<<
>>

глава пятая на заводах

Партсобрание: —

Иванов, твоя жена жалуется, что ты с ней не живешь. —

Видите ли, товарищи, прежде всего я — импотент. —

Прежде всего, Иванов, ты — коммунист.

Снова долгий поиск (а жили без запасов, по-английски, «из руки в рот»): упования—звонки—надежды—ходьба—обещания—разочарования.

Написал в ЦК: как же так, безработицы в стране нет, а не устроишься? Письмо переслали в МГК,286 оттуда — в Миннефтепром, чей ЗамНачУпр Руководящих Кадров любезно отписал о готовности немедленно предоставить работу по специальности на промыслах Туркмении. Я не соблазнился, продолжал искать и стал на четыре года заводским экономистом: командовал плановыми отделами трех заводов стройматериалов. Начальник — потому как заводы невелики, плановые отделы махонькие, а экономисты с дипломом все еще в редкость; в стройматериалах — потому как в отрасли попрестижнее за порог не пускали.

Сначала — Полигонный заводик железобетонных (ж/б) изделий на Ленинских горах. В 1953 поставлен в чистом поле снабжать строительство МГУ (а также громадного жилого дома с «архитектурными излишествами», на теперешнем Ломоносовском проспекте). Никита, осознав срочную надобность массового строительства жилья, повелел индустриализировать его сборным железобетоном (вместо монолитных деталей—конструкций, ваяемых на месте), и наш полигончик вскочил в моду, наведывалось высокое начальство.287 Полигонный — потому как производство представляло собой бетонный узел, где цемент— песок—гравий смешивали с водой, сарай, где «вязали» арматуру, и сам полигон — гладкую площадку под открытым небом, в ее «пол» вмонтированы паровые трубы: подогрев бетона, залитого на площадку в формы, подгонял твердение. У въезда — контора в каркасно-щитовом доме. Рабочих — человек полтораста, зато полный неджентль- менско-конторский набор — свои бухгалтерия, технический и планово-производственный (ППО) отделы, отдел технического контроля (ОТК) с лабораторией, отдел снабжения — все, как у больших.

Поставлен заводик временно, но еще в 1998 (не было в СССР ничего постояннее временного) стоял за забором вплотную к метро «Университет».288

Уже забылось, а кампания за сборный железобетон и строительство хрущоб типа баракко была немногим лучше кукурузных утех. Советские вожди искренне не понимают (настоящее время не случайно — Ельцин отличался мало): задача руководителя — создавать условия, в которых люди, стремясь к корыстной своей выгоде, сами придумывают—делают общественно полезное. А они пытаются конкретно руководить, быть затычкой для каждой бочки, и из тех потоки свищут.

Взяли, разумеется по рекомендации (называлось «по блату»), старшим инженером ППО, споро продвинулся на вакансию начальника. Директор (забыл, как звали) — грузин, что он всячески педалировал; покоробливало — всегда казалось, что национальность не люэс, стыдиться—скрывать не надо, но и подчеркивать ни к чему, его добродушный, с самоиронией «национализм» пробил первую брешь в таком ощущении. Над замечательной моей характеристикой посмеялся. Скоро его сменил Иван Филиппович Дроздов, добрый человек. Потом узналось, что сидел «по хозяйственному делу», выпустили по «ворошиловской» амнистии, партбилет не вернули. Против всяких правил пригрел его свойственник, управлявший нашим трестом «Мосжилстрой». Затем заводишко пере- подчинили, пришел новый директор, А.Чебыкин, свойственник нового управляющего.

В мае 1954 впервые напечатался. Тиснул в многотиражке Управления строительством МГУ нечто железобетонное; попыжился, да зря, в моей «референтной группе» никто не заметил. Через неделю звонит приятель, поздравляет с выходом в большую печать. В тон отвечаю шуткой, но, оказывается, заметку с завлекательным (по-американски — sexy) названием «Нужды бетонного завода» перепечатала Вечерка. Титул малюсенькой моей должности занял в подписи несколько строк. Больше за заводские годы в печать не проникал.

