибудь города, право вести судопроизводство в одной из деревень, что было довольно прибыльным делом благодаря судебным сборам, или же определенный вид налогов. Залог постепенно перешел в аренду. В странах континентальной Европы вплоть до середины XVIII столетия она оставалась господствующей формой взимания основных крупных налогов.

Метод был невообразимо прост. Определенный налог выставлялся на торгах для сдачи в откуп. На него поступали предложения. Кто предлагал самую высокую цену, тому он и доставался. Вся сумма сразу же поступала в княжескую кассу. Откупщик, облеченный государственным авторитетом, вместе со своими субарендаторами и их помощниками заботился о том, чтобы ему не был нанесен ущерб. Естественно, откупщиков ненавидели и в городах, и в деревнях.

Во Франции эпохи абсолютизма откупная система оставила немало следов. На городском плане Парижа можно еще сегодня увидеть, где проходила стена, которой откупщики ограждали город, с тем чтобы ничто не могло выскользнуть из их рук. Это происходило еще незадолго до Великой французской революции и порождало в городе недовольство и беспорядки. Многие генеральные откупщики поплатились головой за грехи своих предшественников.

Но не стоит пренебрегать этой системой или недооценивать ее. Конечно, она вызывала недовольство, а агенты откупщиков превращались зачастую в объекты издевательских насмешек, их забрасывали различными тяжелыми предметами. Однако она требовала меньших затрат, поскольку ее вели на основе предпринимательского расчета (по мнению некоторых истори- ков, она была эффективнее государственного налогового управления) и она позволяла государству экономить на собственном чиновничьем и контролирующем аппарате. Последний же мог отдавать все свои силы на расходование денег.

Эта система, позволившая сосредоточить в руках немногих громадные капиталы, в значительной степени благоприятствовала формированию слоя современных предпринимателей, капитальные вложения и инновации которых способствовали росту экономической мощи Франции. В числе покровителей большой «Энциклопедии», которая в 60-х годах XVIII века пыталась собрать все знания того времени и с идейной стороны подготовила почву для просвещения, было немало тех, чье богатство имело своим источником откуп, в том числе и мадам Помпадур. Революция жестоко преследовала откупщиков (один из основоположников современной химии Антуан Лоран Лавуазье погиб на гильотине.

Перед смертью он услышал: «Республика не нуждается в ученых») и разрушила эту систему. С тех пор на десятилетия вперед источники образования капиталов во Франции иссякли. Таким путем революция оставила страну «Энциклопедии» 50 далеко позади Англии, которая в XVIII столетии была мастерской мира, а в XIX веке стала также и его банкиром.

Сегодня считают совершенно естественным существование современного административного государства и современного индустриального общества, а кроме того, весьма содержательной демографической статистики и статистики доходов, развитого денежного хозяйства и населения, доходы которого оцениваются преимущественно в денежной форме. К сказанному следует добавить налогоплательщиков, которые, честно заявляя о своих доходах, берут на себя самую большую, самую трудную и самую спорную часть управления налогами. В старой Европе всего этого было крайне мало: там, где денежное хозяйство не было достаточно развитым (во многих отраслях сельского хозяйства и ремесленного производства), налоги удавалось взимать лишь в натуральной форме. Но в XVIII веке рост сельскохозяйственных цен оказался настолько стремительным, что старые натуральные сборы мало или даже совсем ничего не значили. Более значительными были затраты труда, которым большинство кре- стьян-арендаторов оплачивали пользование землей. Впрочем, и затраты такого труда, названного барщиной, не подлежали обложению налогом. Против государства были настроены также арендаторы и землевладельцы. Как бы они ни расходились в своих интересах, °ни были едины в том, чтобы давать государству как можно меньше. Платить наличные деньги государству — это самое последнее, на что добровольно был готов решиться человек.

«Аристократ — паук, крестьянин — муха».

Сатирическая гравюра на меди, 1660 год

Государство писарей с широкими сферами деятельности было уже достаточно хорошо развито в XVIII столетии — со своей бюргерской чиновничьей кастой, с университетской наукой о государстве и о налогах, которая именовалась камеральной наукой, и с безграничной фантазией, направленной на поиск новых источников доходов.

