1.4. Социоэкономические и социокультурные реформы в России и в Германии

Поэтому на этапе исследования, проводимого в трансформиру­ющемся, нестабильном обществе, ставились и анализировались про­блемы выбора и действия, которые предпринимали индивиды, осо­бенно на социокультурном и политическом уровнях.

После объединения Западной и Восточной Германии в 1990 г. на первый план вышла проблема соотношения их социокультурного и политического аспектов.

Солидарность немцев подверглась нешуточному испытанию -то, что казалось лишь отдаленной перспективой, вдруг свершилось в одночасье, и когда спала первая волна энтузиазма, стало ясно, что слияние воедино двух столь разных частей одной нации происходит далеко не так, как предполагалось. Выяснилось, что невозможно в одночасье изменить ту идентичность, которая создавалась в Вос­точной Германии четыре последних десятилетия.

Современные научные дебаты и политические дискуссии в Гер­мании фокусируются именно на осознании различий, нежели сходст-

2. Россия и Германия

33

ва: много говорят о "стене в сознании", о "ментальном барьере" между Западом и Востоком.

После воссоединения Германии особенно сильно оживилась дис­куссия об "идентичности" ФРГ. Возникшее в процессе дискуссии по­нятие "ментального барьера" в его социолого-психологическом ас­пекте четко указывали на проблему культурного сближения двух Германий. Эта проблема стала серьезным вызовом устоявшимся по­литическим и экономическим структурам ФРГ. С самого начала, т.е. приблизительно с 1989 года, в центре дискуссии стоял вопрос о соци­окультурной и исторической интерпретации недавнего прошлого, и прежде всего в той части, которая касалась государственно-репрес­сивной системы, существовавшей в ГДР.

С 1995 года новую силу обрела общественная дискуссия отно­сительно нацистского прошлого Германии. Значимыми события­ми в связи с этим стали выставка "Преступления вермахта", орга­низованная Гамбургским институтом социальных исследований (1996), книга американского историка Даниэля Гольдхагена "До­бровольные подручные Гитлера" и длительный спор в прессе от­носительно сооружения памятника жертвам Холокоста в центре Берлина.

Восточная Германия, попав в мощный поток современных миро­вых процессов, встала перед необходимостью экономически и мен­тально встроиться в новые условия. Для этого стали необходимы пол­ный пересмотр устоявшихся стереотипов и структур повседневности. Не удивительно поэтому, что старые социальные связи распадаются, что у многих растет чувство отчуждения, потери корней и дезориен­тации. Это своего рода "шок адекватности", когда человек в кратчай­шие сроки должен найти себя в кардинально иных условиях.

В 2000 году лишь 20% жителей новых земель ФРГ чувствовали себя в качестве "федеральных граждан", т.е. немцами вообще. Чув­ства, охватившие многих "осей" - жителей бывшей ГДР, прекрасно продемонстрировали итоги последних выборов в парламент ФРГ -бундестаг, когда округа, где победу одержали левые силы (Социал-демократы и ПДС, наследница СЕПГ), в сумме практически полно­стью совпали с очертаниями бывшей ГДР.

Наиболее сильный шок для восточных немцев произошел в сфе­ре социального обеспечения. Здесь после 1990 года столкнулись две полярные концепции: в то время как западные немцы не были склонны ждать милостей от государства, восточный немец оставал­ся в своих социальных ожиданиях жестко фиксированным прежде всего и исключительно на помощь государственных структур. В этом отношении ГДР была своего рода "диктатурой всепроника­ющей заботы" ("Fursorgediktatur"). Однако чрезмерное развитие механизмов социальной подстраховки привело в конечном итоге к перенапряжению экономики, и стало одной из причин фактическо­го краха экономической системы ГДР.

34 М-

Из-за прошлых достоинств ГДР в новых условиях возникли серьезные проблемы. Так, в Восточной Германии почти 80% жен­щин были заняты на производстве. Это автоматически повышало их общественный статус, хотя и возлагало на них, в условиях дефицит­ной экономики и неразвитости сферы услуг, двойную нагрузку. Пос­ле краха системы социального обеспечения и начала коренных пре­образований в экономике бывшей ГДР именно женщины первыми попали под удар сокращений и увольнений.

Значительные изменения претерпевает и демографическая си­туация. Многие молодые женщины сознательно отказываются заво­дить потомство, аргументируя решение "неуверенностью в завтраш­нем дне". Если в 1989 году в ГДР было зарегистрировано почти 200 тыс. рождений, то в 1994 году - только 79 тыс. (без Западного Берлина). Кроме того, закрылось, прежде всего по финансовым со­ображениям, большое количество детских садов и яслей, которые прежде обеспечивали практически полный контроль за подрастаю­щим поколением.

Главная слабость восточных земель до сих пор так и не пре­одолена - эффективность восточногерманского производства в 2002 году составляла только 60% от западногерманского уровня. На долю востока с его 20% населения приходилось только 6% объема промышленного производства и 11% валового внутренне­го продукта, что имеет глубокие исторические корни. Средняя за­работная плата составляла только 75% зарплаты на западе. С уче­том уровня эффективности производства рабочая сила здесь обхо­дится дороже.

Свою роль фактор менталитета большинства населения играет и в сфере предпринимательства. По данным Института германской экономики, только примерно около 500 тыс. восточных немцев можно с полным правом отнести к разряду предпринимателей, при этом из 700 восточногерманских фирм только 10-15% можно отне­сти к действительно успешным предприятиям. В общей сложности они обеспечивают работой около 3 млн человек. Многие восточные немцы, так или иначе, продолжают ждать импульсов извне. Средний класс восточных немцев развит значительно слабее западногерман­ского образца.