Припоминая детали многотрудных своих обязанностей, широко шагнул вперед в плановой технике.

На нашем махоньком (по советскому масштабу!) заводике в миниатюре делалось то же самое, что и на десятках тысяч заводов—фабрик, а я ощутил резкий разрыв высокопарных рассуждений в институте с реалиями — в повседневной практической работе не требовалось и намека на плановую науку. Разобрался и в объемной отчетности, ко всему прочему доводилось ме- стоблюстительствовать главбуха (дважды — главного инженера). А вот финансами завода заниматься почти не приходилось за ненадобностью (забавно, что уже с начала 1930-х слово «кредит» редко обозначало «заемность», надобность его вернуть).

Бесценный заводской опыт пригодился в 1964-5 при разработке тогдашней реформы (глава восьмая), помог не погрузиться чересчур в матьметоды, а в эмиграции, зная логику системы, разгадывать статистические и прочие закавыки. Да и вообще без заводского или иного «низового» опыта стоящим экономистом в пирамидально выстроенных системах не станешь.289

Сунулся в партию; зачем? Понимал, что иначе не поднимешься, а возноситься все еще сбирался по административной лестнице. И — веровал; не совсем уж безоглядно, так ведь и христианство зиждется на одолении собственных сомнений. Райкомовская комиссия из старперов-активистов отсекла: опять — пятый пункт, придирка отлупа, конечно, иная.

Отвлекусь опять от любимого себя, в этот раз — на сладкое бремя начальствования. Начну категорическим: всякая власть отвратительна, надо стараться (мне не удавалось) задавить в себе статусный голод и, будучи честным с самим собой, уходить при возможности от нее, то есть от насилия тебе подобных.290 Стремление в начальники отражает естественное, иерархический инстинкт и проявляется в желании покомандовать, ощутить зависимость других. Иерархическому возвышению противостоит тяжкая его цена: льстить—выслуживаться—подчиняться, отказываться от простых житейских радостей и врать—врать— врать. Основу карьеры советского начальника составляли его отношения вверх и определяюще важно не сделать—сказать ничего, вызывающего оттуда недовольство.

Принадлежность к группе и личная лояльность играли никак не меньшую роль.291

Из мерзопакостных функций власти — все знать (пытаться) о других. Стас Шаталин поделился, как Горбачев взвесил в руке толстенную папку «материалов»: «Вот, работают, пишут на тебя».292 «Походив во власть» и познав тамошние обычаи—порядки, Стас не сомневался — его телефон и при Ельцине «слушали». Ельцин говорил Гайдару: «Вот такой-то там-то то-то и то-то».293 Трудно и дружить с подчиненными: даже самые лучшие—гордые помнят зависимость от тебя.

Начальствование куда значимее—привлекательнее в СССР—России, чем на Западе. Дело не только в привилегиях (не преуменьшая значение, вернусь к ним), велика житейская—иная дистанция между реальной ролью начальника и рядового (меньшего начальника). Чеканная формула «Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак» не шутка. И особо важно, в СССР не самоутвердишься открытым богатством, компенсировали иначе, пробиваясь в самодуры—помпадуры. Из особо ценимых компенсаций: ты занят важными делами и тебя ждут.294 При отсутствии рациональных критериев в мое время считали лучшим и звали «хозяином» такого начальника, кто командовал всей деятельностью—бездельем подчиненных, входя в мельчайшие детали; в Америке же четко очерчен круг того, что он решает лично сам, неся персональную ответственность, а что «делегирует». Сравнительно крупный начальник обычно принимает решения о правилах и их изменениях, оформляя соответствующими процедурами (президент проводит решение через Конгресс), а также назначениях, каждодневное же управление спихнуто на администраторов помельче. При всем том мудрая туземная баба наставляла: надо что-то — иди к верхнему начальнику; по Евг.Шварцу, тот же принцип исповедовал Чуковский.