В действительности же то, о чем говорилось в лекциях и писалось в книгах, что издавалось в княжеских указах, осталось благим пожеланием и бледной теорией, и тот историк, который принял бы все написанное за реальную действительность, оказался бы в дураках. Действительность была живучей, а люди, когда речь шла о том, чтобы удержать свое, оказывались весьма и весьма консервативными. Из XIX века к нам пришла поговорка: «Дружба дружбой, а денежки врозь». Такая точка зрения существовала и гораздо раньше. Казна не только боролась с интересами тех, кто должен был и не хотел платить. Она нарушала также многочисленные стародавние правовые нормы. Налог же, когда требовалось платить наличными, оставался в аграрном обществе, основанном на натуральном обмене, просто-напросто тупым орудием.

Многое было совсем иным в старой Европе: слабое государство, которое на протяжении столетий не могло подчинить дворянство и духовенство своей налоговой юрисдикции. Этого во Франции сумела добиться лишь революция. Весь труд и большинство товаров вообще не подпадали под налогообложение. Органы государственного управления мало знали о численности людей, результатах их работы и о размерах их доходов. Большинство людей вряд ли можно было вообще облагать налогами, поскольку они ничего не получали в звонкой монете. Это было государство, которое своими неоднократными попытками доказало свою неспособность создать кредитоспособный эмиссионный банк. Деньги он мог выдавать исключительно в форме монет, отчеканенных из благородных металлов. Государству для его займов не хватало учетоспособной подписи, а все банковские эксперименты министров финансов были направлены на то, чтобы как можно быстрее получить деньги. Поэтому они всегда терпели неудачу. Махинации алхимиков, связанные с «созданием» денег, и порча монет правителями, имевшими право чеканки, обещали выходы из бедственного положения, но в длительной перспективе это оказывалось бесполезным. Конечно, на какое-то время подданных можно было обязать брать неполноценную монету взамен полноценной, то есть пускать в обращение «плохие» деньги.

Этим путем через инфляцию государство как бы уменьшало свою задолженность. Однако рано или поздно, когда полноценные деньги оказывались изъятыми из обращения, наступал час прозрения. Инфляция как особый государственный налог, который всей своей тяжестью ложился на плечи прежде всего городских промышленных ремесленников, не была чужеродным телом для старого государства.

Это было также государство, практически не имевшее надежной теории денег и налогов и находившееся в состоянии постоянной войны либо с сословными парламентами, дававшими «добро» на взимание налогов, либо с подданными, обязанными платить налоги, когда парламенты оказывались лишенными власти. Их налоговая мораль ограничивалась тем, чтобы давать государству как можно меньше. Они сетовали на чрезмерно высокие налоги, хотя налоговые ставки того времени, если сравнивать их с теперешними, были минимальными. На протяжении многих лет, приходящихся на большую часть раннего периода новой истории, практически не существовало постоянного крупного налога, а эпизодически выдавали разрешения осуществлять взыскания, так называемые контрибуции, и чрезвычайные налоги, вносить которые нередко соглашались дворяне и прелаты за счет третьих лиц, а именно горожан и сельских жителей недворянского происхождения. Налоговое право, формировавшее ядро всей общественной жизни, всегда оставалось объектом споров, по сути дела, ареной непрекращавшейся борьбы вокруг распределения бремени и тягот государства, часто на фоне откровенных восстаний и гражданской войны.

По этой причине органы государственного управления издавна стали искать оправдания своему дорогостоящему существованию. Для Томаса Гоббса, современника войн, в том числе и гражданских войн XVII столетия, жизнь людей в естественном состоянии была, как он писал, «одинокой и бедной, беспощадной и короткой». Чтобы избежать борьбы всех против всех, они нуждались в государстве и твердой руке наверху. Такое понимание в течение длительного периода, на протяжении жизни двух поколений, оставалось оправданием существования государства в теории и на практике. Не в одной Англии, где Гоббс сформулировал идеи своего «Левиафана», но в еще большей степени во Франции и в Германии, где первая половина XVII века ознаменовалась ведением кровопролитной борьбы между католиками и протестантами, между городом и селом, между князьями и сословиями.

Германия пережила с 1618 по 1648 год Тридцатилетнюю войну. После нее Центральная Европа представляла собой выжженную землю, из каждых двух немцев один был мертв, став жертвой чумы, солдатни и голода. Самый богатый и цветущий край предыдущего столетия через два поколения превратился в страну пепла и развалин. Но это был час государства, которое предоставляло защиту и требовало налогов и которому никто и ничто больше не могло оказывать сопротивле‘ ния — ни города, ни дворянство. Ибо тот, кто твердой рукой, с помощью войсковых колонн и кирасиров, восстановил мир в стране, тот имел право возмещать свои убытки за счет бюргеров до тех пор, пока он не зарезал курицу, несущую золотые яйца.

