<<
>>

глава шестнадцатая комфортная старость на чердаке

О себе могу сказать твердо. Я никогда не буду красивым. И стройным... И в молодые годы я не буду жить в Париже. Не буду говорить через переводчиков, сидеть за штурвалом и дышать кислородом.
К моему мнению не будет прислушиваться больше одного человека. Да и эта одна начинает иметь свое. Я никогда не буду руководить большим симфоническим оркестром радио и телевидения... Шоколад в постель могу себе подать. Но придется встать, одеться, приготовить. А потом раздеться, лечь и выпить. Не каждый на это пойдет... И в том особняке на набережной я уже никогда не появлюсь... Даже простой крейсер под моим командованием не войдет в нейтральные воды... И из наших не выйдет...

Жванецкий

Надо портить себе удовольствие, — говорил старый ребе. — Нельзя жить так хорошо.

Ильф

Мы подошли и к концу отпущенного мне срока и к концу повести — «еду с ярмарки» моей жизни. Почему чердак? Мой кабинет (сквореш- ник, дразнит жена) — под штопаной крышей нашего дома около Georgia Avenue (переводим Большая Грузинская), сиднем сидел в нем двадцать три года (в 1999 переехали); на службу в Америке не хаживал. Что комфортно? Необременительный быт, оглушительная тишина, лишь цикады шумят за окном, почитываю—пописываю, спускаюсь на главный этаж поесть—по(вы)пить, поболтать с гостем, глянуть в ТВ. Копаюсь и в саде—огороде: попишет, попашет... А то оживет телефон (нередко — в неудобный момент, пришлось и в сортире поставить; ненароком там и мысль в тебя вскакивает). В Москве, бывало (редко!), пропихну статью в Известия или в ЛГ' телефон взрывается, а тут выйдет (не чаще) статья ли, письмо в Джорнале или Посте, молчит как неродной (потом выясняется — читали).

Старость, так ведь отжил свое, угнездился в восьмом десятке, когда помру, не скажут «безвременно». Детородная функция исполнена, гены ввезены в страну, лучшую в современном мире, и переданы по эстафете.1014 Отвращенно разглядываю в зеркале регалии возраста — седины-морщины, пожидевший вторичный половой признак маскирует индюшачий подбородок; с жухнущим своим образом свыкаешься не вдруг (помните у Бабеля про безобразность старости?).1015 И тут не напыжишься уникальностью, население всех западных стран стареет; теперь, когда воюют ракетами, молодые требуются меньше, чем в эпоху хладного и медленно-стрельного оружия.

Уж сколько лет, как, самоутверждаясь, приятельница назвала старичком, резануло, тупо хохмил, что быть дедушкой — ничего, а вот мужем бабушки... обвык. Толя Рубин печалится: «Твою папу, собралась компания, огляделся, все женщины — бабушки».1016 Рая Орлова цитировала современницу Герцена-Огарева: «К тому времени они были глубокими стариками, по 57» (сам Герцен называет себя в письмах стариком в 51). Пару раз наименован в романе стариком незабвенный Ипполит Матвеевич, его 52 названы «не шуткой», а Остап заметил, что кобелировать в этом возрасте просто вредно; впрочем, и теща Кисы, мадам Петухова, преставилась в 59. А я порадовался предписанию парижского метроначаль- ства уступать место лишь тем, кому за 75.

Недоверчиво поражаюсь, как узнают долго не встречавшие, но был чистый эксперимент. В первом возврате четырнадцать лет спустя справлялись об адресе на юго-западной улице, и, сомневаясь, как обратиться к фигуре с лыжами наперевес, воззвал: «Дяденька!» Он обернулся и, не успели мы расчухаться, воскликнул: «Альбина! Игорь!»1017 Узнал, верно, сначала жену, а меня вычислил (в 1998 на улице меня признал скульптор Женя Ефремов, с которым не виделись ровно 50 лет). С тогда еще пожух; нет, зажиться в Мафусаиловы лета не грозит, доживаю, пока живется. И на этой книжке годы сказываются, раньше писал легче—лучше.

Учащаются невеселые знаки возраста, убыстряющегося разлажи- вания механизма. Давно уже не заживает все как на собаке. Днем по- манывает вздремнуть. Хихикаем: «Если проснулся утром и ничего не болит, значит, ты уже помер». Нарастают притупленность желаний-чувств и двигательная неловкость, квелость в членах, роняю вилку, а то и фужер, спотыкаюсь; торопился захлопнуть дверь и прищемил палец («один американец засунул в щелку палец...»). Недуг за недугом — сбивается центральный компьютер, пошаливает мотор, не перевариваю даже тщательно прожаренные гвозди, сдает канализация, весьма способствует чернослив натощак. Отказывает внутренний термостат — тело хуже приспособлено к сменам температуры.

Одержал нравственную победу над женой — жаловался на слух, она ворчала — вечно тебе всякое кажется, врач подтвердил: действительно все тужее на ухо. Утешаюсь лишь известным: чтобы прожить долго, надо много болеть.1

Мысли, не успев прийти, разбегаются, с натугой концентрируюсь и тут же рассеиваюсь—отвлекаюсь, скудеет активный словарь (поученому — афазия), хужеет память, и в этой рукописи не запомню написанное, лажу по ней, ищу—проверяю.2

Не признав кого-то, влетаю в неловкость, обижаются — мы-то тебя (твой лик) помним; вывертываюсь — вас моя борода выручает. Раньше логические связи просекивались произвольно—автоматически, теперь надо напрячься, да не всегда помогает. Не только логические — назвали Реутово, вспоминал—соображал, по какой железке? пришлось спрашивать. Маразм крепчает — в телефонной беседе нашел удачный аргумент, собеседник оценил, положил я трубку... и не вспомнил, не звонить же опять: «Не помнишь, что я тебе такого умного сказал?»3 Кажется, смешное вижу по-старому (то бишь по-моло- дому), но угроза — обычно с годами и чувство юмора уходит.

Меняюсь эмоционально, взбирались в парке Зайон на Иглу Ангелов, испугался высоты. Хладнокровнее воспринимаю хулу—хвалу, осознал давно слышанное «старческая бесстыдность». На анкетный вопрос «пол (секс)?» отвечаю: «В прошлом — мужск.»4 Коллеге, мнение которого ценю, не показалась моя статья, искренне отве-

' Грузинский тост: «Чтобы вы были здоровы, а остальное купите». 2

Не как у Раджан Сринивасен Махадеван из Мангалора, чья память держит среди прочего 31 811 первых цифр числа «пи». 3

Жванецкий: «Он — старый дурак. Хотя старость здесь ни при чем». Все же кардиналы за 80 отстранены от конклава, от(вы)бирающего нового папу. 4

— Знаешь, я уже лет десять не могу. —

А я, не сглазить бы, только четыре. тил, что написал для нечто сформулировать—зафиксировать, надеюсь — удалось, жаль, что мнения не совпадают, но перебьюсь. Отказала организация, куда просился на год: тему выбрал сам, близко-удобно, хорошие деньги — не обрадовался, но и в отчаяние не впал.