Распространенная иллюзия — величие госдеятелей.295 Так и не так; пишут, например, что в окружение Черчилля входили люди поумнее, а брал он совокупностью разных качеств.296 Одно — обаяние, умение привлечь не только (радио)слушателей—(теле)зрителей, пресловутая харизма, но и близкий круг сотрудников, в наши времена крупный политик без обаяния не состоится.297 Опять — талант есть несогласие, но без союзников не поднимешься.

Догадываюсь: если поднимается умный, он сознает—смягчает человеческую зависть других, умасливает отставших.298 Приятель, старательно строивший по-перестроечную карьеру, вздохнул после расстрела Думы в октябре 1993: «Тяжко принимать решения о жизни—смерти, наверное, не для меня». Чувство юмора мало где мешает, начальнику оно особенно необходимо, главным образом по отношению к самому себе (но Сталин—Гитлер—подобные относились к себе сугубо серьезно). Недолгий опыт развеял прежние иллюзии Е.Сабурова: по его словам, на самом верху прежде всего интриги, точно как в Трех мушкетерах.

Покусился в аспирантуру: то с порога не берут документы, то валят на экзамене (в Плехановском схватил пару по английскому). Прознал о защите железобетонной диссертации в Инжеке.299 Приехал, младая дамочка бойко отбубнила нечто научное, я со слуха полез выступать, растолковал бессомненные ошибки, трижды оговорил, что не могу судить достоинства работы в целом и никак не против степени, а замечания — частные, меня все же старательно опровергали. Первое столкновение с наукой, и сразу урок: защита диссертации не место для выяснения истины.

Случился на защите директор строившегося завода ж/б изделий некий Дардик и сманил — завод крупнее—престижнее, зарплата начальника планового отдела весомее. Перейти мудрено, все еще в силе крепостническое — увольняться только по разрешению,300 но завод объявлен «комсомольской стройкой» (еще бы, «почин» Никиты) — и в райкоме комсомола выписали освобождавшую «путевку». Скоро выяснились научно-литературные амбиции Дардика и уготованная мне роль карманного писателя, восторга—рвения я не выказал, выставил без церемоний.

В 1955-6 я — начальник планового отдела Кудиновского завода керамических блоков; не чета Полигончику: под полторы тысячи «рабочих, ИТР и служащих». Немало зданий в Москве облицовано теми светло- и темно-кремовыми блоками, прессовали—обжигали керамические же трубы. Попал случайно (а что в жизни закономерно?): в очередном и последнем в СССР двухмесячном поиске работы набежал на бывшего со-студента Фиму Альтшуллера, он (без замены не отпускали) рекомендовал на свое место.

Не больно завидное — до станции Электроугли (Кудиново) электричка не доходила, и паровиком от Курского более часа.301 В Москве такой пост не получил бы, а здесь — самостоятельность на «заводе союзного подчинения» (то есть нами непосредственно управлял главк союзного Ми нистерства стройматериалов) резко расширила мой практико-эко- номический кругозор.

Кстати, о размере завода. Мы кичились, что в отрасли наш — из крупнейших в мире; только в Америке, где проведены и особые изыскания economics of scale, осознал недостатки—пороки производственных гигантов. Хотя при росте производства до известного предела так называемые косвенные затраты на единицу продукции снижаются, хотя высокопроизводительное специальное оборудование часто выгодно, непременно и отрицательное — рост заводской территории, надобность сети специальных коммуникаций, бюрократизация управления, проблемы с экологией.302 Кроме того, крупным заводом чаще владеет не одно лицо, собственность распылена среди акционеров, и управляют менеджеры, а не сами собственники. Советские промгиганты возводились фундаментально, на века, их не перестроишь, приспособив под иную технологию, они становятся монополистами «естественно».303 Особая проблема — военные промгиганты в городах-ящиках.304

