VI. Соглашение о ренте — феодализм ипотребительная ценность
Такое разнообразие в значениях термина «собственность» (как и термина «свобода») является результатом столетий эволюции права, и, следовательно, мы можем ожидать какой-либо видимости порядка только в том случае, если расположим эти значения в исторической последовательности и рассмотрим различные источники их возникновения. Исследование, представленное в последующих главах, предложит два источника современных значений. Первый — это королевская прерогатива, второй — это общее право. Оба эти начала развивались совместно и фактически неотделимы друг от друга. Королевская прерогатива происходит из завоевания, общее право — из убеждений и обычаев народа. Но все эти обычаи и убеждения истолковывались королевскими судьями и вводились в действие опять же королевскими исполнителями. Вильгельм Завоеватель, как и его правоведы, не проводили различия
1 Ely.
Property and Contract. 1914. P. 855; также см.: Bouvier. Op. cit. 2750.235
Джон Р. Коммонс. правовые основания капитализма
между королевской собственностью и королевским суверенитетом2. И то и другое было скорее «владением», но не «собственностью». Вильгельм был королем и землевладельцем. Земля принадлежала ему по праву завоевания, а население являлось его подданными. Таким образом, собственность и суверенность были одним и тем же, поскольку и то и другое было не чем иным, как властью над вещами и лицами.
Подобное понимание владения и господства преобладало и среди свободных людей, на всех ступенях феодальной лестницы. Мы говорили о примитивном понятии собственности как исключительного владения вещами для их использования и применения владельцем. Но это «использование и применение» были чем-то большим, нежели просто материальное владение вещью. Они были контролем над поведением подчиненных лиц. Собственность была господством на основании владения3. Она была личным отношением приказания и подчинения. «В средневековой Англии можно было называть человека "господином" скота или другого движимого имущества»4, и даже Блэкстоун в свое время мог определять собственность как «единоличное и деспотическое господство над внешними вещами мира, на которое притязает человек и которое полностью исключает права на них всех остальных индивидов во Вселенной»5.
Но в этот ранний период «единоличное и деспотическое господство» было не просто господством над вещами, оно было реальным господством над частью или над всем человеческим поведением. Земля, сервы, вилланы — все это шло вместе. Контроль над ними распределялся по восходящей шкале: от низшего из свободных до самого короля. Любой свободный человек был одновременно «владельцем» и «господином» тех услуг, которые входили в его долю личных услуг других людей, и эти личные услуги предоставлялись в форме физических продуктов6. Примитивный ум с трудом мог воспринять что-либо, кроме физических объектов и индивидуальных лиц, и, безусловно, это было не чем иным, как отражением фактов.
В век насилия правила воля могущественных индивидов; в век крепостничества физический контроль над лицами. 2 Maitland E W. Domesday Book and Beyond. 1907. P. 102, 168,169; Holds-worth W.S. A History of English Law. 1903. Vol. 1. P. 10; Vol. 3. P. 354; Jenks E. Short History of English Law. P. 26.
3 Pollock, Maitland. History of English Law. 1911. Vol. 1. P. 149. Авторы подчеркивают, что средневековый человек имел дело только с физическим владением вещами и с трудом бы понял позднейшее определение собственности, не предполагающее физического владения.
4 Ibid. Vol. II. P. 4.
5 2 Bla. Com. 2.
6 Pollock, Maitland. Op. cit. Vol. 2. P. 145,148,181.
236
VI. СОГЛАШЕНИЕ О РЕНТЕ —ФЕОДАЛИЗМ И ПОТРЕБИТЕЛЬНАЯ ЦЕННОСТЬ
был едва ли отличим от исключительного владения землей и движимым имуществом. Тогда еще не существовало денежной экономики, при помощи которой рента могла бы быть обращена в цену, а личная свобода работника, благодаря которой господство над лицами можно было бы отличить от господства над вещами, либо вовсе отсутствовала, либо была незначительной. Кроме того, не было устойчивого правительства, которое обеспечивало бы автоматическое исполнение договоров, такого, чтобы не приходилось прибегать к личному воздействию для получения своей собственности, но все происходило бы на основании только права кредитора и обязанности должника. Благодаря этим позднейшим реформам более практичная концепция владения вещами для их использования и употребления владельцем стала отличаться от более социальной концепции власти на основе принуждения и подчинения. Однако в обоих случаях, говорим ли мы о личных услугах или физических продуктах, доминирующим фактом феодализма и рентного соглашения была потребительная, а не меновая ценность.