Итак, Тридцатилетняя война стала самым значительным событием немецкой истории нового времени. Армии, шедшие через территорию Германии, кормились за счет контрибуций и грабежей. Это были наиболее жестокие формы налогов. Контрибуции представляли собой не что иное, как ультиматум, который маршировавшие по стране солдаты предъявляли ее жителям: платите, иначе мы сожжем дома и усадьбы, а люди погибнут. Теория Томаса Гоббса отразила то, что было надеждой тех, кому удалось выжить в Тридцатилетней войне: существование сильного государства было оправданно до тех пор, пока оно гарантировал^ мир в стране. Кто же мог еще сомневаться, что это могла сделать лишь твердая рука? Кто хотел еще уклониться вносить налоги на эти цели, если князь попросит об этом в вежливой форме, но подкрепленной военным нажимом?

Только в конце XVII века на смену холодному Ре_ ализму подобного взимания налогов в прошлом, которое В течение длительного периода времени оставалось, хотя и было ориентировано на перспективу поэтому носило не столь жесткий характер, близкий ^онтрибуциям и грабежам, пришла более гуманная еория. Князь как наместник бога на земле стоял над равом, которое создали люди, но он исполнял божьи пол°ВеДИ- ^омимо защиты обремененных заботами суш ЗННЫХ °Т внУтРеннего и внешнего врага, отныне ^чествовала задача государственного стимулирова- госулРаЗВИТИЯ Ремесел- Началась эпоха современного

УДарственного вмешательства, которое берет и

дает, перераспределяет, содействует благоденствию и устанавливает социальный мир. В течение XVIII столетия административное государство было реорганизовано в духе идей Просветительства. Как гласит теория, целью и оправданием существования государства должно было стать достижение полного счастья подданных.

Практика была намного более трезвой и менее взыскательной. Государственное хозяйство Франции служило образцом стимулирования экономического роста и развития ремесел, причем с помощью не только указов и предписаний, но и инвестиций, заказов, придворных мастерских и привилегий изобретателям и дельным фабрикантам. Органы управления понимали, что численность и богатство подданных являлось одновременно богатством государства. Никто так сильно ] не хотел превратить всю страну в единое хозяйственное предприятие во славу короля и для укрепления его могущества, как французский первый министр Кольбер в царствование Короля-солнца во второй половине XVII

века. И этого он добился, по меньшей мере частично.

Это был показательный образец, которому повсюду подражали, и больше всего в немецких территориальных государствах. Их органы управления познавали в жизни то, что считавшееся хорошим для Короля- солнца Франции, должно быть хорошо и для германских корольков51. В известном смысле они были даже умнее, чем великий механик из Версаля.

Протестантские имперские сословия, предводителем которых был маркграф Бранденбургский Фридрих Вильгельм, великий курфюрст, пригласили гугенотов, когда тех в 1685 году изгнали из Франции. К тому моменту отменили Нантский эдикт, который в течение столетия предоставлял протестантам право иметь, по сути дела, государство в государстве и общество в обществе. То, что делали немецкие имперские князья, было гуманно и великодушно. Но по поводу множества льгот, полученных гугенотами, в их землях было много недовольства: освобождение от уплаты налогов в тече-

ние десяти лет, свободная покупка строительного леса, ремесленные привилегии и другое.

Кроме того, это была разумная меркантилистская политика. Князья заселяли страну, в которой после Тридцатилетней войны оставалось мало людей. Они нашли для этого цвет купечества и ремесленничества Франции, владельцев банков и фабрик, специалистов вексельного дела и безналичного денежного оборота - одним словом, класс капиталистов высшей марки, спаянный внешним угнетениехМ и внутренними религиозными нормами поведения — воздержание в потреблении, груд как ежедневное служение богу, видимое благочестие. Опасность, постоянно висевшая над этими меньшинствами, преподнесла урок, пошедший им на пользу: осуществлять денежные операции безналичным путем, держать капитал в движении, вести торговые книги и работать с невидимой сетью кредита. Главными налогами в Пруссии в XVIII веке были городской акциз и сельские контрибуции. Не случайно название обоих налогов французского происхождения. Система также была французской, французскими были и те представители правящей элиты, которые управляли ею.