Этой повестью первые читатели не восхитились (у одного вырвалось: «Как Ваш роман?») — пожал плечами («дедушка старый, ему все равно»).

Жизнь кончилась, ну напишу еще книжку-другую (вряд ли), посещу пару стран (едва знаем Африку, в Австралии—Океании не бывали, но о поездках — ниже), поклевещу опять по какому-то «голосу»...

Огорчает ли старость («возраст поздний и бесплодный, на повороте наших лет»)? Ну конечно, был бы помоложе, я бы-бы... И не мною сказано: смерть — самая трагическая проблема человеков. Не только собственная, все кучнее уходят те, близость которых наслаждала. Жаловаться не на что — жизнь прожил не чересчур короткую и не утомительно блеклую, есть что вспомнить, немало испытал, тюрьму—суму миновал (пока?), многое—многих повидал, тщеславясь, роняю: «Постарше Вас буду, поэтому...»

Раньше откладывал — успеется, а пока отстраивал будущее: метилось разное. Теперь, став пенсионером американского значения, усвоил — вот он, край, откладывать дальше некуда, доживать надо сегодняшним, в крайнем случае — завтрашним; на послезавтра не располагай, нет у старости будущего.

В Москве не суетишься с билетами в метро—автобусе, в электричке контролеры не подступают. Так что и у старости есть свои преимущества, недаром, как говорят, главный недостаток — и она проходит (американский вариант: «Если подумать об альтернативе...»).1018 Главная же для меня ценность старости, особенно при известной финансовой независимости, — карьеру делать уже не надо, ни под кого не подлаживайся, пиши—говори, что хочешь.1019

Жаль, не знаю, когда откину копыта, трудно рассчитать, в том числе и деньги на дожитье. Уже поминал рассказ Гулливера о стране, где некоторые не могли умереть «вовремя» и тяжко тем мучились; не вспомню, в каком ненаучно-фантастном сочинении — на некоей планете каждый знал, когда помрет, и жизнь оттого кардинально разнилась с нашей. Помирать лучше всего, когда уже осознал свою небес- смертность (не умственно, а внутри себя, то есть смирился; философ определил: «Мы знаем, что умрем, но не верим в это»), когда теряется гибкость в членах—сочлениях, нарастает немощь и психологически подготовился убыть (Набоков: «в мусорную корзину Природы»); притом в одночасье, без страшных мучений турецко-подданного папы Остапа.1020 Юра Авдеев говорил, что путем многолетних изысканий-наблюдений пришел к исключительно важному, всесильному, потому что верному, научному выводу — с возрастом здоровье не улучшается; увы, вывод подтвердился — в январе 1997 он умер.

Наливаю, жена кобенится, я настаиваю: «И кажинный вечер на- зюзюкиваясь, уже не успеем стать алкоголиками»; живем под лозунгом — ни дня без капли (и еще не алкоголики, решающий признак — легко не выпить), и все подозрительнее отношусь к непьющим; подпитие (легкое) приводит человека в более натуральное (менее цивилизованное) состояние.1021

Кто только не клеймил российское пьянство, так ведь уже на древних симпозиумах выпивка оживляла беседу.

По душев(н)ому потреблению алкоголя Россия отстает от винных Франции—Италии—Испании и пивной Германии. В России пьют для опьянения и/или чтобы в компании сбросить комплексы (в одиночку принимают алкоголики), на Западе уважают вкусность. У монголов (в пересказе И.Померанцева): «культура кумыса и молочной водки предполагает неторопливую беседу». Карамзин: «Не один русский народ обожает Бахуса! Розница та, что пьяный француз шумит, а не дерется». Кто знает, не особая ли беда России в отсутствии красного вина.

В Париже мы экспериментировали: какое вино лучше? Пользовавший нас доктор Татищев не советовал дешевле 10 франков, другие настаивали на бутылках с впуклой жопкой; проверку продолжаем.1022 Нет, вино Франции (в «Онегине»: «Да здравствует бордо, наш друг!») предпочитаю не во всякое время дня, вечером употребляю неподдельный эликсир — родимое наше кукурузное виски (bourbon).1023

Глава несобытийно-рассудочная, презрев упреки в стариковой косности, порассуждаю еще. Наверное (в смысле наверняка), тоже признак старости (впрочем, Синявский в среднем возрасте жаловался: никак «не придумает, зачем у мышей хвост») — размышляю, почему мужиков тянет на красивых баб, ведь статистически они глупее. То есть почему иным мужикам хочется быть умнее подруг—жен, понять можно, и вопрос не в этом, а в: зачем так понадобилось Природе, зачем манить самцов гением чистой красоты?1024 Да и что есть красота, она нравится—влечет («красивый» и «привлекательный» — синонимы): но чем, а главное — зачем?1025 Если верить в естественный отбор, то почему—зачем выживали племена, где лучшие (по критерию отбора!) мужики выбирали самок-дур? Ответа не нашел (изощренная интеллектуальность неполезна для «нормальной жизни»?), красивая—умная женщина пожаловалась — прелестным не легче: пристают не лучшие, а нахалы (их выживаемость понятна, но зачем им красотки для успеха в поколениях?). Приятель разоткровенничался — не лучший дед, к внучке почти равнодушен, вдруг в 13 стала она совсем ничего, увидел, как качнула крутым задком.

И без даже дальнего намека на карнальный интерес потеплел к ней. Что же сработало: гордость ее привлекательностью, «боковое» ли чувство?

Близкая загадка: откуда берутся предпочтения, почему кого-то вздымают блондинки, кого-то — брюнетки, а кого-то — дебелые поповны? В Графе Нулине: «Здоровье краше всех румян». Иными словами, почему неединость критерия красоты, сексуальной привлекательности, откуда широкий спектр предпочтений?1026 Биолог объяснит созданием мутационного фонда; еще страннее — самый плюгавый мужичонка не остается без подруги. Или встретишь даму — страшна как смертный грех, ни кожи, ни рожи, но и на нее нашелся желающий, часто сам собой совсем даже ничего, житейски к тому же успешный. Писатель объявил, что главное в женщине — лицо, так ведь сказано: с лица не воду пить. Хотя почему сексуальным предпочтениям быть единообразными? Скажем, те же курительные трубки «(не)вкус- ны» индивидуально.

