<<
>>

Развитие ростовщических операций.

Переходим к ближайшему выяснению экономических функций ссудного капитала, а вместе с тем и источника, из которого получается «рост», или «процент», на ссуженный капитал.

За исходную точку анализа лучше всего взять средневековые товарищества (societas, комменда, бодмерея) оптовых торговцев.

Все они характеризуются тем, что торговые предприятия организуются здесь, целиком или отчасти, на деньги лица, которое само не принимает участия в экспедициях. Пока фактические купцы остаются просто доверенными, служащими этого лица, такое товарищество мало отличается от всякого другого торгового предприятия с достаточно обширным штатом наемных служащих. Различие заключается лишь в способе оплаты служащих, в том, что в торговом товариществе этот епособ приобретает некоторую аналогию с «участием в прибылях предприятия».

Положение изменяется, когда доверенные превращаются в саг мостоятельных купцов, а денежный капиталист просто в их кредитора. Должники не обязаны отчитываться перед ним за то употребление, которое они дали полученной ссуде. Их дело—уплачивать в строго определенные сроки строго определенные суммы за пользование ссуженными деньгами и возвратить основную сумму, когда истечет срок, на который она была кредитована.

Процесс выделения финансовой буржуазии из торговой с замечательной рельефностью выступает в новгородской истории и находит себе выражение в сословно-классовом расчленении новгородского общества. Высшую ступень в нем занимали местные бояре, родственные первоначальному патрициату западно-евро- нейского средневекового города. Уже к XIII веку они перешли от эпизодических торговых операций в широком масштабе к ростовщическим операциям. «Своими операциями они пользовались не для непосредственных торговых операций, а для кредитных оборотов, ссужали ими торговцев или вели торговые дела при посредстве агентов из купцов». Они—«капиталисты-дисконтеры» (Ключевский).

К характеристике размеров их состояний и операций: в 1209 году вече подвергло конфискации—попросту разграбило—все имущество посадника Дмитра Мирошкинича и его братьев и пустило добычу в поголовный раздел; на каждого новгородца досталось по 3 гривны—по 40—60 руб. на наши деньги. Кроме того, в доме Дмитра найдены «доски»,—«векселя» новгородских купцов, на которых значилось ссуженных денег «без числа». Корни подавляющего политического влияния этого слоя понятны. Из него выбирались высшие должностные лица, и он же умел направлять решение веча.

Следующий слой—жить и люди. Как и бояре, они домовладельцы и землевладельцы, зачастую очень крупные. В их руках сосредоточивалась оптовая торговля, занимались они и ростовщическими операциями. Судя по всему, это—позднейшая часть городской аристократии богатства (плутократии), еще не слившаяся с той аристократией богатства и «породы» одновременно, какою были бояре. Высшие должности существовали не для них.

Третий слой, купцы, уже явно носит плебейский отпечаток; в их руках сохраняется «внутренний сбыт, развозка заграничных товаров по остальной России» (М. Н. Покровский). Многие из них вели торговые операции на деньги, ссуженные боярами, или в качестве боярских доверенных людей. Как и первые две группы, купцы еще не порвали отношений с феодальным производством: они—тоже землевладельцы, хотя не такие крупные, и на-ряду с первыми группами упорно отстаивали интересы землевладения. Прибавочный продукт, извлекаемый из деревни, все еще оставался базисом коммерческих операций примитивной новгородской буржуазии, в которой перемешивались черты сенье- ра, купца и ростовщика,—для различных слоев в различных пропорциях.

Все характеристики этих групп заставляют предполагать, что первые две из них—бояре и житьи люди—по своему происхождению теснее связаны; с феодальной усадьбой, а третья—с феодальной деревней. Первичной основой выделения третьей группы, купцов, послужила несомненно торговля ремесленного характера; громадное большинство в ряду поколений не пошло дальше оборотов ремесленного размера.

Знаменательно, что только купцы и разделялись на гильдии, родственные по своим функциям цехам ремесленников. Члены высших гильдий приближались к житьим людям, члены низших гильдий связывали купцов с четвертой группой—с черными людьми: городскими массами, в которых наиболее видную часть составляли ремесленники и которые, как и на Западе, были главной основой военных сил города и главным боевым материалом городской демократии.

Купцы обыкновенно вели за собой эти массы, но боярские клики («торговые» и «банкирские» дома) в большинстве случаев умели направлять в русло своих интересов политические стремления и купцов и черных людей. Конфликты этих рельефно намечающихся классов и групп и сообщают такой интерес внутренней истории и внешним отношениям Новгорода.