Парой страниц выше я рассуждал о начальствовании, здесь — несколько фраз о директорах советских заводов (работу западных менеджеров знаю неподробно, и сравнение ограниченно). Директор зависел не только от прямого начальства (главк—министерство), но и от партийного (райком—обком, а то и ЦК), и по множественности критериев требовалось маневренное—маневровое умение; западный же директор нацелен почти исключительно на прибыль. Другое отличие: администрация западного менеджера заканчивается за воротами завода, от советского же директора зависит не только зарплата работника, но и жилье, а также всякое другое житейски важное. Перед и во время войны директоры несносно грубы с подчиненными, на крупных военных заводах — жесткие деспоты—диктаторы в генеральских званиях. Постепенно стиль менялся, директоры становились вежливее, иные играли в цивилизованных демократов (того образца). Главное, однако, оставалось — советский директор все решает сам, может отменить всякое решение подчиненного и знает, как не слишком явно нарушать законы. Дураки задерживались ненадолго, отцеживались смекалистые. В остальном разнообразно — директор мог быть техническим специалистом («спецом») или партвыдви- женцем (впрочем, после 1960-х и они — сплошь инженеры, а экономисты — редчайше-редко), мог каждодневно сам руководить или же состоять в собственных министрах инодел.305 Наш директор Б.Фили- монов трудился самоотверженно — с ранья допоздна, появлялся и в воскресенье; ночной заводской дежурный (и мне доводилось) по срочной надобности хоть в ночь-полночь звонил ему домой. Вникал в любую мелочь, органически не мог «делегировать власть». Каждое утро на многочасовых «планерках» упивался часовыми монологами и оперативно все решал на месте, настолько оперативно, что часто назавтра отменял.306

Поразмышляем о смысле деятельности заводских плановиков. Забота в нормальной экономике — сбыт—кредиты, цены на свою продукцию и цены поставщиков, условия рациональной кооперации с ними, игры с налогами, главное же — прибыли—убыли, но в соц- экономике таких проблем нет, и мы создавали основание грандиозного «планового здания». Завод отчитывался по десяткам показателей — выпуск продукции по видам и в «ценностном выражении», численность персонала по категориям, средняя зарплата и ее фонд, уровень текущих расходов (себестоимость) в разбивке по изделиям и статьям («калькуляционным» и «сметным»), расход электроэнергии, запасы топлива, особые показатели по изобретательству и технике безопасности, исполнение планов капитального строительства—ре монта и т.д. и т.п.307 С помощью двух добрых женщин я и сочинял их в виде техпромфинплана. Совместно с бухгалтерией изготовляли также отчетные показатели и сопоставляли их с плановыми.

В нормальной экономике результаты работы предприятия почти исчерпывающе определяются прибылью (для «производства прибыли» оно и существует), техпромфинплан заменял естественный этот критерий множеством разных показателей, к одновременному исполнению которых надо было стремиться. В главке я «защищал» толстый том взятых под одну обложку таблиц с объяснительной запиской, затем мы разверстывали утвержденные показатели по цехам. Главк представлял сводный план в Планово-экономическое управление министерства, тот свой — в Госплан; так и образовывалась монументальная пирамида, в которой копошились миллионы плановиков—статистиков—бухгалтеров, регламентировавшая жизнь гигантского муравейника, звавшегося советской экономикой.308 Смысл плановой канители заключался, во-первых, в попытке сбалансировать производство и потребление (то есть подогнать потребление под возможности производства) и, во-вторых, задать показатели, по которым оценивалась деятельность каждого звена гигантской машины. И к тому, и к другому мы вернемся.

Обратите внимание — план рисовали сами исполнители, и именно сопоставлением «факта с планом» оценивались результаты работы

НА ЗАВОДАХ

- - 161

предприятия. Возразят, что планы утверждались сверху, так ведь и «верхи» (те же министерства) оценивались степенью выполнения плана подчиненными предприятиями. Напомню, что под Брежневым планы министерств, а таким образом и всей экономики в целом, всегда «корректировались» в декабре, и всегда вниз.1

Откуда знал, как составлять техпромфинплан? В институте учили в самых общих словах, мгновенно выветрившихся из памяти, на Полигонном обходились без, а тут пришлось осиливать сотворенное предшественником и что-то измышлять самостоятельно. Уже упоминал отсутствие научной основы планирования. В громадной советской экономической литературе, по-моему, так и не появилось толковое пособие по составлению техпромфинплана, впрочем, и для следующих уровней иерархии учебники планирования не годились как руководство к действию.2 В полной мере знание техники заводского планирования пришло через несколько лет, когда читал лекции на разных курсах, а потом и в отраслевых институтах переподготовки заводчан, там-то и превзошел кондовую эту науку до тонкости. По пословице: объясняешь—объясняешь, сам наконец понял, а они все не понимают.