Коли зашла речь о сексе, то теперь, в конце — о нем, хотя, увы и ах, комфорту на чердаке он чужд. Делиться личным не налаживаюсь, приятель говаривал о праве каждого на интимный уголок, где он—она трением, как когда-то огонь, добывают любовь, да и косная мораль удерживает от обсуждения разнообразия в сексе. Начну тривиальной констатацией: только секс (да еще смех) отличает нас от животного мира, ни одно другое существо не «делает любовь» только для удовольствия — самки подпускают самцов лишь в течку, учено говоря, во время овуляции (замечу в скобках, что и наука получается обычно лучше, когда она для ради процесса, а не результата). Можно и так: исключительно человек дошел до противозачатия.1027 И только у человеков встречается насильный секс. Или иначе: человек — первое животное, помаленьку высвобождающееся от размножения в качестве цели жизни.1028 И конечно, большинство человеков не по-животно- му избирательны в подборе партнеров; именно избирательность на самом деле различает похоть—любовь («избирательную похоть», скажет циник).

Отношение к любовьделанию, к его (не)дозволенности исторично; привычное современной западной цивилизации сильно сформировано (деформировано) асексуальностью, если не антисексуальностью христианства, надломленной на наших глазах, в наше время.1029 Поминали непристойности Аристофана—Марциала, так ведь в их время любострастие воспринималось нормально. Еще Комманифест клеймил буржуазную мораль, мы в детстве распевали: «Стыдно — у кого видно»; культ красоты тела ощутил впервые в музеях Рима, где до христианства отнюдь не стеснялись обнажить срамные части (но Хам насмеялся над Ноем, узрев папу без штанов, и стал нарицательным, а иудейки в отличие от римлянок елико возможно прикрывали греховную плоть).1030

С отроческих лет помню рассказ о способе № 137 из Науки любви (страсти) Публия Овидия Назона: «К нему склонившись ниц, она его ласкала движением ресниц», неужто, дивился, за это и сослали его на черноморский север (Пушкин: «в Молдавию, в глубь степей»; Брокгауз: «в дикую страну гетов и сарматов»)? Листанул переизданный в 1994 его двухтомник — ничего похожего на нумерованное описание способов—позиций, набрехали мне тогда.1031 У иных азиатских народов дорогого гостя потчевали супругой хозяина.1032 Коронная фраза недавних романов: «Люблю тебя, делай со мною, что хочешь» — разве что насмешит. Приятеля доняла ревностью жена; он воскликнул: «Что бы ты делала, будь у меня гарем?» Простодушно созналась: в таком обществе воспринимала бы спокойно.1033

Повторю, в течение моей жизни сексуальная этика резко изменилась.1034 Не так, чтобы на моей ранне-взрослой памяти в 1940-50-х ретиво блюлись девичья честь—невинность и святость домашнего очага, то бишь супружеского ложа, никто не был чист, как слеза непорочной девы Марии, радостно презирали плакатный призыв: «Не вступайте в случайные половые связи». Ухарили «на свежатинку потянуло» и при всем том были непристойно невежественны: не знали элементарное (приятель, мучимый скоропалительным семяизвержением, отправился в вендиспансер), дичились устного секса.1035 В конце 1960-х сановному экономисту-академику телеграммой пожелали на юбилей здоровья, творческих успехов, счастья в семейной, а также и в личной жизни.1036 В 1970-х замечено — отъезжавшим давали мгновенно.1037

Сравнивая экономический успех разных стран и отмечая мощный рывок протестантских по сравнению с католическими, упирают на разные причины, по-моему, недооценивают фанатическую сексуальную мораль протестантов, энергия не тратилась—сублимировалась «впустую» (и на негу гаремов). Тщательно избегая оценочных суждений, замечу, что великие любовники немногое свершили (наоборот, Ньютон—Гоголь обошлись). В нищей Гватемале, с болью глядя на орды детишков, я тоже думал о морали.

Много общего в двух моих странах и в этом, все же ныне добрачный секс в Америке принят обществом, не считается «неприличным», зато в СССР-России общепринятее супружеский блуд («здоровый левак укрепляет брак»), а охота на жен приятелей стала общенациональным любовным—любимым спортом.1038 Стандартный со времен сексуальной революции в 1960-х американский вопрос после стартового обнюхивания: «Куда поедем, к тебе или ко мне?» — вроде бы не совсем еще привился, причем не только по отсутствию «условий».1039

В иных штатах прелюбодейство все еще противозаконно, кара — до года в тюрьме и/или 1000 долл. штрафа,1040 в других нелегально всякое соитие, не освященное браком; сравним с туземными дамами, нежно привечавшими матросов Колумба. Любопытно социальное распределение в Америке вне-около-брачного секса. Средний класс не только занимается им меньше (могу ошибиться, на личный опыт не обопрешься, статистика подозрительна), но мужики обсуждают нехотя, нажимая: «Я — человек женатый»; один бахвалился: «Я не животное».1041 Но и московские интеллигенты, претендуя, что не сама только набоковская алая щель их влечет, уверяли — надо, чтобы было о чем поговорить в перерывах.1042 Вспоминаю: редко кто из московских интеллектуалов не упражнялся по амурной части, а как наслаждался при скудности «хат» рабочий класс, не очень знаю.1043

Без никакой симпатии отношусь к феминизму, распустившемуся в Америке. Дамам повезло — разик-другой родят, а нам, которые безбородые, бриться каждый день. Не держу женщину за лучшего друга человека, не против уравнения прекрасно-слабого пола в гражданкиных правах, но борбическая борьба феминисток, одновременное настояние на женской особости и на утверждении прав не убеждает.1044 Нет-нет, хотя (между нами, мужиками) от начальниц натерпелся, обобщать личный опыт не собираюсь — ровно 66 лет XVIII века в России царствовали две Екатерины, Анна да Елисаве- та, и при всех их разных качествах не докажешь, что соответствовали хуже мужиков.1045 Собственно, главное состоялось — добивается недавний еще культ девственности,1046 женщины меньше рожают (на Западе), голосуют и экономически независимы, в США мою жену не зовут «миссис Игорь Бирман», в мусульманских Бангладеше—Пакистане—Турции премьерствовали дамы, для остального требуется время.1047 При всем том очень было бы противонатурально—печально, если бы люди перестали видеть в противном поле «сексуальный объект». Режьте—бейте меня, но не хотел бы жить молодым при эпидемии преследований мужиков за sexual harassment.1048

Чуток меняя тему: обидно очутиться в Америке за середину жизни да вбить годы в обустройство — хотя дастархан расстилали, маловато радовали свои вкусовые пупырышки, вкушая местные вкусности. Столько всяческой вкуснятины в супермаркетах—ресторанах, будь помоложе, пировали бы, как римляне времен упадка у Петрония,1049 увы, вынуждена гастрономическая воздержанность; печально осознали: «То, что вкусно, то вредно».1050 Ну, не совсем как Корейко, который не ел, а питался, вводя в организм холодные яйца всмятку («еду очень невкусную, хороший, веселый человек никогда не станет их есть»), все же, все же...1051 Михайло Михайлов веселится: «Коли не пить—курить и блюсти диету, то помрешь здоро- КОМФОРТНАЯ СТАРОСТЬ НА ЧЕРДАКЕ

14 - - -- 5 15

вым»,1052 а я беру всерьез: Larousse Gastronomique определяет грех чревоугодия едва ли не главным жизненным удовольствием, но хочется обминуть в конце стандартные стариковые недуги.