Следует отметить, что и в торговых городах Запада городской патрициат с течением времени приобретает черты ростовщической, финансовой буржуазии.

Кредитор ссужает купцам деньги. Купцы покупают на них товары с целью получить прибыль от перепродажи,—и тем самым превращают эти деньги в капитал, именно, в товарный капитал. Перепродавая товар окончательным потребителям, они завершают процесс реализации той стоимости, которую представляет этот товар. Занятые деньги дали им власть над все еще не дошедшим до потребителей, не получившим окончательной реализации чужим трудом, заключающимся в товарах, произведенных, напр., крепостными крестьянами. Ссужая купцов Деньгами, кредитор ссужает их властью над чужим трудом. Полезность, потребительная стоимость ссужаемых денег для купца определяется величиной этой власти. Пусть купец, покупая товары, реализует для их продавца 100 трудовых дней—или, в денежном выражении, 100 рублей. Предположим, что, перепродавая эти товары, он реализует из заключающейся в них стоимости в одном случае еще юо рабочих дней (перепродает товары за 200 руб.), а в другом—200 рабочих дней (перепродает товары за 300 руб.). Потребительная стоимость занятых денег для купца во втором случае вдвое больше, чем в первом.

Поэтому кредитор, наперед учитывая вероятную конъюнктуру, во втором случае имеет возможность выручить за свой товар, за деньги, вдвое большую цену, чем в первом. Эта цена и есть рост, процент. Если в первом случае, при обычных торговых прибылях в 100%, она составляла 25о/о, то во втором случае, при повышении этих прибылей до 200о/о, кредитор имеет шансы настоять на том, чтобы за пользование кредитуемыми деньгами ему уплачивалось 50°/о в год.

Купцу дело представляется в несколько ином виде. Занятые деньги дают ему основу для трудовой деятельности. Прилагая свой труд к купленным товарами, транспортируя их, иногда продолжая и завершая подготовительные к их потреблению производственные процессы — размельчая, перемешивая в составы и т. д.,—купец увеличивает их стоимость, создает новую стоимость, которая служит основным источником торговой прибыли. Торговая прибыль, как он полагает,—вознаграждение за функции купца, за его деятельность. Процент же, который приходится уплачивать кредитору, представляет вычет из этой торговой прибыли, является вознаграждением за голый юридический титул, за простое право собственности на деньги, и не имеет никакого касательства к каким бы то ни было функциям денежного капитала. Купец получает прибыль за свои функции, которыми занятые деньги превращаются в капитал: в стоимость

Курс политической экономии. Т. Г1, в I. ® величина которой возрастает благодаря приложению живого труда. Денежный капиталист не несет никаких функций и получает процент за простое обладание деньгами и за то, что, передав их купцу, он предоставляет последнему возможность превратить их в действующий капитал.

Но отсюда один шаг до представления, что деньгам присуща способность «высиживать деньги», автоматически увеличивать свою стоимость независимо от приложения живого труда. Всякая кредитуемая сумма представляется капиталом уже независимо от того, на что она будет затрачена должником и получит ли вообще производительное применение. Даже деньги, лежащие без всякого употребления, становятся потенциальным капиталом, так как для увеличения их количества от собственника не потребовалось бы никаких действий, кроме отдачи их в ссуду функционирующему капиталисту.

Источником увеличения стоимости— возрастания количества денег—представляется здесь не присвоение чужого труда, не трудовые затраты, а деньги сами по себе, деньги как таковые.

Когда процесс фетишизации общественных отношений достиг этой ступени, все коммерческие исчисления и того купца, который целиком оперирует собственным, а не занятым капиталом, получают новый вид. Пусть покупка товаров обошлась ему в 4.000 руб., а выручка от продажи дала 10.000 руб.; торговая прибыль составит здесь 6.000 руб., или 150°/о на затраченный капитал. Но купец высчитывает выгоды своего торгового оборота иначе. При обычном в данное время уровне процента, он и без всякой торговли получил бы на свой капитал 1.000 руб., или 25%, если бы ссудил эти 4.000 руб. в надежные руки. Следовательно, эту тысячу рублей принесла не его торговая деятельность, а его капитал. Значит, торговая прибыль, вознаграждение за купеческие функции, составляет только 5.000 руб., или 125%, а остальная тысяча есть процент, естественный прирост, которым он обязан единственно тому обстоятельству, что обладал деньгами.

Отделение ссудного капитала от торгового получает здесь совершенно законченный вид и находит выражение в том, что даже капиталист, не прибегающий к ссудам, определенную долю своих барышей относит на счет капитала как потенциально ссудного капитала, и только остальную часть—на счет своей деятельности.