Сколько уже прошло, а гложет: первый свой техпромфинплан сбил «по науке», и завод получил невозможно малые лимиты по фонду зарплаты и себестоимости: меньше, чем надо, чем можно выбить—защитить. Поточнее: без постоянных сбоев—перебоев снабжения, без отправки рабочих на сельхозработы и т.п. мой «научный» план был бы приемлемо верен, а так завод влетел в трудности. Еще точнее, если бы, не мудрствуя лукаво, я лепил план «от достигнутого уровня», не стараясь где можно—нельзя применить науку, ошибся бы не так скверно по последствиям. Самое поганое — никто и не догадался, что виновата моя дурья, не отягощенная жизненно-практическим опытом голова. Рассказываю не для самокритики, не худшим был заводским плановиком, а для предметного показа тщеты плановых усилий. Заводское планирование, служившее, повторю, пьедесталом пирамиды, — не лишний пример расхождения слова-теории с делом. 1

Правда (19.12.75, с. 3): о «“невинной хитрости”, применяемой многими хозяйственниками» — план первых трех кварталов сильно занижают и «львиная часть годовой программы приходится на четвертый квартал». За первые три квартала получают крупные премии, а план последнего квартала пересматривают или же премию за него не получают. 2

Разве что трижды переизданные Госпланом Методические указания к разработке народнохозяйственных планов. В 1956 постановление ЦК—Совмина расширило права директоров предприятий (и других хозяйственных руководителей) — первая послевоенная и напрочь забытая попытка экономических реформ.309 На бумаге замечательно, я распинался на директорском совещании: из каждого рубля сверхплановой экономии заводу останется полтинник, достанет на социальные нужды и премии. Слушали, вежливо кивали, а в коридоре ушлый начальник цеха нравоучил: «Ты парень молодой и слушай сюда: не суетись, никто не позволит много зарабатывать, постановление постановлением, но есть и реальная жизнь». Именно, вскоре главк увеличил плановое задание заводу по прибыли, а когда я заартачился, разъяснили: «Сам знаешь, что цены на вашу продукцию завышенные, так что по делу прибыль не заработана». И вся любовь.

Главный энергетик завода удумал нечто рационально-техническое: для положенной премии надобен подсчет экономической эффективности. В нормальной экономике должно быть нехитро, а я мучился: для «внедрения» требуется купить какое-то оборудование и что-то построить, я же понятия не имел (в институте не учили), как соизмерить надобные капитальные затраты с полученной за их счет экономией на себестоимости (текущих затратах). До известной дискуссии в конце 1950-х (о ней дальше) советские экономисты в упор не видели одну из фундаментальных экономических проблем: разделение произведенного на потребляемую и накопляемую (на расширение—усовершенствование производства) части.310 Экономисты не могут—должны решать, как именно, в какой пропорции делить; это решение вне экономики, но надо уметь измерять результат, сказать, например и в особенности, какую сумму прибыли принесет (должна) такая-то инвестиция и как она соотносится с другими возможностями.311 Роль надобного тут уме- НА ЗАВОДАХ

— 16 3

ния по мере роста производительности все более прирастает, все меньшая доля необходима для непосредственно текущего потребления, и можно было бы щедрее тратить на инвестиции (при небыстром увеличении новых потребностей и не сокращая резко рабочее время).