Спустя семь столетий после норманнского завоевания Блэкстоун определил «прерогативу» как «особое преимущество, которым король обладает перед всеми и над всеми другими лицами, находящееся вне регулярного пространства общего права и обязанное исключительно его королевскому достоинству»7.
Но в XI в. общее право, т.е. право, общее для всех свободных людей, происходящее из их обычаев и защищающее их собственность и свободу, было неизвестно. Существовали местные обычаи и местные юрисдикции, но еще не было общего права, которое обладало бы силой, достаточной для того, чтобы ограничить королевскую прерогативу, сделав ее, таким образом, отклонением от «обычного порядка». Прерогатива была источником власти. Частично она проявлялась в пожаловании королем своих верховных полномочий и иммунитетов подданным, а частично — в осуществлении королем своей власти через своих доверенных лиц. Выше мы уже представили две основные формы, в которых король жаловал экономические привилегии: пожалование земель и пожалование тех лицензий, или «вольностей», которые позже стали лицензиями на ведение торговли и на создание корпораций. Главная экономическая прерогатива, которую сохранил (или пытался сохранить) король, — это сбор налогов и чеканка монеты.Пожалования земель и лицензий на ведение торговли и на создание корпораций отличались, хотя и не слишком сильно, в том, что касается условий, на которых происходило пожалование. Каждое из них даровалось (или продавалось) королем своим подданным индивидуально, на основании некоего подобия частного соглашения. Король мог продавать
71 Bla. 239. Ср.: Chitty J. Prerogatives of the Crown. 1820.
237
Джон Р. Коммонс. правовые основания капитализма
привилегии и лицензии точно так же, как он мог продавать королевские земли8. Каждое пожалование несло в себе обещание верховных полномочий и иммунитетов. Власть была обещанием, что королевские суды и исполнители в случае необходимости не допустят других лиц на эти земли или рынки, наделяя, таким образом, пожалованное лицо экономической властью устанавливать размер ренты и цен. Иммунитеты были обещанием, что королевские суды и исполнители не будут вмешиваться в осуществление этой власти пожалованным лицом. Каждое пожалование также подразумевало (явно или неявно) возмещение в виде лояльности и службы королю, причем условия этого возмещения могли изменяться произвольно, так как король не мог быть судим своим же судом.
Соответственно подданный не имел никакого гарантированного права ни на земли, ни на свободы, поскольку монарх мог употребить свою власть для того, чтобы отобрать их или произвольно изменить условия соглашения. Поэтому они были обещаниями, а не правами на собственность. Бароны в Великой Хартии вольностей осуществили коллективную попытку превратить эти обещания в права. Подняв восстание, они вынудили короля Иоанна признать, что ни один свободный человек «не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен фригольда, свобод или права на сбор налогов... иначе как по законному приговору равных его и по закону Страны». Бароны образовали собственный постоянный совет, власть которого, как они планировали, должна была превысить власть короля, чтобы иметь возможность принимать решения и действовать против него в случае, если он нарушит договор. На это король также согласился. Дело каждого, кто предъявлял права на землю или на свободы, должно было рассматриваться не доверенными лицами короля, но равными истцу; кроме того, постоянный совет баронов и их преемников должен был обладать собственным войском, чтобы, в случае, если король откажется от своего обещания, иметь возможность захватить любую из его земель и удерживать ее вплоть до получения возмещения за нарушение обязательств9.
Известно, что эта грубая попытка превратить посредством коллективных действий королевскую прерогативу в права собственности была неудачной. Королевская прерогатива обретала все большую силу и расширялась, пока не достигла своего пика в системе абсолютной монархии Генриха VIII и Елизаветы.
В то же самое время наряду с королевской прерогативой развивалось и общее право, т.е. право свободных людей (но не крепостных) на частную собственность и личную свободу. Раннее (до норманнского за-
8 См. главу III, с. 60.