После того, как деньги приобрели способность приносить деньги, превратились в потенциальный капитал, процент совершенно естественно требуется и в тех случаях, когда ссуда вовсе не функционирует у заемщика в качестве капитала. В деньгах ему передается власть над чужим трудом (или над продуктами чужого труда), и этого достаточно для того, чтобы собственник получил в возврат приращенную сумму. Таковы прежде всего случаи продовольственных ссуд в самом узком и суровом значении этих слов. Главная их арена—область мелкого самостоятельного производства, промышленного и земледельческого, которое вынуждается прибегать к ним при всяком затруднении сбыта (ремесленники), при всяком стихийном бедствии (крестьяне и ре- месленники), при всякой продолжительной болезни главного работника, «кормильца» семьи.

С переходом к денежным повинностям, заменяющим натуральные, поле для деятельности розтовщика значительно расширяется. Здесь развиваются ростовщические операции мелкого, ремесленного характера, ростовщик здесь плебей, обыкновенно объединяющий в одном лице и мелкого торговца товарами, и мелкого торговца деньгами; он лишь с большой медленностью и только в исключительных случаях отрешается от натурально-хозяйственных форм ростовщических операций 1).

Мелкие ростовщики не были единственными кредиторами крестьян, нуждавшихся в ссудах. Раньше уже указывалось, как с развитием меновых отношений, та помощь, которую сеньер оказывал в известных случаях зависимому крестьянству, сменялась ростовщическими операциями: иногда она прямо служила орудием закабаления и обезземеления свободных крестьян. Многими десятками тысяч крепостных крестьян и необозримою земельною собственностью наши монастыри, напр., в значительной степени обязаны этому источнику. В XVI веке на монастыри сыпались бесконечные упреки за то, что они не считаются с церковными правилами, отдают деньги в рост, особенно в ссуду крестьянам. «Вассиан Косой изображает их суровыми заимодавцами, которые налагали «лихву на лихву», проценты на проценты, у несостоятельного должника-крестьянина отнимали корову или лошадь, а самого с женой и детьми сгоняли с своей земли или судебным порядком доводили до конечного разорения» (Ключевский). Даже на Стоглавом соборе (половина XVI века) нашли отзвук эти обвинения в «заимоданиях многолихвенных убогим человеком». И характерно, что, когда поднялся вопрос о помощи нищим, убогим и увечным, духовенство дало совет содержать их на государственный счет и на приношения благочестивых людей, о своем же участии в этом деле промолчало. Этим было косвенно подтверждено, что монастыри из благотворительных учреждений превратились в «ссудо-лихвенные конторы».

Но такие ростовщические операции духовных (и светских) сеньеров, при всей своей широте, более близко и непосредственно связаны с эволюцией деревенских отношений, чем с деятельностью городского кредитного капитала. Они дают представление об одном из методов, которые вели к превращению феодала в помещика крепостной эпохи, к расширению владений и власти последнего, они объясняют отчасти, как сеньер мог сделаться крупным денежным капиталистом, но еще не показывают, как этот капиталист превратился в крупного, оптового торговца деньгами. Ростовщические сделки не с жителями деревни, нз с мелким крестьянством, а с владельцами феодальных усадеб, с сеньерами разных степеней, послужили главной ареной для деятельности ростовщического капитала в широком масштабе и для развития его операций в направлении к высшим, чисто денежным формам.

Первоначальные ссуды сеньерам тоже носили характер «продовольственных», или, в более общем выражении, потребительных ссуд, с той только разницей, что здесь дело шло о продовольствии в сеньериально-сословном значении, о высоко квалифицированных потребностях. Нужда в этих ссудах возникала у феодалов в той мере, в какой развивался обмен и вместе с тем разрушалась примитивная простота феодального быта; и возможность удовлетворения этой новой, специфически дворянской нужды создавалась тем же развивающимся обменом: он превращал городской патрициат в торговцев предметами роскоши и приводил к концентрации в их руках крупных денежных состояний, которые были готовы направиться всюду, где ожидалась хорошая прибыль. Естественно, что ростовщическая эксплоатация сельского дворянства его городскими собратьями, постепенно обособляющимися от него, вырастает в разных странах вместе с ростом торговли. В некоторых областях Италии она началась уже в XI веке, во Франции и Англии в два следующих столетия, в северо- восточной России явственно выступает в XV веке.