Из затруднения я как-то вышел, экономическую эффективность скалькулировал, «обсчитывал» ее и для других рацпредложений. Одна рацизобретательница вызвала меня в коридор (кабинета ни у нее, ни у меня), поблагодарила за расчет и протянула сторублевую бумажку (для масштаба — мой оклад 1 300 р. в месяц). Сначала не понял, потом ожег стыд: значит, думает, что я такой. Пожаловался приятелю, он кивнул: «И вправду, отчего только стольник?!» Не знаю почему, но никогда более взяток не предлагали.312

В этой книжке не обойти вопрос: почему провалилась советская экономическая система, основанная на «общественной собственности на орудия и средства производства»?313 Как известно, в основных чертах система отстроена к началу 1930-х (последний элемент — кредитная реформа состоялась летом 1930) и примечательным образом с тех пор ее изменения почти всегда шли в одном направлении — назад от экономики без стоимости. О хозрасчете (то есть сопоставлении затрат с результатами) рассуждали уже в начале 1930-х; в 1941 Сталин милостиво признал в беседе с экономистами принадлежность категории стоимости к социалистической экономике, в 1952 — известное экономическое совещание, в 1956 — постановление, которое я упомянул, а дальнейшие попытки реформ лучше памятны читателю. Три момента. Первый — не надо лучшего свидетельства неудачности системы, работала бы исправно, не тужились бы реформировать. Второй — советские вожди более всего озабочивались тем, что экономика со скрипом несла бремя военных расходов, ощущая «скрип», и шли на реформы. Третий — система в принципе столь плоха, что невозможно реформировать ее успешно. До сих поговаривают, что при всех жертвах и других «издержках» советская экономика помогла России прыжком преодолеть вековую отсталость, подготовиться к войне с Германией, а после войны стать сверхдержавой наравне с могучей Америкой. Об итогах преодоления вековой экономической отсталости, в особенности о сравнениях СССР со США по общему объему производства и уровню жизни, — дальше, но уже здесь замечу, что прыжок не доказан.314 В конце XIX и начале XX веков российская экономика становилась капиталистической, развивалась уверенно—быстро, и нет ровно никаких доказательств, что подлинный темп на самом деле возрос при советской экономике.315 Нет, в частности, потому, что настоящий ее рост неведом, к тому же известно качество советской продукции. Сказать по- иному, не думаю, что, например, разрыв в уровне жизни населения России и США, бывший до 1917, сократился за годы советской власти, он скорее увеличился.316

Говоря, что настоящий рост неведом, я имею в виду не только фальсификации советской статистики, а также написанное по этому поводу в приложении к главе третьей, есть и еще одно обстоятельство. По официальным данным, на накопление шло около четверти всего произведенного в стране. Не утомляя читателя детальными подсчетами—ссылками, тем более что статистика, мягко говоря, муторная (и не только из-за мухлежа с военными расходами), замечу также, что доля промышленности приближалась к половине национального продукта, а пресловутая группа А давала (скорее, брала) три четверти продукции промышленности. Надо при этом полагать, что реальные соотношения были еще хуже из-за заниженных цен на продукцию этой самой группы. Иначе говоря, в очень большой степени рост достигался за счет неимоверно высокой доли национального продукта, отрываемого на накопление от личного потребления.317 И кстати сказать, постоянное снижение темпов роста (см. Табл. 8) было связано с вынужденным сокращением доли накопления.

Что касается подготовки к войне, то (в противоречие писанному в конце 1960-х в книге — из моей песни слов не выкидываю) не столько советская экономика, которой очень помог ленд-лиз,318 ее выиграла, сколько чудовищные потери населения и на фронте, и в тылу обеспечили трудную победу.319

Что касается сверхдержавы, то сумели украсть—создать ракетно- ядерное оружие, однако реальная военная мощь, по-видимому, преувеличена. До сих поговаривают, что непомерные советские военные расходы (СВР) экономику и погубили. Смешно было бы мне, выяснявшему подлинный их размер в спорах с ЦРУ и другими доморо щенными экспертами (глава четырнадцатая), отрицать значение фактора, все же не надо, впадая в крайности, его и переоценивать. Конечно, производство оружия добивало советскую экономику, СВР истощили режим, но и без них он все одно бы рухнул экономически, вспомните Польшу—Кубу. В то же время примеры Венгрии в годы Кадара, а также Китая при Дэне показывают, что движение «назад от социализма» продляет жизнь системы. Поставим вопрос так: а если бы СВР забирали не четверть ВНП—ВВП, а, скажем, 10 процентов, что было бы с экономикой? В общем, то же самое, разве что экономическая катастрофа пришла бы позже.