9 McKechnie. Magna Carta. P. 467; см. с. 60. .
238
VI. соглашение о ренте—феодализм и потребительная ценность
воевания) английское право формулировалось на народных собраниях свободных людей, которые часто проводили собрания на уровне своего графства.
Не записывая законы, они полагались на память и живую традицию обычая, решая дела, касавшиеся в основном физического нападения, причинения вреда и воровства. Собрания были одновременно законодательными, исполнительными и судебными органами, и в самой юридической процедуре невозможно было вычленить функции судьи, присяжных, свидетеля и адвоката.Норманнское завоевание низвело большинство свободных англосаксов до положения арендаторов и крепостных у завоевателей, которые упразднили их народные собрания и заменили их встречами землевладельца с арендаторами, поскольку владение землей на правах арендатора или субарендатора короля подразумевало уголовную и гражданскую юрисдикцию: землевладелец мог отправлять правосудие и выносить решения по спорам между арендаторами. Аренда была неотделима от управления: каждый лен, или владение, был одновременно сельскохозяйственной и административной единицей. Поместье с его различного уровня арендаторами фригольдов и копигольдов, как и рабовладельческая плантация, являлось как экономической единицей, действующим сельскохозяйственным предприятием, так и административной единицей, центральной властью с ее вспомогательным аппаратом. Но феодальное поместье отличалось от рабовладельческой плантации тем, что свободные арендаторы имели некоторые традиционные права, нередко восходившие к предшествующей завоеванию эпохе, хотя чаще всего они обладали правами по договору, предполагавшему, что одна сторона обладает правом на службу, а другая — на защиту, причем это стало обычаем после завоевания. Определение этих прав осуществлялось частным судом господ (начиная от короля и до самой низшей ступени), каждый из которых непосредственно управлял своими арендаторами. Феодальные поместья были ограниченными сельскохозяйственными монархиями, тогда как рабовладельческая плантация была абсолютной сельскохозяйственной монархией.
Только во второй половине XII в. король Генрих II направил в графства для отправления правосудия своих разъездных судей. Эти судьи привлекали к своей работе некоторых из свободных людей, и именно так возник институт присяжных заседателей. Таким образом, его возникновение связано не с народными обычаями, как считалось ранее, но с распоряжением короля, приказавшего, чтобы его судьям оказывалась помощь при определении как местных обычаев, так и прав, на которые на основании этих обычаев претендовали индивиды. Присяжные свидетельствовали как о принятых в данной местности обычаях, так и о собственности и притязаниях индивидов, а также о совершенных ими
239
Джон Р. Коммонс. правовые основания капитализма
нападениях и причиненном ими вреде10. Им задавались вопросы, относящиеся как к праву, так и к фактической стороне конкретного дела. Позднее, когда королевские судьи стали защищать арендаторов от землевладельцев, они также задавали присяжным вопросы типа: «Каковы обычные арендные ставки и какова практика аренды в этой местности и в этом землевладении?». Поэтому самое важное властное полномочие, которым были наделены королевские судьи, заключалось в том, что они могли принять сторону арендатора против его землевладельца, минуя частный суд последнего, и вынести решение в пользу арендатора на основе сведений, полученных от его соседей11.
Однако эти частные феодальные суды были весьма живучи. Могущественные аристократы оказывали давление на королевские суды общего права. Королевский канцлер начал забирать у них дела и выносить решения по гражданским делам в тех случаях, когда фигурировавшая в них могущественная персона была слишком могущественной для того, чтобы ее дело рассматривалась в местном суде12. Только когда баронские войны XV в. завершились разгромом аристократов и триумфом Генриха VII (1485), король смог подрезать корни их власти, запретив содержать вооруженных слуг. Процесс завершился созданием Звездной палаты и Суда по ходатайствам, которые должны были дополнить гражданскую юрисдикцию Суда лорда-канцлера чрезвычайной гражданской и уголовной юрисдикцией для вызова в суд самых могущественных баронов и последующего вынесения решений по их делам.