Наиболее обычная форма ссуды была такая (во Флоренции уже с XI века): сеньер составлял запродажную запись на свое имение и за ссуды передавал ее кредитору. В записи делалась оговорка, что договор расторгается, если должник в определенный срок вручит кредитору такую-то сумму денег,—в нее кроме ссуды включались, конечно, и лихвенные проценты (8, 10, 15, 20,—даже до 35 годовых процентов) 13).

Самая форма таких сделок указывает на их окончательную тенденцию. Ссуды служили здесь ступеньками, по которым шло разорение должника и расширялось землевладение кредитора. Городской патрициат, лишь недавно и не вполне отстранившийся от феодального производства, находил в ростовщичестве метод для возвращения к феодальному производству, для увеличения того феодального прибавочного продукта, который оставался базисом его коммерческих операций. В некоторых областях

Италии ростовщическая эксплоатации послужила тем орудием, посредством которого формирующаяся буржуазия совершенно подчинила себе деревенское дворянство, экспроприировала его земли, принудила его превратиться в наемных военных организаторов. Те ,же самые явления повторились в новгородской и псковской истории 14). Во Франции, Нидерландах, Германии расточительность, поддерживаемая ссудами, повела к быстрому разорению рыцарства (характерно, что в южной Франции уже в ранний период поэзии трубадуров дворянин, терзаемый кредиторами,— одна из самых обычных фигур). Отличие от Италии только в том, что город не имел здесь возможности политически восторжествовать над деревней.

Итак, и эти ростовщические операции, подобно мелкому деревенскому ростовщичеству, еще не выводят нас к выработанным формам торговли деньгами. Ростовщик здесь все еще слишком тесно связан с деревенскими отношениями,—слишком легко и охотно возращается к ним.

Значительный шаг в направлении к чисто кредитным сделкам, т.-е. сделкам, при которых между контрагентами перемещаются только деньги, и ничего больше, раньше всего совершается при наличности одного из следующих двух условий (или обоих одновременно): или в тех случаях, когда кредитор по своему общественному положению исключается из круга тех лиц, которые могут владеть привилегированной, феодальной собственностью; или же в тех случаях, когда должники занимают настолько высокое положение в феодальной иерархии, что не могут быть экспроприированы кредиторами. Из случаев первого рода наиболее ярко запечатлелись в сознании средневекового человека те, когда в роли ростовщиков выступали евреи. Самые обычные из случаев второго рода—те, когда заемщиками являлись сюзерены разных ступеней, светские или духовные. Их кредитоспособность основывалась на функциях (или юридических титулах), неотчуждаемых от их личности, но эта же неотчуждаемость функций и прав — источника тех доходов, на которые рассчитывал кредитор—уже очень рано открывает перед сюзеренами такой чрезвычайно легкий способ разделки с долгами, как банкротство, прекращение платежей.

Различие между случаями первого и второго рода более или менее внешнее. С одной стороны, в областях, где право на принудительный труд вассальных или крепостных крестьян было исключительной привилегией дворянина, христианское исповедание плебея-ростовщика давало ему очень небольшой плюс перед евреем - ростовщиком. С другой стороны, при взыскании долгов о сюзеренов—королей, герцогов, епископов и т. д.,—христианские ростовщики могли опираться лишь на свою финансовую силу, как и евреи: у них не было каких-либо иных способов принуждения к исполнению обязательств г).

Кредитное дело повсюду очень быстро выработало особые формы приспособления к неотчуждаемости имущества заемщиков. Вообще говоря, здесь совершалось то же самое, что наблюдается и в новейшее время, когда, напр., неотчуждаемость крестьянских наделов дает крестьянству лишь мнимую защиту от ростовщической эксплоатации. Во-первых, здесь возникают всевозможные приемы для обхода неотчуждаемости: собственность по-прежнему юридически числится за старым номинальным собственником, но доходы от нее в возрастающей мере достаются ростовщику. Во-вторых, необходимость изобретать эти обходы и возрастающий вследствие этого риск приводят к тому, что нормальный, коммерческий, определяемый общими условиями денежного рынка кредит становится недоступным для элементов, огражденных неотчуждаемостью, и что они безнадежно запутываются в сетях самого варварского ростовщичества.