Нет, не любезна мне наша домашняя кулинария, разительно искусство стряпух—хозяюшек, долгими часами усердного труда перерабатывающих великолепные американские продукты в туго перевариваемое, потчуют яствами, как бы это, бесполыми по вкусу. Туземное пиво пьется только сугубо охлажденным,1053 кофейные моря—океаны вкусом—цветом—действием слабо напоминают заморский некогда напиток того же названия; впрочем, французы самоутверждаются: «За Ла-Маншем пиво теплое, а суп холодный». Есть в Америке и шикарные, жаль недешевые (сильно дешевле европейских) рестораны, а в общем дай жизнь читателям вкушать так, как можем мы, и постичь, что творческая изобретательность у плиты нужна не менее, чем в постели. Но как подумаешь, что человечество все полнее насыщается гастрономическими изысками и скоро люди будут дорожить ими не более, чем старые старики ценят иное жизненное удовольствие... Да и брюхо перестало быть индикатором социальной значительности.

Снова меняя тему: столько сказано—писано о религии, что абсурдно и тут претендовать на оригинальность, обозначу лишь позицию (судьба Берлиоза, обезглавленного комсомолкой, не страшит — возраст, да и комсомолки перевелись). Завидую верующим, есть у них цель в жизни, а у нас, безбожников, — в скором уже после полная пустота в безбрежно никаком ничего (не опасаюсь и «небытия» Михаила Александровича там, за порогом), существование бессмысленно—бесцельно, брр-р. Зачем, для чего вот это (или то) общество, да и все человечество (помните рассуждения эконом-математиков о критерии оптимальности)? А индивид? — передача генов, как и иное общественное служение? оборот биомассы? Вдруг все-таки правы те, кто считает всех нас капризом природы, уродливым ее наростом—отклонением? Герцен догадался: цель жизни — жить (не языческий ли ответ?), и согласимся с гедонистами — жизнь надо прожить получше, чтобы в конце ее не было мучительно жалко самого себя, так ведь какой ценой?1054 В Америке удобно объявить себя агностиком (не атеистом — коммунист?), дескать, не ведаю—постигаю, но убеждающих аргументов в пользу высшей силы и впрямь не вижу, понимая, что более всего в религию толкает страх смерти. Собственной. Недавно опять спрашивали: «Како веруешь?» — и дивились безбожью, честно ответил, что не принимает (мой!) здравый смысл. «Требуется недюжинная сила души, чтобы быть неверующим», — говорит персонаж Анатоля Франса; недоумеваю: мой атеизм кажется мне натуральным. Признаю, не надо запросто отбрасывать то, во что верили—верят мириады, включая таких, кто сильно умнее меня; та же католическая церковь — старейшее учреждение западного мира. Давно преодолел юношеское — веруют лишь дураки, иконоборцем не стал, однако чужды, не приемлются умом—душой отделение материально-низкого от возвышенно-духовного, полуабстрактная идея высшего существа—духа, да и провозглашение непознаваемости бога, глядятся уловкой заклинания о непостижимости.1055

Само обозначение религии как именно веры (похоже и в английском) уже настраивает против; при всех примерах веровавших ученых я все же стою на противоположности науки (логики—доказанности) религии (вере); тертуллианово «верую, потому что абсурдно» — не для меня. Числю себя в мыслящем тростнике, но вера «простых людей» в чудеса не кажется и на йоту «хуже» возвышенных рассуждений интеллектуалов о божественном. Не боясь парадоксов, можно назвать меня верующим, поскольку верую (не докажешь — Кант), что бога нет.1056 Над Тайванем самолет попал в жестоко-грозную грозу, спутник, местный профессор усердно молился, глянул сбоку, подивился моему безбожию: «Где же силу берете?» Непохвальная гордыня: не желаю сознавать нечто над собой, признавать, что все в руце его (ее?), почитание-преклонение тоже отвращает от религии. Верующих обрядово, бухающих поклоны, возжигающих свечки, блюдущих посты, не понимаю (глагол обдуман — знаю среди них достойных людей, а их интимная вера — не мое дело). Равнодушен как к антисексуальному христианству, так и к антиалкогольному мусульманству, отрицающему данное нам на радость вино (культ Диониса—Вакха конкурировал с зарождавшимся христианством), не ближе мне иудаизм—буддизм; разве что безбоговое конфуцианство, так и там обрядовость.1057 Трудно постигаю, почему—чем единобожие «лучше—выше» язычества? почему (для чего?) богов Эллады—Рима (с человеческими ликом—поведением) заменила святая троица? отчего три «главные» (так они называются, но упущены Индия—Китай) религии современности возносят одного и того же бога?1058

Не воспринимаю и идею бесконечности, наверное, по противоречию с фатальной конечностью себя самого.1059 Обидно, конечно, что какой-то поганый (или даже великолепный) нейтрино, который физики и разгадать не могут, в отличие от тебя существует вечно, но что поделаешь.

Не постигаю ни переход от «безжизненной» к «живой» материи, ни, особенно, способность материи мыслить: как случилось мышление? Что такое мыслительный процесс, как он происходит?1060 Неуютно сознавать, что мысль, моя мысль,— это лишь метания протонов—электронов по орбитам (да еще мю-мезоны проскакивают), а воспетая поэтами и наслаждающая нас плотская любовь не более чем электрохимический плюс механический процессы.1061 При всем том, может, и склонился бы к мысли о божественной рациональности мира, не будь жизнь столь дьявольски жестока; что же это за вседержитель, сотворивший мир беспредельного зла, в котором все всех едят (я не только о человеках).1062 А зачем предсмертные мучения? А как жестоко христианство, обрекающее на вечные (!) мучения в аду за мелкие грешки в этой жизни.1063 И если бог создал землю, то человека определенно сотворил дьявол — Томас Манн: «Гитлер не изнасиловал, а соблазнил Германию» (а нас соблазнили марксизмом).1064 Не зря сказано: «Если бог есть, ему нужны хорошие оправдания».

Раушенбах, стараясь объяснить категорию красоты, полагает ее одним из «доказательств бога».1065 Неловко даже упоминать — неужто Всемогущий не мог органы любви разместить поэстетичнее?

Не нахожу места для творца в геологической истории. Есть, правда, вариант — дал исходный толчок, запустил машину (big bang). Но как тогда должно быть скучно ему, вечному: без страха смерти, без докуки иерархической борьбы, без наслаждения едой—любовью—красотами природы, интеллектуальными постижениями! И зачем, зачем ему беспрестанные славословия?