Экономическим ядром этой сельскохозяйственной монархии было рентное соглашение. Вся земля Англии представляла собой нисходящие уровни аренды: от короля как единственного владельца через главных арендаторов, субарендаторов, фригольдеров, вплоть до полукрепостных и крепостных арендаторов. Ни на одном из этих уровней не проводилось различия между владением и управлением. Король был землевладельцем и сувереном. То же самое относилось к баронам и их вассалам. Каждый из них был землевладельцем и, в пределах своего имения, сочетал в себе законодательную, исполнительную и верховную судебную власть.
Таким образом, рентное соглашение имело две стороны: экономическую и административную. Первая — это рента, вторая — налоги. Пока что они не различались и принимали форму договора (фактически они и были договором) между вышестоящим и нижестоящим, различаясь, однако, по степеням принуждения, соответствующим фундаментальному делению на «свободное» и «несвободное» держание. Лояльность сюзере-
10 Pollock, Maitland. Op. cit. Vol. 1. P. 138.
"Ibid. P. 147.
12 Holdsworth. Op. cit. Vol. 3. P. 176.
240
VI. соглашение о ренте —феодализм и потребительная ценность
ну была сущностью свободного держания с сопутствующими ему договором и клятвой верности, а также церемонией оммажа13. Присутствие при дворе господина или на объявленном им воинском сборе было обязательным для вассалов. Рыцари, арендаторы-воины, получали землю от своего сюзерена на условии предоставления ему по требованию определенного числа эсквайров, или вооруженных людей. Ниже располагались крепостные, позднее — копигольдеры, арендаторы, занимавшиеся исключительно сельским хозяйством и платившие ренту за пользование господской землей личными услугами и продуктами своего труда. Над всеми ними находился единственный землевладелец и суверен.
Постепенно административная рента стала выделяться из экономической ренты благодаря процессу изменения потребительной ценности в меновую ценность вследствие введения денег. Что касается отношений короля и главных арендаторов, то этот процесс заключался в том, что король запретил им содержать частные вооруженные отряды и создал регулярную королевскую армию, а также в том, что королевские суды переняли от баронских судов прерогативу определять обычную ренту их арендаторов, равно как и решать все остальные вопросы, связанные с гражданским и уголовным правом.
После создания регулярной армии король стал нуждаться в средствах для содержания армии и правительственного аппарата. Эти средства он получал различными способами от главных арендаторов, часто в виде более или менее произвольных платежей, которые могли называться «вспомоществованиями», «благодеяниями», «пособиями», платой за опекунство над младенцами и женщинами, компенсацией по случаю свадьбы или продажи земли и т.д. Было осуществлено множество попыток заменить эти нерегулярные случаи рентного соглашения фиксированными и регулярными денежными выплатами. Одна из таких попыток была предпринята в 1610 г., когда был разработан «Великий контракт», по которому эти нерегулярные платежи выкупались и заменялись наличными. Однако король Иаков затребовал такую денежную арендную плату, которая была неприемлема для землевладельцев14. Наконец, в 1660 г. парламент, контролируемый землевладельцами, постановил упразднить, без выплат компенсации королю, воинское держание; тем не менее вместо него вводился вечный и наследуемый акциз на алкогольные напитки.
Такое упразднение произвольных арендных платежей посредством их монетизации, как верно заметил Блэкстоун, «было большим приобретением для института гражданской собственности этого Королевства,
13 Jenks. Op. cit. P. 32.
14 Ibid. P. 237; Gardiner S.R. History of England. Vol. 2. P. 106; Dowell. Taxation. Vol. 1. P. 187.
241
Джон Р. Коммонс. правовые основания капитализма
чем даже Великая Хартия, потому что если та лишь приглушила бурный рост злоупотреблений, происходивших из воинского держания, и таким образом сохранила его как таковое, то статут короля Карла устранил целое и уничтожил как корни, так и побеги»15.
Несомненно, арендаторы-роялисты эпохи Реставрации этим парламентским актом создали земельную собственность современного типа, поскольку, когда произвольные платежи суверену были заменены денежными налогами, эти люди превратились из арендаторов в собственников и наделили себя «единоличным и деспотическим господством» над внешними вещами, которое составляло суверенитет и собственность.