В ослабленной степени, но те же явления имели место и в случаях, когда кредит предоставлялся верхушкам феодального сословия. Эти явления представляют значительный интерес между прочим по той причине, что здесь мы наблюдаем переход от средневековых, по-феодальному беспомощных форм финансового управления к новейшим, более совершенным. В самих словах: «феодализм» и «финансовое управление»,—т.-е. система, оперирующая не натуральными, а денежными сборами,—заключается внутреннее противоречие. Исторически оно выражалось в полной неспособности господствующих феодальных элементов создать сколько- нибудь удовлетворительный фискальный аппарат и в «неуменьи считать», т.-е. соразмерять свои расходы с доходами. Постоянные дефициты покрывались кредитными операциями, т.-е. попросту займами, и уплата займов гарантировалась отдачею разных доходных статей в распоряжение кредиторов. Таким образом кредитор сюзерена выступал в роли откупщика; кредитуемая сумма превращалась в оплату за те сборы с подданных, которые на определенный срок передавались, продавались им сюзереном; а процент, рост выступал здесь в форме торговой прибыли от этой торговой сделки.

Зародыши подобных отношений сложились в помести рядовых феодалов. Дворянство отвлекаемое от деревни государственной и придворной службой, передавало поместье в полное и фактически безотчетное заведывание своих управляющих. Они были обязаны только ежегодно уплачивать владельцу определенную денежную сумму; а как добывалась эта сумма, во что обходилось ее выколачивание зависимому крестьянству и сколько при этом оставалось у подобного управляющего-откупщика нисколько не интересовало владельца: ему важно было только снять с себя все бремя управления. Особенное распространение получили такие отношение во Франции.

Исторически ростовщик был первым министром финансов. Его деятельность падает на эпоху, когда совершался переход от феодальных форм политических связей к централизованному государству нового времени. Не сюзерен, выросший в натурально-хо- зяйственных отношениях феодализма, а ростовщик, развившийся в торговле и на торговле деньгами, был как нельзя более призван к тому, чтобы организовать фискальную часть зарождающегося государства. Он ссужал сюзерену наличные деньги,—и уже сам организовывал тот аппарат, который должен был выколачивать деньги из подданных (или—при натуральных повинностях—продукты, которые потом превращались в деньги) х). Римская церковь, самая мощная и богатая политическая организация средних веков, уже с первой половины XIII столетия усвоила такую организацию фискального дела. Первоначально в роли папских сборщиков чаще всего выступали Тамплиеры; впоследствии, когда французские короли, желая прибрать к своим рукам имущество ордена, добились его уничтожения будто бы за покровительство ересям, крупные торговые дома Италии взяли на себя сбор и передачу папских денег. Папскими откупщиками были сначала купцы из Лукки, Пистои, Сиены. В XV веке все они были оттеснены флорентийской фирмой знаменитых Медичи, которые на протяжении почти двух веков оставались крупнейшими финансистами и увеличили свое состояние до колоссальных размеров в значительной степени благодаря операциям с папскими сборами.

С XIII столетия северо-итальянские купцы появляются в качестве финансистов - организаторов во всех странах Европы: в Англии и во Франции, в Нидерландах и в Германии. Откуп мало-по-малу сделался господствующей системой финансового управления. За определенную сумму денег капиталист получал в свое исключительное заведывание таможенные сборы по известной границе, королевскую десятйну в той или иной провинции, чеканку монеты, торговлю солью и т. д. Ему предоставлялись все доходы, которые он сумеет извлечь из аренды королевских регалий.

Немногие цифры покажут, с каким жаром была использована эта возможность и насколько широки были ростовщические операции по сравнению с размерами тогдашней торговли. В XIV веке общая стоимость ежегодного вывоза из Любека, стоявшего во главе Ганзы, не превышала 3 милл. марок на современные деньги. В том же столетии одна единственная флорентийская фирма (Барди) ссудила английскому королю 8 милл. марок, а другая фирма (Перуччи)—5 милл. марок. В конце XIII столетия общий вывоз шерсти из Англии по стоимости едва ли превышал 2У2 милл. марок в год. В том же столетии у одного парижского ростовщика обороты достигали до 550.000 марок, а у всех «ломбардов», развивавших свою деятельность в Париже, обороты превышали 60 милл. И даже, возвращаясь еще дальше назад, мы встречаем в ростовщических сделках такие почтенные суммы, о которых не могли и помыслить торговцы товарами. Так, уже в XII столетии генуэзцы и пизанцы ссудили крестоносцам под Акконой до l1/* милл. марок, в половине XIII века итальянские же купцы ссудили Людовику IX до 2Уг милл. марок (все—в переводе на современные деньги).