То, что относилось к гугенотам, распространялось и на многие другие преследуемые религиозные меньшинства в Европе: на меннонитов, «гернгутских братьев» и, разумеется, на евреев52. Они умели обходиться с деньгами в аграрном обществе, в котором господствовал натуральный обмен: религия, жизнь вне сословных рамок, потребность в защите и солидарность превратили их в банкиров. Эта элита финансистов как будто была специально сформирована для того, чтобы заняться несовершенными формами налоговых систем континентальной Европы, улучшить их, сделать более тонкими и предоставить им возможность расти дальше. Ее представители не относились к дворянству, которому князь инстинктивно не доверял. Когда они впадали в немилость, то продолжали и дальше оставаться аутсайдерами. Одним словом, можно было извлекать из них выгоду, не опасаясь попасть в зависимость от них.

Так придворный еврей стал своего рода символом европейского абсолютизма. Во Франции до сих пор, несмотря на все перипетии, существует протестантский банк, а «гернгутские братья» учредили первый ремесленный банк --«Гемайнкредит». Придворный еврей — выходец из кругов торговцев бриллиантами, золотом и серебром, которые в XVII веке походя занимались и банковским делом, а в XVIII столетии оно стало их основным занятием. Во многих случаях он был главным финансовым советником князей, крупнейшим владельцем капитала в стране, им втайне восхищались, ему в открытую льстили и нередко ненавидели. Поэтому над многими из таких советников и банкиров нависала смертельная опасность, когда умирал их покровитель. Искушение было велико для любого преемника, столь же велико оно было и для сословных собраний территории. Ведь придворный банкир и финансист, распоряжавшийся налогами страны, словно личными облигациями, позволяли им избавиться от долгов. В силу этого его обвиняли во взяточничестве, обогащении, алчности. В состоянии необъявленной войны между казной и налогоплательщиками обе стороны, повесив богача и отобрав его состояние, делали себе передышку. Быть откупщиком или придворным евреем оказывалось прибыльным делом, правда и смертельно опасным. Еврей Зюс из Вюртемберга, да и не только он, поплатился головой за свое богатство. Резиденция в стиле барокко в Вюрцбурге была построена на средства конфискованного колоссального состояния Галлу- са Якоба, который достиг высокого положения при архиепископе фон Грайффеклау, а в 1719 году при его преемнике Шёнборне с трудом избежал гибели.

В самом начале XVIII столетия во многих странах стало формироваться административное и чиновничье государство, одновременно с ним крепла и приобретала более рациональные черты налоговая система. Но не столь активно и широко. На территории Европы лоскутный ковер налогов сохранил свой основной узор до начала Великой французской революции. Историк Петер Клаус Хартман, пожалуй лучший знаток европейских налогов XVII века, описывает то, что было характерно для Европы от Бордо до Кёнигсберга: «Виды косвенных налогов и таможенных пошлин в сопоставлявшихся странах были довольно схожими. Что касается косвенных налогов, то речь шла в большинстве случаев о налогах на напитки, продовольственные товары и предметы роскоши. Гербовые сборы взимались, к примеру, во Франции, Англии, Швеции, Дании, Австрийской Чехии, Клеве-Марк-Мёрсе и Курсаксонии. Многим государствам был известен также налог на карты и кости... Своеобразными оказались английский налог на наемные экипажи, кареты и дрожки и австрийский налог на лошадей, равно как и музыкальный сбор в Ганновере и Клеве-Марке».

Налоги, однажды введенные, выносливо долго живут— вплоть до сегодняшнего дня. Своеобразие и необычность XVIII века не должны, однако, заслонить того факта, что в то же самое время был заложен фундамент современного государства. Прежде всего изменилась философия государственного управления, а с ней и государственная деятельность. Демографическая политика дополнялась политикой активного стимулирования экономики. Поощрялось создание государственных предприятий, часто в надежде превратить их в источники доходов. Это удалось, когда в лучшие годы этого столетия была создана Мейсенская фарфоровая мануфактура. Аналогичные попытки оказались неудачными практически со всеми остальными княжескими мануфактурами. В Пруссии государственные предприятия, в основном на нужды гонки вооружений, вырастали на песчаной земле маркграфства, с тем чтобы таким путем сэкономить деньги и создать производственные мощности. Государственная прусская шелковая промышленность пожирала налоги, частная же промышленность в Крёфельде приносила налоги.