С недавна наираспространенное возражение против «социалистического способа хозяйствования» заключается в указании примитивного факта — не работает; аргумент сильный, но не без недостатка — не исключает спекулятивную возможность иноговарианта. Поэтому полезно бы понять, чем советская система плоха конкретно. Самый короткий и самый верный ответ заключается в том, что она не капиталистическая, не обладает ее выгодами—преимуществами. Систему оправдывали по-разному: в частности, только она обеспечивает благотворное социальное равенство. Главный порок непосредственно вытекает из, если хотите, самой цели — ликвидировать, свести на нет имущественное неравенство, которое из частной собственности и следует. Однако такое неравенство создает самый мощный мотив—стимул, нацеливает личную корысть не только на удовлетворение сиюминутных потребностей желудочно-кишечного тракта и семенных желез, но и на обогащение.

Именно неуемное желание обогатиться и создало современную капиталистическую систему, не зря острят, что если из капитализма убрать капитал, то останется один «изм». При капитализме частный собственник нацелен на максимум превышения результатов над затратами, то есть максимальную прибыль (на вложенный капитал), таким образом, личный интерес используется полностью, становится могучим двигателем экономического и, стало быть, жизненного прогресса. Поскольку собственность не «всенародная» (а с монополиями борются), необходимо возникает конкуренция, ценообразование — истинно «рыночное». Личное богатство стимулирует наглядным примером и обеспечивает основную массу инвестиций.320

Да и не стал социализм царством материального равенства, после самых первых уравнительских заскоков стимулировали «хорошую работу» разной зарплатой и другими поощрениями, всячески предотвращая «накопление капитала». Поразительным образом этот наипринци- пиальный пункт не рассмотрен достаточно в литературе: в советской — по понятной причине, а в западной — из-за просоциалистических симпатий и неизбыточной грамотности советологов. Советолог Абрам Бергсон (мы с ним ниже встретимся) рассуждал в известной коллегам статье про югославский рыночный социализм, о недостаточном стимуле к инновациям; это лишь часть проблемы — при социализме, стало быть, при этой самой общественной собственности, отказывает (подменяется иными) вся система стимулов.321 Отказывает—подменяется потому, что, дозволив резко разные текущие доходы, включая привилегии, пытаются обойтись без имущественного (материального) неравенства. Если не учитывать злоупотребления, то даже самая верхушка не имела накоплений, достаточных для личных инвестиций. Пытались помочь социализму возрождением критерия прибыли (вместе с немногими другими я тоже предлагал, глава восьмая); это может дать успех только при возможности частных инвестиций, иначе говоря, когда прибыль попадает к частным собственникам и употребляется ими для частных же капитальных вложений. То есть — не при социализме.

Заканчивая разговор о социалистической экономике, подчеркну перво-наперво ограничение социалистической организацией производства индивидуальной свободы. Будучи экономически зависимыми, люди не вольны в своей инициативе, подчиняют ее коллективному—государственному интересу. Уместно сказать, что, хотя капитализм бывает без демократии (Сингапур), современная демократия без капитализма неизвестна.

Не менее важно — из-за неэффективности государственно-коллективистской экономики призыв к коллективному равенству воплотился в снижении общего уровня жизни. Твердили, что советские вожди жили, как при коммунизме, получая все по потребности, на самом деле такой жизненный уровень не только не обеспечивался при падении с высокого поста, но и просто был несравнимо ниже уровня жизни богатых Запада. Грандиозной была (и, увы, осталась) и разница жизненных уровней основной массы населения в СССР по сравнению с Западом.