Чем ближе мы подходим к новому времени, тем быстрее растут размеры таких операций. Барыши Фуггеров—крупнейшего торгового дома XVI столетия,—получавшиеся от аренды только одной папской доходной статьи (maestrazzo), составляли в год от 200 до 500 тысяч дукатов, т.-е., в круглых цифрах, от 700 тысяч до 1»/4 миллиона рублей в переводе на современные деньги. За сорокалетие 1563—1604 года они возникли из этого откупа более 7Уг милл. руб. чистой прибыли. К половине XVI века они уплачивали за эту аренду по 150.000 дукатов, а извлекали из нее около 220.000 дукатов, т.-е. чистой прибыли получали до 70.0

дукатов в год, что составляет более 45о/о. В некоторые годы этот процент поднимался до 85. Неудивительно, что состояние дома Фуггеров в его блестящие годы определялось в 160 милл. марок на современные деньги: цифра, которая для отношений XVI века означала то же, что миллиарды современных американских Астонов, Карнеги и Рокфеллеров или состояние таких монархов европейского континента, как, напр., низвергнутые Романовы.

Доставляя суверенам возможность облагать в настоящем будущие поколения, финансовая буржуазия становится самой влиятельной силой XVI века. С этого времени в Европе ясно намечается тот «союз двора и биржи», который сохранился и в следующие века. Еще в XV веке суверенам приходилось очень и очень считаться с крупнейшими феодалами, сосредоточившими в своих руках обширные земельные владения и располагавшими многими тысячами людей. Так, в Англии в эпоху войны Алой и Белой Розы граф Варвик, в замках которого кормилось будто бы до 30.0

человек, не без основания получил прозвище «делателя королей». В XVI веке натурально-хозяйственные отношения ясно изживают свое время,—и первоклассной общественной силой становятся элементы, которые держат в своих руках нити новых, товарно-производственных отношений и концентрируют в своей власти такой универсальный товар, каким являются деньги. Победа враждующих суверенов обеспечивается поддержской уже не столько земельной, сколько денежной аристократии. Борьба их все чаще выливается в форму борьбы торговых домов, которые начинают возводить монархов на троны и свергать с тронов. Яков Фуггер так прямо и писал Карлу V: «Известно также и совершенно ясно, что ваше императорское величество без моей помощи не могли бы получить римской (т.-е. германской) короны».

Экономическая сущность кредитных операций такова. Для потребностей заемщика, в нашем случае феодала, недостаточно той прибавочной стоимости, какую он может извлекать из зависимого населения из месяца в месяц. Ему необходима разом крупная сумма. Кредитор передает феодалу те деньги, которые имеются у него в распоряжении и которые, как всеобщее покупательное средство, представляют власть над чужим трудом и продуктами чужого труда. Кредитор отказывается в данный мо* мент сам использовать эту власть, он передает ее заемщику,—но зато требует от последнего известной части той прибавочной стоимости, которая могла бы быть получена, если бы сам кредитор воспользовался деньгами, как капиталом. Его нисколько не касается способ использования ссуды заемщиком: пусть она будет прокучена или затрачена на войну, т.-е. совершенно непроизводительно,—все равно, современем он потребует всю сумму обратно и ежегодно будет требовать процент, как и в том случае, если, пользуясь ссудой, заемщик увеличивает присвоение прибавочной стоимости (напр., применяя ссуду в качестве торгового капитала).

Возможность кредитоваться освобождала потребительский размах феодалов от ограничений, лежащих в том предельном годовом количестве прибавочной стоимости, которое при данном уровне техники может быть произведено вассалами и присвоено феодалом. Но зато из фонда, которым должны удовлетворяться обычные потребности сеньера, это годовое количество превращалось в фонд, за счет которого должны были покрываться кроме того и кредитные обязательства сеньера. Следовательно, последние, с наступлением срока платежей, представляли прямо вычет из его обычного потребительского фонда. В отделе о крепостнической системе хозяйства («Курс», т. I) мы уже видели, что такой способ компенсации возросших расходов, как повышение производительности подневольного труда, открывался перед феодалом лишь в очень скромных границах. Перед ним оставались только два главных средства борьбы за сохранение привычного уровня жизни. Во- первых. он, как показано в отделе о крепостническом хозяйстве, чисто механически усиливал эксплоатацию. Во-вторых, покрывал потребительские дефициты новыми и новыми «кредитными операциями». Заемщики все более запутывались в долгах. Уже для XVI

века к ним можно было бы применить известное картинное выражение: «займы поддерживают заемщика, кай веревка повешенного».