Осушение болот и речных пойм, расширение прибрежной полосы за счет осушения берегов, строительство каналов, размещение переселенцев в сельских местностях, сопрягавшееся зачастую с освобождением от уплаты налогов, —все это относилось к тем средствам, с помощью которых современное административное государство раннего периода новой истории намеревалось сделать землю тучной, а государство — богатым. Но костяком княжеских доходов стали все же не налоговая система и не монетная регалия, не речные пошлины и не налог на евреев. Им оставалось владение лесами и доменами. Поэтому даже в XVIII столец княжеские поместья были нередко теми хозяйствам которые хозяйствовали наиболее рационально, внедр ли современные формы севооборота и такие неизвее ные культуры, как картофель и кукуруза, и раньше др тих переводили своих крестьян с барщины, то есть пр. нудительного труда, на заработную плату. Даже еще в начале XIX века, когда промышленность впервые в истории создала основу для широкого экономическое го роста, который питал сам себя, и возникло хорошо организованное денежное хозяйство, княжеские родовые владения оставались фундаментом государственного финансового хозяйства. Они дополнялись хозяйственными предприятиями, которые нередко стоили больше, чем приносили дохода, и налогами, которые были столь же пестрыми, как карта Священной Римской империи германской нации: домашний очаг, печи, души, окна, игральные карты, лотереи, мельницы, книги— буквально все облагалось налогами. Но эта пестрая картина вводит в заблуждение. Основные налоги оставались относительно простыми. Они и должны были быть простыми, чтобы давать большие доходы.

Налога на заработную плату и подоходного налога не существовало. Почти по всей Германии в середине XVIII

столетия главным городским налогом был акциз. Поскольку доходы вряд ли можно было целиком охватить, поскольку основная масса доходов низших слоев населения приходилась на питание и квартиру и по этой причине не подлежала обложению налогом, поскольку территории были небольшими и часто разбросанными, поскольку, кроме того, стремились хорошие деньги удержать в стране, а соседям продавать как можно больше,— современное государство на раннем этапе новой истории изобрело налог, являвшийся по существу внутренней пошлиной, а именно акцизный сбор. Это было попыткой направить поток товаров через определенные узкие места и в них установить «сита», в которых бы собирались пошлины, подобно рыбе в сетях.

Акциз взимался с ввозимых и вывозимых товаров у городских ворот. Это было правилом. Впрочем, имелось и достаточно много исключений. Налогом облагалось то, что поступало в собственную страну, освобождались от налогов товары, заявлявшиеся на вывоз из страны. Не подлежало налогообложению также то, что потреблялось отечественным дворянством или чиновниками квазигородского управления в сельской местности, то есть узким кругом «освобожденных лиц»- Последнее означало, что все они исключались из списка тех, кто должен был платить косвенный на- л0Г — акциз. Каковы были размеры акциза? Какие- либо общие данные были бы неверными. Он взимался по видам товаров без какого-либо научного обоснования, не по стоимости, ставки его колебались от 5 до 25%. Видимо, он стал причиной свертывания не одной торговой операции.

Стены старых немецких городов в XVIII веке уже не выполняли военных функций: ворота стали местом взимания государственных налогов. Поэтому здесь широко процветала контрабанда, которая в те годы была, между прочим, широко распространенной и необходимой для экономики отраслью человеческой деятельности. Ведь перевозка товаров стоила дорого. Плохие дороги создавали большие риски для перевозки грузов. Вероятность разбоя и грабежей на них была велика. По этой причине страхование было весьма дорогостоящим делом. Если к этому добавить еще сборы речного судоходства, важнейший источник доходов на немецких реках, и акциз, то товар скоро оказывался настолько отягощенным повинностями, что товарообменный поток превращался в жалкий ручеек. Вот почему большинство товарных рынков носило местный характер или же существовало в период проведения ярмарок, когда во Франкфурте-на-Майне и Лейпциге дважды в году расцветал свободный рынок.

Но тот товар, который объявлялся «княжеским имуществом», пропускался беспрепятственно через все европейские шлагбаумы. Все, что так или иначе принадлежало двору или его окружению, пользовалось этой привилегией. В результате образовался почти полностью свободный от налогов рынок предметов роскоши, охватывавший книги и стильную мебель, шелковые ткани из Лиона и фарфор Мейсенской мануфактуры.