Религии разительно несовременны, в этом (все еще) тысячелетии новые вероисповедания (конфессии) не возникали, только секты. Можно сказать, что микрофоны на амвонах, вертолет римского папы и зиловский членовоз, даденный Алексию II, ведут церкви в ногу с техническим прогрессом, все же поиск смысла—значения наших жизней, по меньшей мере, нуждается в новом «оформлении».

Не последняя причина моего атеизма — разительные параллели социализма с католичеством (другими сектами—религиями).1066 Повторив, что не моя это тема, сознаваясь, что страсти господни знаю скорее по Булгакову, перечислю без пояснений—иллюстраций схожее. Главное, конечно, фокус на идеологию, претензия (мне так выглядит) на некую высшую (выше личности людской) сущность с обещаниями будущих благ за счет немедленных жертв. Человек назначен не только блюсти правила общежития, но и следовать другим нормам, существенно ограничивающим его свободу, ему предписывают и как мыслить. Пристальное внимание к собственной истории. Прокламация защиты бедных—угнетенных и всяческое возвышение иерархов—партбоссов при назойливом подчеркивании их личной скромности— бессребреничестве. Политбюро удивительно схоже с собранием апостолов. Истины провозглашает верховный жрец (папа—генсек), он дает дуба на посту, следующего избирает узкая группа. Секты в первую голову претендуют на идеологические расхождения; еретики —

наизлейшие враги. Канон раскаяния—покаяния. Наднациональная позиция (исключение известно). Даже в символах сходство — святые мощи, тот же голубь.

Заметны и различия. Религия услужала власти (в прежней России веками даже формально на государственной службе); социализм же забирает власть для своего верховного жреца и/или своей просвещенной элиты (вообще на поверку советская система заменила один элитный класс другим). Сказать иначе, социализм создал подлинно теократическое государство.1067 Далее, в отличие от социализма религия отстранялась от экономики (разумеется, не полностью — монастыри жировали и доброхотными подаяниями, и ретивым трудом послушников) и даже сдерживала ее движение — в темные века христианин лично участвует в церковной службе 5 раз в день (мусульманин возносит славу Аллаху там, где застиг урочный час). И социализм—коммунизм в отличие от христианства не вдохновил великое искусство, от этой эпохи пребудут архитектурные шедевры областных домов политпросвещения, «Письмо с фронта» Лактионова да «Семнадцать мгновений весны».1068

Мораль. На Западе для морали есть церковь (впрочем, какими нормами руководствовался Иоанн Павел II, удостаивая в 1994 рыцар- ским крестом Вальдхайма?), но и неверящие блюдут себя в соответствии с христианскими (называют также иудео-христианскими) заветами. Коли не веришь в загробную жизнь, то зачем она?1069 Внутренний позыв? Так ведь он избирателен, неизвестны случаи, когда некто никогда—никому—ничего не соврал, та же ложь во спасение. Почтительно не согласен с «Если бога нет, то все позволено», не каждый атеист — вор—насильник—убийца, иные же верующие уповают на отпущение грехов: не согрешив, не покаешься—спасешься. Монументально честных не наблюл, не знаю и сознательно действующих в прямой вред себе (не зря столетиями помним «И не могу иначе»; выдумали и «А все-таки она...»), когда похожие случаются, они не благодать для окружающих. Переиначивая — не согрешишь сам и не осознаешь содеянное смертным своим грехом, не поймешь другого.

Своя полная моральность непереносимо тяжка («рожден человек в грехе»), так что нечестен максимализм по отношению к другим. Жена тыкает носом в сотворенное и твердит — перед других винить оборотись на себя. Еще хуже быть моральным в безморальном обществе, мало кто будет следовать, и неотвратимо разочарование — я-то, а они- то... По-человечески наитрудное — каждочасно убеждаться в преуспеянии негодяев—жуликов, легче всего срываешься на этом оселке — «они-то преуспели». Бессчетно видел вознаграждение даже не подлости, а гибкости, умения вовремя смолчать. Утешался изречением (приписывали М.Светлову): порядочный — это тот, кто вершит подлости без удовольствия. И сужу людей по намерениям, а не результатам, которые не всегда от нас зависят. Да и вообще этически намерения важнее результатов (как секс у людей обычно не для результата, а для процесса).1070

Натуральный ригоризм молодости ушел. Предметно убедился — нет, нет человека без страха и упрека. Шажок за шажком стал терпимее: делю на преимущественно «хороших» и в основном «плохих» (натурально, лучше отношусь к тем, кому сам нравлюсь). Увы, высокоморальны чаще фанатики, не зря общество любит святых в книгах—кино, но не рядом. Высокая мораль неизбежно означает установление тобой (группкой) — что есть благо обществу, а что зло; при всех ухищрениях демократий не уловишь полностью желания людей, не найдешь их равнодействующую, а именно и только им самим опять и опять через ошибки—неудачи—разочарования (пере)определять «справедливый» общественный критерий.

Где сам беру несовершенную свою мораль? Вероятнее всего, Кантов императив («моральный закон во мне») в генах, но кто знает...1071 Главное в морали (она, повторю, всегда жертва, потому что, когда в собственных интересах, это не мораль) поступить против себя, против житейски земного своего интереса, умение быть начеку, не поддаться, не позволить себе недоброе, поставив тем собственный интерес вперед группового—общественного (избегу снова тузить социализм). Люди устремлены на своекорыстное, это надо помнить и дозволять себе такое лишь частично (полностью одолеть все одно не удастся). Много раз поминал иерархический инстинкт, сродни корысть-жадность. Силен, чертовски могуч сексуальный искус; иные сводят мораль к блюдению ветхозаветных запретов, так ведь библейские патриархи не удовлетворялись одной-единственной женой.1072 Небезбрачных пап упоминал, «искушениями дьявола» и «извращениями» священнослужителей полнится литература.1073

Далеко не всегда мораль идет под руку с умом—образованностью, высоколобые интеллектуалы никак не реже преступают этические запреты, а аморальный индивид часто острее—занимательнее нравственного. Вот и выбирай, с кем водиться—общаться — со скучным чистоплюем или же с умным негодяем. Интеллектуальное и гражданское мужество не всегда совпадают — конечно, Бруно—Сахаров, но Галилей на рожон—костер не полез. Мораль и, так сказать, «правильность» не идентичны, милосердие—снисхождение сразу идут на ум. Трудно быть моральным в одиночку, влепишь негодяю, что он — подлец, не подашь руки, и осуждают тебя за плохой характер. Простейшее определение моральности уже в Библии — не делай другим ничего такого, чего не хочешь, чтобы они тебе делали. И привычка нужна; вразумлял молодую женщину: ври пореже, детей не порть, не приучай примером ко лжи — оскорбляется.