Этот процес находил естественное завершение в прекращении платежей, в банкротстве сначала заемщиков, а потом и кредиторов. Начиная с XVI века, эта судьба постигла целый ряд итальянских торговых домов (напр., Барди и Перуччи, главных кредиторов Эдуарда III английского). В XVI веке она разразилась над крупнейшими фирмами юго-западной Германии. В 1557 году прекратили платежи короли Франции, Испании и Португалии. Их примеру последовали более мелкие сюзерены. Это нанесло смертельный удар германским домам Вельзеров, Паумгартнеров, Гехштет- теров и др. По некоторым вычислениям, общие потери кредиторов от этого банкротства суверенов простирались до 200 милл. марок на современные деньги: колоссальная цифра, если принять во внимание, что, напр., все производство благородных металлов на земном шаре за время 1521—1560 гг. составило не более 115 милл. марок, т.-е. почти вдвое меньше, чем приблизительно за тот же период было поглощено заемщиками-суверенами. Даже Фуггеры, потерявшие от банкротства Габсбургов более 8 милл. гульденов, не могли оправиться от такого удара 15).

Богатства, накопленные обанкротившимися торговыми фирмами и пущенные в оборот, не возвращались к ним обратно, утрачивались для них. Но они не исчезали бесследно. Значительная часть просто перемещалась в новые руки: к купцам, доставлявшим для феодалов предметы роскоши, к поставщикам, снабжавшим армии предметами обмундирования и продовольствия, иногда к служащим банкротящихся домов, основывавшим самостоятельные торговые фирмы (такова, напр., фирма Ремов, одна из выдающихся для XVI века). Мы не упоминаем о крупных суммах, которые употреблялись на подкуп курфюрстов, превращались в оклады и доходы видных сановников: эти суммы обычно здесь не задерживались и в скором времени переходили опять- таки к поставщикам, купцам и кредиторам.

Раньше мы видели, что XVI век представляет блестящее завершение средневековой торговли товарами—углубляет ее методы, дает им небывало широкое применение. Теперь мы видим, что такое же положение он занимает и в истории ростовщических операций. Он был предвестником новой эры. Такого мощного размаха различных способов накопления, такой концентрации колоссальных состояний в руках отдельных капиталистов не видали два следующих столетия: все это было превзойдено только во второй половине XIX века. *

*

*

Все предыдущее показывает еще раз, что развитие торговли деньгами стоит в такой же тесной связи с отношениями феодального производства, как и развитие торговли товарами. Последняя при своем возникновении должна была служить тому, чтобы реализовать прибавочную стоимость, которая уже извлечена из зависимого населения. Наиболее типичные кредитные операции предвосхищают реализацию феодальной прибавочной стоимости, которая ожидается в будущем. Таким образом кредитным сделкам с самого начала в огромной степени присущ элемент спекуляции: оценки не тех конъюнктур, которые уже суще ствуют, а тех, которые еще только сложатся в будущем. Этим обстоятельством определяются различия заемного процента для различных заемщиков, и для одного и того же заемщика—при изменяющихся обстоятельствах, в различные годы.

Для феодала, все более утрачивающего связи с производственными отношениями, отсутствует какой бы то ни было регулятор предельной высоты заемного процента. Купец или промышленник делает займы, вообще говоря, на расширение своих операций и, если он ожидает от последних 25 «/о на затраченный капитал, то, за исключением каких-либо совершенно необычных случаев, не согласится платить кредитору более 20%. Кредит, регулируемый общим уровнем прибыли, извлекаемой из торговли или промышленности, будет коммерческим или производительным кредитом.

Сеньер занимает на нужды, стоящие лишь в очень отдаленной связи—или совсем ни в какой—с потребностями феодального производства. Кредит, которым он пользуется, — внепроиз- водственный кредит. Сеньер учитывает только свои потребности более или менее личного свойства (или же нужды, вызываемые войной), но не хочет и не может учитывать производственных возможностей. Единственный критерий при определении высоты заемного процента — большая или меньшая настоятельность внепро- изводственных нужд. Такой кредит, не регулируемый количеством стоимостей, которые в будущем достанутся заемщику вследствие его экономического положения, является ростовщическим кредитом х).

Высота заемного процента сама по себе еще ничего не говорит

о характере кредитной сделки. Для купцов, оперировавших в колониях, заем из 25 и больше процентов мог быть блестящей коммерческой сделкой, для сеньера—разорительной операцией, способной на время замаскировать банкротство, но в конечном счете ускоряющей крах. Не внешний вид, а -совокупность всех конкретных условий сделки превращает ее в коммерческую или в ростовщическую операцию.