Англия XVIII столетия оказалась единственной страной, располагавшей обширной и однородной системой налогообложения, в основном косвенных налогов, дополнявшейся высокими местными налогами на содержание бедных. На континенте различные акциз» ные системы существовали до тех пор, пока Великая французская революция не открыла путь к созданию современного, окончательно сформировавшегося, сильного централизованного административного государства— сначала во Франции, а затем и в Германии Немецкие князья должны быть благодарны революционерам за то, что они впервые смогли обложить налогами также и своих знатных кузенов. И лишь только на них самих налоги не распространялись вплоть до 1918 года.

Тем, чем были для города акциз и дополнявшие его системы, для села стала контрибуция — по сути подушный налог, которым не облагались дворянство и ге, кто обладал квазигородским бюргерским правовым статусом, то есть в основном княжеские чиновники. Первоначально контрибуция означала реквизицию (взыскание) и напоминала о временах Тридцатилетней войны. Ее ввели в качестве компенсации за то, что городской житель был обязан предоставлять квартиру княжеским солдатам (тоже особо ненавистная форма налога), а сельский житель — нет. Следует особо отметить, почему происходило именно так. В сельской местности всегда существовала опасность того, что солдаты, в большинстве своем наемники, дезертируют, прихватив денежное содержание. В городе сделать это было труднее. Сельские жители в виде компенсации за постой, который они не предоставляли, должны были поставлять сено и муку. Эти же поставки быстро превратились в денежные поборы, а именно в контрибуцию. И только в начале XIX века, когда Пруссия по примеру Франции и Англии и по велению своей просвещенной администрации перешла к проведению революции сверху, подобно тому как это было в Баварии, Вюртемберге. Саксонии и Вестфальском королевстве, налоговые системы города и деревни были приведены в соответствие между собой. В принципе, но далеко не фактически. Практика еще и сегодня умеет создавать различия.

Современное налоговое и административное государство имело предшественников и прототипов в липе как королевства норманнов в Сицилии, Бургундского королевства XV века, итальянских и фландрских городов-государств, бывших крупными торговыми, банковскими и производственными центрами, так и свобод-

IX имперских городов Германии. Во главе их находи- ® Франкфурт-на-Майне, который называли сере- 6пЯНЪ1М и золотым прииском Священной Римской империи, и Нюрнберг, где богатые финансисты Южной Германии в течение многих столетий, вплоть до Тридцатилетней войны, удерживали свой центр. Немецкие территории, получившие в ходе Реформации и Контр- оеформации моральное оправдание своего существования в качестве стража совести, в то же самое время создали административное и налоговое государство. Катастрофа Тридцатилетней войны не пощадила их.

С того момента руководство перешло к Франции, которая при Людовике XIV и Жане Батисте Кольбере превратилась в самое современное из всех европейских государств, а в области теории меркантилизма — в полностью сформировавшееся машинное государство абсолютизма. В действительности, правда, не удалось сформировать общество таким образом, чтобы оно подчинилось современной государственной идее и администрации. Кольберу пришлось остановиться на полпути. Лишь революция завершила его начинание и грубым рубанком равенства, государства и террора прошлась по всему, что сопротивлялось старому государству. Причинами неудачи Кольбера были живучесть старых правовых отношений и могущества судов, защищавших эти отношения, денежные затруднения короны, которая из любой хозяйственной реформы пыталась сделать лишь новый источник доходов, и войны падкого на славу Короля-солнца, истощавшие силу и капитал Франции. Когда армии во Фландрии во время войны с Англией и имперская армия истекали кровью, монарх вначале послал на поле боя свое столовое серебро, переплавив его в монеты, затем потребовал от французского дворянства последовать его примеру. Это было особым налогом в двойном смысле: прекрасные вазы и сосуды превратились в деньги, кроме того, ни один аристократ не мог впредь превзойти короля блеском и украшением стола.

Налогообложение Франции XVIII столетия не заслуживало названия системы. На страны континента производили впечатление скорее теория, чем практика, скорее методы Кольбера, чем его успехи. Правда, государство в 1759 году имело самые крупные среди европейских государств доходы — 285 миллионов ливров, причем примерно 50% из них взимались в виде прямого налога. Но это порождало множество обид, ненависть и растраты, и главной причиной возникновения революционных настроений были не только долги государства, но и — для бедняков в гораздо большей степени— тяжесть налогового пресса, которую они испытывали. В Англии за счет прямых налогов поступала всего одна четвертая часть государственных доходов, причем они в расчете на душу населения были значительно более скромными. По-иному обстояло дело во Франции. Талья — прямой налог, которым облагалось преимущественно крестьянство, давал меньше, чем в большинстве других европейских стран, потому что он не затрагивал дворянство. Основная масса доходов приходилась на подушный (Capitation) и на подоходный ( Vingti?me) налоги. Поскольку дворянство и духовенство в большинстве своем были освобождены от уплаты прямых доходов, налоги отягощали в основном буржуазию, а еще больше — массу крестьян. Именно они были главными налогоплательщиками, отдававшими государству 10—15% своих валовых доходов.