Независимо от мотивов мало худого в хороших твоих поступках, не постыдно избегать аморального из страха — узнается; еще лучше, когда не только опаска стыда ведет тебя и ты честен с самим собой. Сильнее всего угнетает в человеческих отношениях их небескорыст- ность. Помните, рассказал о Малом, вот такое доброе дело втайне, без расчета на благодарность — самое наиморальное, вернее, вообще морально — лишь когда не оплачено.1074 Еще раз: положительный поступок, даже если и маячила награда, похвален сам по себе, неизмеримо лучше скверного, все же мораль, повторю, тут сбоку припеку. Есть тут некажущееся противоречие — превознося капитализм, я ведь и исхожу из такой людской сущности, и тщусь быть здравым, нездраво провозглашая недоступный идеал.

Атеисту вроде меня полезно попутешествовать. Трижды (пока?) побыв в бассейне реки Колорадо, повторно ощутил не только свою малость—незначительность, но и рода людского ничтожность — нескоро еще человечество (коли не убьет себя размножением и прочими напастями) сподобится на подобное творениям природы. Нет, человек не царь природы, и слава богу (которого нет).

Летаем—ездим, попутешествовали поболее—подальше Марко Поло с Афанасием Никитиным.1075 Чацкий хотел объехать целый свет и не объехал сотой доли, а мы на дюжины считаем страны, где хоть разик заночевали. Подбивали предварительный итог — беря б.СССР за одну страну, тоже за одну считая Восточную—Западную Германии, а также Чехию—Словакию, не учитывая Люксембург (не ночевали), не беря в счет Ее Величества Гибралтар, — четыре десятка. Московская дама спросила: «А вы бывали в Париже?». Сморщил лоб удивлением: «Неужто похож я на такого, который в там не бывал?»1076 Похвастался московскому же научному функционеру, а он в тридцати странах сидел на конференциях да сновал по распродажам. Парижский приятель попрекнул — это ты по-советски считаешь, западный человек запросто ездит себе; ан нет, Никсон не поленился сытожить 101 страну.

Превзошли—перевыполнили и повышенную норму осмотра католических соборов. Гюговский (Гюговый?) Нотр-Дам со статуями-ликами древних дяденек—тетенек — лишь один из многих во Франции—Италии—Испании—Бельгии...1077 Невероятно расширило мироощущение ТВ, но многое надо пощупать—увидеть au naturel. Что бы ни читал, ни видел по ТВ, погляди на рек рожденье и цветущие весной пустыни, поброди по «городу мертвых» на левом берегу Нила супротив Фив—Луксора и меж колонн Карнака; не обмини пирамиды Саккара; глянь с разных точек на остатные колонны храма в Ардженто, взойди (въедь) на дымящуюся Этну, посмотри на альпийские ущелья, протопанные римскими легионами и слонами Ганнибала (впрочем, как раз его альпийская тропа неизвестна), на высящиеся еще замки, побудь у Стены Плача, обозри сверху—снизу немыслимую красу Приколорадья. С детства ворожили небоскребы Нью-Йорка, лишь воочию узрел, как их много и как они красивы (сам город поразителен, не уступает по интересности Парижу), да и чикагские никак не хуже, особенно ночью с озера. Сад знаменитого Бербанка («калифорнийский Мичурин») в Санта-Розе удивляет немасштабностью. Да мало ли... Решусь на очередное назидание — читайте историю. А в путешествиях не тратьте время на древо Луя XIV в Версале и подобные памятные финтифлюшки, возлюбленные экскурсоводами (так, вполне можно обойтись без лицезрения военного парадика 14 июля на Елисейских Полях), ищите необыкновенное—прекрасное—неожиданное (не ждали воплей павлинов в «музейных садах» Йорка). И конечно, делай так, чтобы экономия времени на переезды—быт дала больше времени на осмотр достопримечательностей, освободи память от подробностей походного быта.

Наипрекрасное не всегда наизнаменито. Трижды помянул При- колорадье; конечно, сам Великий каньон неописуем (и непередаваем на экране), однако и фантастическое пересечение дороги № 95 с рекой Колорадо, миль двести выше по течению, мало ему уступает сверхъестественной грандиозностью. А дорога № 20 на восток по долине Випити из Йеллоустона понравилась больше его самого. Не все пейзажи нетиповые, вот это, замечаем в Гватемале, — совсем как в окрестностях Мехико-Сити, Скотландские пейзажи напоминают Свейцарские—Вермонтские, Северная Дакота — Хакасию, а крайний юг Италии похож на Израиль (или наоборот). Зато городская жизнь стран современного нам третьего мира вся схожая, богатство разнообразнее нищеты, а в них бедности больше, чем экзотики (сказано: экзотика плохо пахнет вблизи). Увы, и поездки приедаются.1078 Да и ко всему привыкаешь. Как-то ехал в автобусе из Квинса на Манхэттен. Перед тем как нырнуть в Мидц-Таун-Тоннел под Ист-Ри- вер, дорога возносится на эстакаду, а с нее волшебный вид на лес небоскребов. Глянул — пассажиры привычно не смотрят. Как аборигены Петербурга, едва ли не красивейшего города мира, не менее интересного, чем прекрасная столица Тосканы, — на свой град.1079

Полгода жили—работали в Стокгольме, ухоженном—удобном не только для всяких прочих шведов, по-европейски красивом (одна мэрия дорогого стоит), но накладном и (не обидеть бы гостеприимных хозяев) скучноватом иноземцу. Разве что чуден неправдоподобно масштабный первичный половой признак — орган нашей и их (не только шведок) услады, торчащий из средних размеров статуя на привокзальной площади в городке Упсала (где главный университет).

За красотами натуры не обязательно отправляться далеко. Всего 50 миль от нас — сначала на север по дороге № 270, потом на запад по № 70 — и вот они Аппалачи с картинными долинами, уставленными силосными башнями законченно-фаллического вида и бессчетными тюками сена на полях—лугах. Пересекаешь первую гряду, за ней вторую... А прямо на запад по дороге № 66 совсем ничего езды до знаменитого Скайлайн-драйва (Поднебесного проезда): через национальный парк специально построена 200-мильная дорога без коммерческого движения, с площадками для поглядеть на долины—горные вершины.

Дома до журфиксов не дошло, все же занимательные люди появляются. Понял, что перед встречей со знаменитостью надо его почитать и, как бы ненароком, гостеприимно упомянуть читаное, а то расскажет уже им напечатанное; хотя почему он должен специально для тебя выдумывать нечто новое? Как и неумных книг, надо избегать людей скованных—манерных, переполненных такими же мелкими, как и они сами, пустяками, охочими говорить о любимом своем прошлом, а оно интереснее у фигур значительных (не синоним известности). И тут не элементарно. Социальная ошибка — принимаем внимание к нам как константу, но люди хотят вещать сами.