Сейчас в Германии очень часто говорят о "стене в головах людей", о существенных различиях в поведении, в стремлениях, в ценностных ориентациях, в представлении западных и восточных немцев о том, как должна функционировать общественная систе­ма. Коммунистическая система предлагала в качестве объекта самоидентификации международное коммунистическое братство, принадлежность к которому рождало чувство гордости за мощь и величие этого братства. Однако именно эта гордость, прида­вавшая самоидентификацию нации, вдруг лишилась почвы под ногами.

2* 35

⁴ Поэтому в поисках компенсаторных механизмов она обращает­ся к национально-государственным символам, что выражается, на­пример, в нарциссической "ностальгии", столь распространенной сейчас в новых землях ФРГ. Вопрос отношения друг к другу восточ­ных и западных немцев крайне важен. Результаты социологических, социокультурных и социолого-психологических исследований четко показывают, что сорок пять лет экономического и культурно-поли­тического разделения превратили их в практических полностью чу­ждых друг другу людей.

Это отчуждение, суть которого метко схвачена в понятии "мен­тального барьера", обосновано прежде всего преобладанием раз­личных доминант в структурах западного и восточного социального характера.

На западе преобладал маркетингово-ориентированный, а на востоке - авторитарно-патерналистский социальный характер. Раз­личие этих характеров выражается как в семейной и социальной жизни, так и в уровне и содержании самооценки, в ценностных пред­почтениях, в отношении к работе, досугу, деньгам и т.д. Все это и оп­ределяло ситуацию, в результате которой восточный или западный немец воспринимал своего соотечественника по ту сторону германо-германской границы в качестве этнически чуждого, несмотря на об­щий язык и общую в целом культуру.

Такое положение продолжает сохраняться и сейчас. Современ­ные новообразованные в немецком языке понятия "осей" и "весси" ("Ossi" и "Wessi") являются в целом одним из признаков обществен­ной неспособности говорить о немцах вообще, а не о конкретном "типе" немца.

Таким образом, при помощи своего рода социокультурной сте-реотипизации и психолого-этнических обобщений делается попыт­ка сохранить дистанцию от этнически чуждого человека.

В целом же различия между западными и восточными немцами опираются прежде всего на разницу в ориентациях социальных хара­ктеров (клише и предрассудки западных и восточных немцев были изучены в специальном исследовании "Образы в зеркале. Что вос­точные и западные немцы рассказывают друг о друге", проведенном тюбингенским Институтом эмпирической культурологии имени Людвига Уланда в 1995 году). Было доказано, что люди, живущие в условиях авторитарно-патерналистской системы, испытывают силь­ную привязанность к своей общественной группе и проявляют ярко выраженную тенденцию к восприятию тех, кто не принадлежит к

36

его группе, в качестве "несимпатичных" и "чужих". Все те атрибуты престижа, которыми располагают западные немцы (машины, дома, одежда и т.д.), воспринимаются авторитарно ориентированными восточными немцами не как показатели успеха, а как признаки чу­жого, дерзкого, асоциального, извращенного образа жизни. Отно­шение западных немцев к деньгам ("Geld", "Kohle") как к одному из важнейших атрибутов жизни, помогающих справляться с большин­ством возникающих проблем, также вызывает на востоке Германии реакцию активного отторжения.

В социокультурном плане западные немцы имеют следующий менталитет: они убеждены, что люди, выросшие под знаком марке-тингово-ориентированного социального характера, должны быть гибкими, мобильными, современными, активными, привлекатель­ными, уверенными в себе, эффектными, достигать успеха, умными, открытыми, толерантными, целеустремленными и полными жизни, хладнокровными, предсказуемыми.

В целом же среди западных немцев широко распространено мнение, что их соотечественники с востока "многого не знают, мно­гого не понимают. Создается впечатление, что они в растерянности стоят перед целой горой ранее неизвестных им нововведений и про­блем, обычных для нас... Они как маленькие дети...".

Отсюда можно сделать вывод о том, что в социокультурном пла­не восточные немцы намного ближе россиянам, чем западным нем­цам. Это касается также не только социокультурных компонентов, но и других, особенно социолого-управленческих форм развития предпринимательства.

К большому сожалению, в России, спустя более десяти лет после реформ по схеме "шоковой терапии", не заработали механизмы раз­вития и адаптации крупных акционерных обществ, сыгравших в дру­гих рыночных системах, в частности, в ФРГ, ключевую роль в об­щем хозяйственном росте. Повсеместно возникший в ходе россий­ской чековой приватизации инсайдерский контроль над фирмами стал одной из причин вялого инвестирования в "реальный сектор" и препятствием для выполнения вновь созданными финансовыми ин­ститутами функций, присущих их аналогам в германской модели корпоративного управления предпринимательством.

Поэтому при поиске эффективной российской модели важны понимание сравнительных преимуществ опыта стран с развитым

37

рыночным хозяйством и соотнесение их с отечественной специфи­кой отношений собственности и контроля при переходе к рынку. Проблема усложняется необходимостью параллельного учета за­метных различий стран с переходной экономикой в методах и тем­пах решения схожих задач.

В этом отношении большой научный интерес вызывает более узкая проблема - корпоративный менеджмент, на который мы и хо­тели бы обратить свое пристальное внимание в дальнейшем.

Однако совершенно очевидно, что совершенно непродуктивно точно копировать какую-либо зарубежную модель корпоративного управления или схему, оправдавшую себя в иных национальных ус­ловиях перехода к рынку.