Во Франции, как и везде в Европе, господствовала мешанина из старых и новых элементов. Сохранялись традиционные обязанности горожан, вроде обязанности предоставлять постой солдатам. Драгуны должны были «растолковать» гугенотам суть истинной католической веры, поэтому «драгонады» пользовались особенно дурной славой: под маской законного расквартирования проводилось организационное ограбление собственных подданных. Стародавним налогом была также обязанность состоятельных людей приобретать оружие и нести ночной дозор. Если же они этого не хотели, то им приходилось платить за то, что это делали другие.

Соляной налог (габель) был крайне ненавистен беднякам. Потребность в соли была тогда намного больше, чем сегодня. Это было время, когда почти каждый выполнял тяжелую физическую работу и, следовательно, по законам физиологии солевой обмен у него был более интенсивным. Мясо можно было консервировать только путем засолки. Коза, корова бедняков, также требовала соли. Корона желала полностью контролировать торговлю солью. Народ защищался, прибегая к массовой контрабанде. Ею занимались банды, кото-

ые «по совместительству» прибегали также и к грабежам Между бедняками и жандармами на этой почве велась малая война, никогда не имевшая остановок, перемирий или мира.

В повседневной жизни абсолютистское государство не было столь сильным, как это изображалось теорией его друзей и критикой его противников. До революции администрации Франции так и не удалось создать единую экономическую и налоговую территорию. Только центральные провинции находились в управлении пяти крупных налоговых откупщиков (Cinque grosses fermes). Окраинные же провинции (например, завоеванный лишь в XVII столетии Эльзас или французская Фландрия) вплоть до самой революции оставались вне налоговой системы. Они считались заграницей.

Серебро, из которого состояла основная масса монет, было тем же самым благородным металлом, из которого изготовлялась столовая посуда аристократии. Вряд ли какое государство той эпохи прошло мимо этого источника налогов. Применялись принудительные сборы, распространявшиеся на все серебро, использовались особый и чрезвычайные налоги, взимавшиеся со всего серебра, и встречались также налоги на обработку серебра. Причиной был не только ненасытный аппетит казны. Существовала необходимость поддерживать обращение монет в стране, а для этого следовало облагать высокими налогами обработанное серебро. Так было во Франции, и следы этого можно обнаружить на любом кусочке старого французского серебра. В сыром виде на любой кусок ставилось клеймо ювелира и цеха, к тому — клеймо откупщика. Готовая тарелка или ложка не могли поступать в продажу без того, чтобы на них не стояло квитанционное клеймо откупщика, который специально для этого содержал целую армию надсмотрщиков. Нарушения сурово, Даже жестоко наказывались, вплоть до уничтожения °снов гражданского существования.

Серебро еще сегодня напоминает нам о том, как тесно в старой Европе переплелись между собой управление и налоги, деньги и экономика, цеховые корпорации и государство. Великая французская революция разрушила эти взаимосвязи, она окунула в современ- ость не только Францию, но и всю остальную Европу. Днако эта рационализация была весьма болезненным Сатирическая гравюра на тему подушной подати времен правления Людовика XIV, 1709 год. Народ охотно платит умеренные налоги и с радостью вносит свои деньги в королевскую казну процессом, своего рода родовыми схватками современности.

Если же посмотреть, как соотносится революция со

рЫм административным и налоговым государевом, то следует отметить, что она его не разрушила, ° сделала его более упорядоченным и рациональным. Собственно говоря, она довела до логического конца то дело, начало которому положил сборщик налогов десять поколений тому назад. С той поры государство стало сильным, как никогда. Европейский абсолютизм находится в таком же отношении к современному административному и налоговому государству, как Вюрцбургская резиденция архиепископов к небоскребу финансового ведомства из стекла и бетона, который оснащен современной электронной вычислительной техникой и от внимания которого не может ускользнуть ни один налогоплательщик.