В очередной раз хвастаясь: на приятельской ноге со всякими знаменитостями (не всех нашел зацепку помянуть). Бывает, говорю ему/ей: «Ну что, брат/сестра?» — «Да так, брат, —отвечает, бывало, — так как-то все». Большие оригиналы. Грешен, питаю слабость к фигурам, обремененным властью и отягощенным славой, такая встреча по меньшей мере нерутинна—запоминаема. Ближе к концу жизни ТВ показало массу знаменитостей, позволило взглянуть вплотную, рассмотришь иногда лучше, чем в личной встрече, хотя не часто человек одинаков на людях и перед камерой. А то нанес на нас визит известный диссидент, редактор, автор чудесной книжки и вещал банальности, разница с ней чудовищная.

Весной 1992 навещали в больнице Шаталина; пришел и понравился нам (непосредственно такой же, как и на телеэкране, и вообще из редко-симпатичных лидеров времен перестройки) Вадим Бакатин. Повторил расхожее про неподготовленность народа к немедленному прыжку в собственники, я возразил очевидным — перескок в капитализм надо начинать с владения квартирой—домом. Накануне «левый» шофер, кандидат тех. наук, откровенничал: прочитав в 1989 Архипелаг, сдал партбилет, и я спросил Бакатина: «Когда—как становилась ясной ложность Идеи?» — «Так ведь я инженер-строитель, это по вашей со Стасом специальности, а я глубоко Маркса не изучал, особенно не задумывался, без лишней натуги и разуверился». Пришел разговор к «путчистам», я повторил вопрос Юры Карякина на пресс-кон- ференции Горбачеву (от ответа тот ушел) — почему доверял им, у них же все на лбу написано? Шаталин: «Боялся их». «Нет, — возразил Бакатин, — не боялся, мог отставить поодиночке, но надеялся, помогут охранить социализм».1080 «Нет, — возразил, прочитав это, другой человек, близкий тогда к Горбачеву, — хотел охранить государство с собой во главе».

Пора завершать главу, и отведу пару страниц на заметки стороннего наблюдателя об американской экономической науке и загляд вперед, в будущее профессии.1081 Снова упиваясь своей скромностью, оговорю: всю жизнь занимался советской экономикой и в западной — не профессионал.1082

Как работает экономика — узнают по отчету за прошлый квартал, он готов (предварительно!) спустя несколько недель. В спаде ли экономика или уже поднимается (по-ученому, в какой фазе цикла находится) устанавливают по отчетным показателям за два квартала подряд (предварительные оценки не всегда надежны). Не тщусь опровергнуть такое определение «поворота» экономики, лишь замечу — уверенный вывод о ее состоянии требует почти столько же времени, сколько и вынашивание ребенка. Уже писал в начале книжки, как на этом погорел Буш: в разгар избирательной кампании 1992 экономика развернулась, двинулась вверх, а избиратели читали в газетах и слышали по ТВ о продолжающемся падении производства. Так что не только не знаем предсказать будущее, но и текущее состояние вовремя оценить.

Не успело 43 процента избирателей (из 39 процентов голосовавших) в первый вторник после первого понедельника ноября 1992 отдать голоса Клинтону, появились отчеты, что экономика оправилась. Не моргнув глазом, он приписал это реакции на выборы, люди-де обрели уверенность, потому и дела пошли на лад. Но, чу, производство растет, а безработица не уменьшается, давайте стартуем государственные программы стимулирования экономики. Предложил ассигновать на стимулирование аж 16 млрд долл. (четверть процента от ВНП), республиканцы заблокировали билль в Сенате, и сразу вопли — экономика оправляется слишком медленно, сохраняется высокая безработица. Экономика все же резко пошла вверх, и — крик об успехе программы президента. Поразительно мало кто говорил, что рост производства при стабильной безработице означает рост продуктивности экономики. Впрочем, ближе к концу 1993 (как мы узнали весной 1994) продуктивность тоже скакнула вверх.

В 1980-х многие (включая Сороса) представляли себе и другим дело так, что Япония обгонит США экономически, причем успех приписывали благотворному вмешательству государства в экономику1083 Уже к середине 1990-х стало ясно, что именно по этой самой причине Япония опять стала отставать. По словам вдумчивого наблюдателя (толковал мне летом 1997), Японии недостает «свободного, не сдерживаемого ничем духа предпринимательства с обязательной примесью сумасшедшинки» (через год-полтора это стало почти общим местом). Не говоря уже об ином, и в том числе о роли государства, экономическая наука и сама не имеет примеси сумасшедшинки и не видит ее надобности в экономической практике. Осенью 1997 разразился печально знаменитый азиатский кризис.

И предсказания будущего, и объяснения прошлого пропитаны идеологией. Экономисты из демократов нахваливают, скажем, Франклина Рузвельта и употребление кейнсианских идей,1084 республиканцы же, коих среди экономистов подавляюще мало, замечают, что окончательно экономика преодолела Великий Кризис лишь в войну. Если научный вывод зависит от идеологической позиции...1085 Обильно критикуя мировые Банк с Валютным фондом, я как-то назвал их просоциалистическими. «Верно, — отозвался собеседник, — они естественным образом за увеличение роли государства в экономике».1086

Обсуждение программы Клинтона на ТВ ужаснуло: знатные экономисты доказывают, что, если сделать такое-то да так-то, национальный продукт приподнимется на столько-то и сумма налогов будет этакой. Глядя в их глаза, показанные крупным планом, надеялся, что не шарлатанят, может, и нет; все же как образованные—неглупые люди верят в такую чепуху — столь магическое действие одного, даже двух-трех факторов и, хуже того, в численную точность подобных подсчетов?!1087

Или — очевидно, что курс доллара был безбожно занижен, однако замечательное наше правительство не без совета ученых экономистов заключило в 1985 соглашение с главами других шести наиразвитых наций (сговором руководил Джим Бейкер),1088 с тех пор оно этот искусственный курс поддерживало. Конечно, такой курс поощряет экспорт и сбивает торговый дефицит, все же явно (мне!) нерационален. Лишь в октябре 1995 проглянул конец глупой политики.1089

Разбранив выше эконом-математиков, подтвердив забавность и экспертов, и их претензий, все же признаю, что лишь на таком пути должно уповать на грядущие успехи. Прогнозы метеорологов высмеивали десятилетиями, но когда несколько лет назад WSJ уподобил им экономистов, появилось возмущенное письмо: «Извините, но мы, по крайней мере, основываемся на фактах». В Америке краткосрочные прогнозы погоды стали довольно надежными; надеюсь, экономисты, усложняя модели, учась учитывать в них больше факторов, все глубже проникая в суть зависимостей, тоже движутся вперед. Однако в прикладном обсуждении все еще негоден аргумент — вот это следует из теории.1090