Таким образом, право частной собственности на землю возникло в результате четырехсотлетней борьбы между сувереном как землевладельцем и его вассалами как арендаторами, борьбы за рентную ценность земли. Коллективное соглашение о ренте (начиная с Великой Хартии вольностей 1215 г. и завершая Реставрацией и ограничением монархии в 1660 г.) обусловило переход господства от суверена к арендатору — благодаря простому механизму превращения ренты, выплачиваемой арендатором монарху, из произвольной и выплачиваемой в виде товаров и услуг в фиксированную и заранее оговоренную, причем в денежном выражении. Частная собственность возникла из рентного соглашения, заключенного коллективно и с указанием денежного характера выплат между главным землевладельцем, королем, и его арендаторами. Обязанность платить определенные налоги наличными деньгами, в сумме, определяемой по договоренности между монархом и представителями налогоплательщиков, заменила не вполне четко определенную обязанность выплачивать ренту товарами и услугами, размер которых определялся главным землевладельцем. Пока король мог произвольно назначать ренту, не важно, в форме услуг или в денежном выражении, он являлся в полном смысле владельцем, равно как и сувереном. Но как только, на основании коллективного договора, рента стала выплачиваться в наличных деньгах, король оказался лишь сувереном, а владельцами стали его арендаторы. Отделение верховной власти от собственности было поэтому не чем иным, как заменой индивидуальных рентных соглашений на коллективное рентное соглашение и сдвигом от потребительной ценности к меновой ценности, таким образом, что деспотическая воля суверена стала регулироваться ежегодными денежными сделками в парламенте, а землевладельцами вместо суверена стали арендаторы. Коллективное рентное соглашение в денежном выражении есть земельный налог; частная собственность — это власть, в терминах потребительной или меновой ценности, остающаяся у землевладельца после уплаты налога.
15 2 Bla. Com. 77. Текст акта см.: Adams, Stephens. Select Documents of English Constitutional History. P. 442.
242
VI. соглашение о ренте —феодализм и потребительная ценность
Конечно, не было необходимости изменять номинальный титул собственности, который в Англии сохранился за королем. Но реальными владельцами земли тем не менее стали арендаторы, поскольку арендная плата — это фиксированные налоги, выраженные в деньгах, а неопределенный остаток, который служит отличительным признаком реальной собственности, поскольку показывает то пространство, где воля владельца свободна, перешел к номинальным арендаторам. Поэтому, выражаясь исторически, налог на землю — это замена физической ренты денежной рентой, причем налоги не являются чем-то таким, что суверен взимает с частной собственности, напротив, сама собственность является независимостью, коллективно изъятой у короля его арендаторами. В результате выраженные в деньгах налоги стали правительственной рентой с земли, а земельная собственность стала подпадать под законы о свободе и безопасности предпринимательской деятельности таким образом, что в конце концов ее, как и недвижимость, стало можно продавать и покупать исходя из ожиданий относительно ее выраженной в деньгах ценности.
Наряду с главными арендаторами и менее могущественными баронами, которые заключали соглашение непосредственно с королем, существовали также и фригольдеры, которые, когда военная служба в течение XIV и XV вв. была заменена на денежную ренту, стали платить эту ренту своему непосредственному господину, а не королю, от военной службы которому их при этом никто не освобождал16. Такая ситуация в конце концов создала йоменов, земледельцев, которые в том, что касается управления, подчинялись только королю (так как только он мог призвать их на военную службу), а экономически подчинялись своему непосредственному господину, которому они выплачивали ренту (услугами, товарами или деньгами). С течением времени их материальное положение ухудшалось, пока не сравнялось с положением копигольдеров. , Наконец, в стране существовали крепостные, впоследствии ставшие копигольдерами; они были заняты преимущественно в сельском хозяйстве и составляли основную массу работников, но не могли при этом обращаться в королевский суд для защиты от произвола со стороны своих господ. В XIV и XV вв. их личная служба господину была частично заменена фиксированной денежной арендной платой. Впрочем, когда в XVI в. землевладельцы, после общего роста цен, стали массово сгонять этих арендаторов с земли и поднимать арендную плату, король учредил новые суды, отличавшиеся от судов, действовавших на основании общего права. Эти суды начали ограничивать землевладельцев, следуя принципу, что «господин не может по своей воле и по своему желанию изменять
I6}enks. Op. cit. P. 33.