БИБЛИОГРАФИЯ И ПРИМЕЧАНИЯ ^

J.F Bosher. “French finances 1770— 1795. From business to bureaucracy” Cambridge, 1970.

Daniel Dessert. ‘‘Argent, pouvoir et soci?t? au Grand Si?cle” Paris, 1984.

Yves Durand. “Les femiers g?n?raux au 18e s,” Paris, 1970.

Peter C. Hartmann. “Das Steuersystem der europ?ischen Staaten am Ende des Ancien R?gime” M?nchen, 1979.

E. Klein. “Geschichte der ?ffentlichen Finanzen in Deutschland, 1500—1870” Wiesbaden, 1974.

Marcel Marion. “L’imp?t sur le revenu au 18e s.’' 1901.

1910^аГСе^ ^ar*on- ^es imp?ts directs sous L’Ancien R?gime'*

J930^ Sauer “Finanzgesch?fte der Landgrafen von Hessen” Kassel,

гЬр«^егп.ег Sombart. “Der moderne Kapitalismus”, 2 Bde. M?n- Chen/Leipztg, 1916— 1917.

<< | >>
Источник: Ланин Б.Е.. ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ С ДЕСЯТИНЫ: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б.Е. Ланина.—М.: Прогресс.— 408 с.. 1992

Еще по теме ГОЛОДНАЯ КАЗНА — СЛАБОЕ ГОСУДАРСТВО:

  1. T?hnuifiniJi? п? Li? г ФИНАНСОВЫЕ РЫНКИ №41(134)'2009 Вечно голодная стая
  2. Сервисные функции АИС «Казна»
  3. Технология автоматизированного учета доходов (система «Казна»)
  4. Слабое и запоздалое восстановление
  5. Слабое восстановление (1980-1985 годы)
  6. А1. Статистическая информация, указывающая на слабое развитие предпринимательства в Шанхае
  7. Экономическая политика государства: основы формирования. Функции государства в рыночной экономике
  8. Экономические функции государства Рынок и государство: необходимость государственного вмешательства в экономику
  9. 12.1. Государство как субъект экономики Роль государства в альтернативных экономических системах.
  10. Тема 12. ГОСУДАРСТВО В НАЦИОНАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКЕ. ФИСКАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА И ГОСУДАРСТВЕННЫЙ БЮДЖЕТ. ДЕНЬГИ И ДЕНЕЖНО-КРЕДИТНАЯ ПОЛИТИКА ГОСУДАРСТВА
  11. Государство и экономика. Экономическая политика государства. Типы, формы, основные направления и методы экономической политики
  12. КРЕДИТНАЯ ПОЛИТИКА ГОСУДАРСТВА И БАНКОВСКОГО СЕКТОРА В РАЗНЫХ ФАЗАХ ЭКОНОМИЧЕСКОГО ЦИКЛА. Кредитная политика государства и банковского сектора в период рецессии национальной экономики РФ в период 2008 - 2009 гг.
  13. Кредитная политика государства и коммерческих банков в фазе подъема национальной экономики. Факторы, способствующие изменению кредитной политики государства в фазе подъема национальной экономики
- Бюджетная система - Внешнеэкономическая деятельность - Государственное регулирование экономики - Инновационная экономика - Институциональная экономика - Институциональная экономическая теория - Информационные системы в экономике - Информационные технологии в экономике - История мировой экономики - История экономических учений - Кризисная экономика - Логистика - Макроэкономика (учебник) - Математические методы и моделирование в экономике - Международные экономические отношения - Микроэкономика - Мировая экономика - Налоги и налолгообложение - Основы коммерческой деятельности - Отраслевая экономика - Оценочная деятельность - Планирование и контроль на предприятии - Политэкономия - Региональная и национальная экономика - Российская экономика - Системы технологий - Страхование - Товароведение - Торговое дело - Философия экономики - Финансовое планирование и прогнозирование - Ценообразование - Экономика зарубежных стран - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика машиностроения - Экономика общественного сектора - Экономика отраслевых рынков - Экономика полезных ископаемых - Экономика предприятий - Экономика природных ресурсов - Экономика природопользования - Экономика сельского хозяйства - Экономика таможенного дел - Экономика транспорта - Экономика труда - Экономика туризма - Экономическая история - Экономическая публицистика - Экономическая социология - Экономическая статистика - Экономическая теория - Экономический анализ - Эффективность производства -