Заключу главу замечаниями об экономике в смысле народное хозяйство. Сколько раз в книге напирал — чем меньше роль государства, тем лучше, пришла пора оговорить, что и здесь крайность неуместна, — есть вещи, которые нельзя отдавать на откуп «частнику». И ежик согласится, что государству пристало заниматься финансовой—монетарной системой, бороться с монополиями, устанавливать правила (в том числе назначенные защитить публику от мошенников, в том числе строителей финансовых пирамид), поддерживать—холить юридическую систему. «Естественное» полное равенство исходных возможностей — иллюзия, государство что-то и на этот счет должно делать, например, в США имеется развитая программа займов студенчеству.1091 Пример посложнее: в Швеции признают право частной собственности на землю, но не моги заборонить «проход через нее». Или — в Америке, владея участком, мы заборчиком запрещаем «проход» (нельзя воздействовать на нарушителя силой без прямой угрозы безопасности, полагается вызвать полицию), но не имеем никакого полного права открыть на нашей земле лавочку, развести курей и даже сжигать осенью листья — такими зональными ограничениями околоток защищен от подобного. Однако надо ограничиваться минимумом ограничений, в частности, убежден в конечной нерациональности манипуляций стимулирующими—запрещающими налогами.1092

Со всеми оговорками, в общем—целом почти всякая деятельность государства вредоносна (помните, кто писал, что государство — это насилие?) и должна дозволяться гражданами, только когда их собственные частные деяния недостаточны. А все, чего можно добиться, основываясь на естественном желании частников к максимуму прибыли, государству не должно делать.1 Даже при наилучших намерениях (необязательный случай), чиновники, неукоснительно блюдущие принцип «никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра», напутают—забюрократят.2 Считается, что государство не действует против своих интересов, но они необязательно совпадают с интересами большинства граждан! Да и вообще упор на государство есть превращенная форма нежелания делать самому.

Один из главных устоев американской демократии — возможно большая децентрализация власти. Уже само название страны, которое можно перевести «Соединившиеся Штаты», подчеркивает основополагающее — в основном управляет не Вашингтон, не федеральная власть. Штаты в очень многом независимы от центра, а муниципалитеты, в свою очередь, — от них.

Совсем не собачье дело государства защищать нас от нас — разрешить—запрещать аборты, биться с наркоманами, повышать налоги на табак—алкоголь.

Еще значимее вот что. Я отвергаю государственную роль в экономике по двум причинам: с одной стороны, отсутствие корыстного стимула, единственного реального двигателя прогресса, и нивелировка личных интересов под общие, а с другой — неудовлетворительность техники предвидения—планирования. Техника экономического расчета, правда, развивается, что касается стимула, компьютеры пребудут, быть может, бессребрениками, но до последнего своего выдоха люди не перестанут быть человеками. Не вижу при-

еще одно возражение — при ней трудновато сохранить налог прогрессивным (друзья—демократы растерзать меня готовы за рассуждение о несправедливости прогрессивного налога).

До Второй мировой войны налоги платили за прошлый год, а тогда под сурдинку ввели вычеты из зарплаты и взносы за прочие доходы по предварительной оценке. 1

В США уже есть тюрьмы на частном подряде. 2

Ближе к концу Мертвых душ фельдъегерь кричит кучеру Чичикова: «Не видишь, леший дери твою душу: казенный экипаж!» Гоголь тут не застревает, я раньше бездумно пропускал, а теперь подумал — американцу и в голову бы не пришло. Ни в гоголевские времена, ни ныне. чин, по которым нельзя было бы измерять Россию более-менее общечеловеческим аршином.1093

Есть две школы — одна, так сказать экзогенная, отводит решающую роль непосредственной деятельности государства (в том числе поддержке науки—образования), вторая, эндогенная, объясняет, что государство должно лишь создать условия — снизить налоги, уменьшить степень регулирования, обеспечить политическую стабильность. Разумеется, я за разрешение задачи вторым способом, однако все сказанное выше, даже если бы было более убедительным, вряд ли кому-нибудь поможет — люди не очень слушают экономистов и, вполне возможно, правы в этом. Перефразируя известное, экономика слишком важна, чтобы доверить ее экономистам.

<< | >>
Источник: Бирман Игорь. Я — экономист (о себе любимом). — М.: Время. — 576 с. — (Век и личность).. 2001

Еще по теме глава шестнадцатая комфортная старость на чердаке:

  1. Освоение чердаков и крыш
  2. приложение к главе шестнадцатой о феномене экономического роста
  3. Создание комфортной обстановки
  4. Национальный проект: «Доступное и комфортное жилье — гражданам России»
  5. Национальный проект: «Доступное и комфортное жилье — гражданам России»
  6. Приоритетный национальный проект «Доступное и комфортное жилье гражданам России». 
  7. Проект «Доступное и комфортное жилище — гражданам России» Задачи проекта и целевые объекты финансирования
  8. Глава 22. ЭКОНОМЕТРИКА В ПРИМЕНЕНИИ К ИССЛЕДОВАНИЮ ЭКОНОМИЧЕСКОГО ЦИКЛА (глава написана Ричардом М. Гудвином)
  9. Глава 5. Организация как феномен Глава 6. Жизненные стадии и циклы организации
  10. Глава II. ДОГОВОР СТРАХОВАНИЯ Исключена. - Федеральный закон от 31.12.1997 N 157-ФЗ. Глава III. ОБЕСПЕЧЕНИЕ ФИНАНСОВОЙ УСТОЙЧИВОСТИ СТРАХОВЩИКОВ
  11. Глава 7
- Бюджетная система - Внешнеэкономическая деятельность - Государственное регулирование экономики - Инновационная экономика - Институциональная экономика - Институциональная экономическая теория - Информационные системы в экономике - Информационные технологии в экономике - История мировой экономики - История экономических учений - Кризисная экономика - Логистика - Макроэкономика (учебник) - Математические методы и моделирование в экономике - Международные экономические отношения - Микроэкономика - Мировая экономика - Налоги и налолгообложение - Основы коммерческой деятельности - Отраслевая экономика - Оценочная деятельность - Планирование и контроль на предприятии - Политэкономия - Региональная и национальная экономика - Российская экономика - Системы технологий - Страхование - Товароведение - Торговое дело - Философия экономики - Финансовое планирование и прогнозирование - Ценообразование - Экономика зарубежных стран - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика машиностроения - Экономика общественного сектора - Экономика отраслевых рынков - Экономика полезных ископаемых - Экономика предприятий - Экономика природных ресурсов - Экономика природопользования - Экономика сельского хозяйства - Экономика таможенного дел - Экономика транспорта - Экономика труда - Экономика туризма - Экономическая история - Экономическая публицистика - Экономическая социология - Экономическая статистика - Экономическая теория - Экономический анализ - Эффективность производства -