243
Джон Р. Коммонс. правовые основания капитализма
обычаи, характерные для земель, входящих в состав конкретного землевладения,., господа обязаны блюсти обычаи поместья и изначальные условия, на которых возникло землевладение»17. Даже и сами обычаи не признавались судьями, если казались им источником принуждения и произвола. Таким образом, общее право постепенно преобразовало право копигольдного держания в право свободного держания, и копигольд-ное держание, так же как и свободное, стало формой собственности на землю, избавившись от характерного для него ранее принудительного труда18. Поэтому, когда Коук в начале XVII в. писал свой труд «Совершенный копигольдер», он с полным на то основанием мог сказать: «Теперь копигольдеры стоят на твердой почве, теперь они уже не испытывают на себе недовольства своего господина, они не дрожат при каждом неожиданном порыве ветра, они едят, пьют и спят в безопасности; теперь все, что от них требуется, — это проявлять заботу о собственной судьбе, тщательно выполняя все обязанности и работы, которые подразумевает их держание и приказывает обычай. Если господин чем-то недоволен, то до этого копигольдеру нет заботы, потому что он знает, что всегда будет защищен и не подвергнется никакой опасности, ибо если гнев хозяина возрастет настолько, что он пожелает изгнать копигольдера, то на этот случай закон снабдил его орудиями для защиты: он может обратиться в суд и возбудить против господина иск из противоправного причинения вреда. Само время оказалось весьма благосклонно к копигольдерам во многих отношениях»19.
Таким образом, суды общего права стали народными судами, защищающими не только свободных, но и зависимых арендаторов от их землевладельцев как в отношении собственности на землю, так и в отношении рентного соглашения. Поэтому в эпоху правления Елизаветы ее знаменитый секретарь и посол сэр Томас Смит описывал Англию как «общее благо» (res publica), а не как «людскую массу», которая служит инструментом воли одного человека. «Республикой, или общим благом, — говорил Смит, — именуется общество, или же общее дело множества свободных людей, собранных вместе и объединенных всеобщим согласием и договоренностями друг с другом, для сбережения самих себя в мире и в войне. Людская масса не может быть названа Республикой только в несобственном смысле слова, поскольку люди объединяются только на какое-то время и ради какого-то дела; когда же дело сделано, каждый, как и раньше, принимает решения отдельно от других. И если бы один человек имел то же, что некоторые из древних римлян (если
17 Holdsworth. Op. cit. Vol. 3. P. 178.
18 Ibid. P. 179.
19 Coke. Compleate Copy-holder. Sect. 9. 1641. Цит. по: Holdsworth. Op. cit. Vol. 3. P. 180.
244
VI. соглашение о ренте —феодализми потребительная ценность
написанное о них есть правда), а именно пять тысяч или десять тысяч невольников, коими он хорошо управляет; будь они поселены в одном городе или распределены по разным деревням, то это ни в коем случае не было бы Республикой, потому что у рабов нет ничего общего с их хозяином, и такое объединение обеспечивает только богатство господина, а не пользу для рабов или невольников... Раб или невольник — это, за исключением самой его жизни и его разума, как бы инструмент господина, такой, как топор, пила, молоток или долото в руках плотника... И даже если один землевладелец обладает множеством таких людей и хорошо к ним относится, они не составляют Республики и не могут так называться. Ведь такое объединение имеет в виду личное богатство землевладельца, и между ним и всеми остальными нет ни сообщества, ни распределения, ни права, ни судебной защиты... По каковой причине, пусть даже у турок и иная система управления, но если турецкий государь (как о нем пишут) рассматривает всех своих подданных как рабов и невольников (и только себя и своих сыновей — как свободных людей), то можно усомниться, является ли турецкая система власти Республикой или Государством или же ее следует трактовать как просто владение неким одним лицом огромным числом рабов и невольников, не имеющих никаких прав, закона и "общего блага", но только неограниченную волю господина и сеньора»20.