Производительный кредит обогащает заемщика, позволяет ему присваивать большую массу прибавочной стоимости, чем то было бы возможно, если бы он оперировал исключительно с собственным капиталом. Напротив, потребительный кредит обыкновенно с самого начала является симптомом или необычных нарушений в нормальном ходе производства (крестьяне и ремесленники) или же такого быстрого развития потребления, которое не оправдывается развитием производства,—следовательно, непроизводитель ного потребления. Он представляет силу, разрушающую тот производственный базис, к которому приурочиваются его операции.

Кредит послужил формирующейся буржуазии одним из самых мощных рычагов для того, чтобы превратить в свои капиталы те стоимости, которые извлекались феодальной эксплоатацией. По внешности поддерживая феодальное сословие, ростовщическая буржуазия энергично перемещала к себе те богатства, которые были накоплены в многовековом существовании феодального общества, и приобретала те традиционные права на текущий, (живой прибавочный труд, которые были в феодальную эпоху исключительной собственностью, сословной привилегией феодалов. Таким образом финансовая аристократия подготовляла полный переворот в общественных отношениях: подготовляла экономический и политический упадок феодального сословия, и превращение буржуазии в экономически и политически господствующий класс.

По сравнению с ростовщическими операциями, объектом которых были сеньеры различных рангов, коммерческий кредит не имел для рассматриваемой эпохи такого выдающегося исторического значения. 1.

<< | >>
Источник: А. БОГДАНОВ и И. СТЕПАНОВ. КУРС ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ. ТОМ ВТОРОЙ, ВЫПУСК ПЕРВЫЙ. ЭПОХА ТОРГОВОГО КАПИТАЛА. 1926

Еще по теме Развитие ростовщических операций.:

  1. Предпосылки развития ростовщического капитала. Его иесто и роль в эконоиической истории.
  2. 1. РОСТОВЩИЧЕСКИЙ КАПИТАЛ
  3. Россия как объект ростовщической агрессии
  4. 9.5. Развитие лизинговых операций в Республике Беларусь
  5. 3.2. Пути регулирования ликвидности путем развития дилерских операций
  6. ГЛАВА  1.  Валютные операции коммерческих банков и их роль в развитии экономики
  7. 4.1.1 Торгово-комиссиоиные операции банков, их разновидности и место в системе дополнительных операций
  8. Е — ОПЕРАЦИИ, ВКЛЮЧАЯ ОПЕРАЦИИ ФИЛИАЛОВ, И УПРАВЛЕНИЕ ВЕДЕНИЕМ СЧЕТОВ
  9. 15.3. Операции на банковском сегменте валютного рынка Спот-операции с валютой
  10. УЧЕТ КАССОВЫХ ОПЕРАЦИЙ В ИНВАЛЮТЕ И ОПЕРАЦИЙ ПО ВАЛЮТНОМУ СЧЕТУ
  11. Операции по начальному проводу электронных платежей Операции в кредитной организации
  12. Операции по ответному проводу электронных платежей Операции в ГРКЦ
  13. 70. УЧЕТ ВНЕШНЕТОРГОВЫХ ОПЕРАЦИЙ: ИМПОРТНЫЕ ОПЕРАЦИИ
  14. Операции по начальному проводу Операции в коммерческом банке
  15. 69. УЧЕТ ВНЕШНЕТОРГОВЫХ ОПЕРАЦИЙ: ЭКСПОРТНЫЕ ОПЕРАЦИИ
  16. Операции по ответному проводу. Операции в РКЦ.
- Бюджетная система - Внешнеэкономическая деятельность - Государственное регулирование экономики - Инновационная экономика - Институциональная экономика - Институциональная экономическая теория - Информационные системы в экономике - Информационные технологии в экономике - История мировой экономики - История экономических учений - Кризисная экономика - Логистика - Макроэкономика (учебник) - Математические методы и моделирование в экономике - Международные экономические отношения - Микроэкономика - Мировая экономика - Налоги и налолгообложение - Основы коммерческой деятельности - Отраслевая экономика - Оценочная деятельность - Планирование и контроль на предприятии - Политэкономия - Региональная и национальная экономика - Российская экономика - Системы технологий - Страхование - Товароведение - Торговое дело - Философия экономики - Финансовое планирование и прогнозирование - Ценообразование - Экономика зарубежных стран - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика машиностроения - Экономика общественного сектора - Экономика отраслевых рынков - Экономика полезных ископаемых - Экономика предприятий - Экономика природных ресурсов - Экономика природопользования - Экономика сельского хозяйства - Экономика таможенного дел - Экономика транспорта - Экономика труда - Экономика туризма - Экономическая история - Экономическая публицистика - Экономическая социология - Экономическая статистика - Экономическая теория - Экономический анализ - Эффективность производства -