Сэр Томас Смит делит «Республику» сельскохозяйственной Англии на четыре класса, три из которых участвуют в жизни государства, а один — нет. Три участвующих класса — это «бароны, или сословие лордов», «рыцари, эсквайры и простые джентльмены», которые «живут праздно, не занимаясь ручным трудом», и «йомены»21.
Йомены «вносят наибольший вклад в "общее благо", или, лучше сказать, больше труда тратят на служение ему, чем все остальные». Это «фермеры», «крестьяне при джентльменах», которые, возделывая землю, «обеспечивают и свое существование, и существование своих господ»22. Они «арендаторы у своих лордов», лучники и пехотинцы, превосходящие всадников, потому что во время войн короли Англии сражаются всегда в их рядах, а не среди всадников, показывая тем самым, «как можно догадаться, в чем, по их мнению, заключается их сила»23.
Наконец, «наше четвертое сословие, или класс», это те, кого древние римляне называли proletarii, т.е. есть лишенные земельной собствен-
20 Smith Th. De Republica Anglorum. 1567. Перепечатано в 1589 г. под заголовком: The Common-Wealth of England. 1906. P. 20, 21.
21 Ibid. P. 31. 22Ibid.P43. . , ,.
23 Ibid. P. 31-47. '
245
Джон Р. Коммонс. правовые основания капитализма
ности работники. Это «поденщики, нищие крестьяне», «низший и негодный разряд людей», «торговцы или лавочники, у которых нет земли, копигольдеры и все ремесленники: портные, башмачники, плотники, каменотесы, каменщики, строители и т.д.». Они «не имеют ни голоса, ни власти в нашей Республике, и они недостойны того, чтобы управлять другими, но лишь того, чтобы ими управляли; однако совершенно пренебрегать ими не следует»24.
Таким образом, во времена Елизаветы общее право, произошедшее из народных обычаев и утвержденное в той мере, в какой это показалось разумным королевским судьям, сформировало сельскохозяйственное «общее благо». Это произошло благодаря лишению баронов их частных судов и армий и их замене на королевские суды общего права, которые обеспечили фермеров собственностью и свободой посредством смены экономического базиса общества: от соглашений в терминах потребительной ценности на соглашения в терминах меновой ценности.
24 Smith Th. De Republica Anglorum. 1567. Перепечатано в 1589 г. под заголовком: The Common-Wealth of England. 1906. Р. 46.
Еще по теме VI. Соглашение о ренте — феодализм ипотребительная ценность:
- VII. Соглашение о цене капитализм и меновая ценность
- Стеклова О.Е. ЦЕННОСТИ-ЦЕЛИ И ЦЕННОСТИ-СРЕДСТВА КАК ФАКТОР ОРГАНИЗАЦИОННОЙ КУЛЬТУРЫ
- Разбитие феодализма в раннее средневековье
- Разложение феодализма 6 позднее гредневековье
- Глава I РАЗВИТИЕ ФЕОДАЛИЗМА В КОРОЛЕВСТВЕ ФРАНКОВ
- Производительные силы феодализма.
- Г л а в а V РАЗВИТИЕ ФЕОДАЛИЗМА В СЛАВЯНСКИХ СТРАНАХ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
- Г л а в а V РАЗВИТИЕ ФЕОДАЛИЗМА В СЛАВЯНСКИХ СТРАНАХ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
- § 1. Основные черты феодализма
- Дискуссионные проблемы политико-экономической характеристики феодализма.
- Ф.Я. ПОЛЯНСКИЙ. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ЗАРУБЕЖНЫХ СТРАН/ ЭПОХА ФЕОДАЛИЗМА, 1954
- ра з д е л 3 О РЕНТЕ ТРУДОМ В ВЕНГРИИ
- § 6. Развитие феодализма в Польше
- РАЗДЕЛ II О РЕНТЕ РАЙОТОВ В ИНДИИ
- 1. ПОТРЕБИТЕЛЬНАЯ ЦЕННОСТЬ И МЕНОВАЯ ЦЕННОСТЬ
- РАЗДЕЛ IV О РЕНТЕ ТРУДОМ В ПОЛЬШЕ
- РАЗДЕЛ VI О РЕНТЕ ТРУДОМ В ГЕРМАНИИ
- § 7. Развитие феодализма и его этапы