Утверждали, что принципиальное превосходство соцэкономики состоит в замене «стихии—анархии рынка» планированием. Только- де народнохозяйственное планирование, плановая система предотвращают кризисы перепроизводства, растрату труда и других ресурсов на ненужное, способствуют рациональному хозяйствованию. Спекулятивно — центрально—составленный план кажется лучшим для общества по сравнению с суммой индивидуальных, не увязанных между собой попыток производителей заглянуть в будущее. Однако, хотя бы по отсутствию подлинно научной методики планирования, претензии на лучшесть системы, основанной на плане, по меньшей мере необоснованны.

Простые и фундаментальные факты нагляднее всего показывают иллюзии о народнохозяйственном планировании. После первой пятилетки никогда более пятилетний план развития экономики страны реально не составляли, дело ограничивалось «директивами» и/или «основными положениями», единодушно (а как же иначе) проголосованными партсъездом. Стало быть, документа, который можно было бы по праву назвать пятилетним планом, не было в природе. Ни разу ни одна пятилетка не исполнена по главным показателям (фиксированным в директивах), рапорты о досрочном выполнении основывались на элементарных статистических подтасовках показателей валовой продукции. Понимая, что спорить—доказывать некому, и без них часто обходились.

В 1980-х я старался показать в статье иллюзорность идеи — план позволяет избежать потерь перепроизводства; она—он нереализуемы, а попытки точно запланировать, сколько чего нужно, и ведут (вместе с другими причинами) к «экономике недостач». Наоборот, пресловутое перепроизводство, запасы товаров—мощностей, «резервная армия труда», общая «избыточность» капиталистической экономики укрепляют ее сбалансированность—устойчивость, дозволяют маневр, в некотором высшем смысле усиливают созидательный потенциал для быстрого технического прогресса (вопрос так важен, что в главе тринадцатой мы к нему вернемся).322

Еще два момента. Во-первых, планирование в смысле попытки предугадать будущее, то есть когда это, так сказать, план-консуль- тант, отнюдь не зло, зло начинается в момент, когда план становится обязательным, когда это пресловутый план-закон.323 Самый очевидный пример нелепости плановых тенет — возведение в высший принцип исполнения плана к первому числу месяца—квартала—года и к красным дням календаря. Понятно почему, нормальные стимулы не работали, а так упрощались проверка—контроль, исполнители подстегивались; получавшиеся нелепости общеизвестны и нет нужды лишний раз напоминать их читателю.

Во-вторых, народнохозяйственное планирование, предполагая общность цели, уже по определению должно (не всегда получается) выбрать варианты, лучшие по некоторому социальному критерию. Дело, таким образом, не только в неизбежной централизации системы планированием, пирамидально-иерархической его отстройке и кастрации личной инициативы, но и в соподчинении наших индивидуальных интересов, а не «складывании» их. Таким образом, имманентно, по самой своей природе централизованное планирование антииндивидуально. В результате естественного отбора (или по божьему велению — не суть важно) мы, человеки, стали замечательными (хотя и хрупкими) машинами. Откуда же такая самоуверенная надежда, что несколько чиновников сработают лучше, чем каждый из нас для себя самого? Почему, если и поверить во все остальное, они, госчиновни- ки, могут лучше нас самих определить, что именно каждому из нас нужно—желается?

Увы, капиталистическая экономика — не полное совершенство (так сказать, «чистого капитализма» никогда—нигде не было и его адепты вроде меня не устают повторять, что в таком идеальном случае недостатков—пороков было бы много меньше), иначе говоря, превознося ее, я сознательно перегибаю палку. Перегибаю хотя бы потому, что во множестве стран население не благоденствует — уже упоминал демократическую Индию, где частная собственность (правда, ограниченная государством) сама по себе не обеспечила процветание (еще — в самое последнее время дело стало налаживаться), повидал другие пораженные убогой нищетой страны. Не очень и понимаю, почему в Дании—Норвегии живут сытее—богаче, чем в Италии. Если быть точным, частная собственность есть условие необходимое, но недостаточное, то есть и при ней иные экономики не чересчур успеш-

ругался, что глава «Оптимальный народнохозяйственный план» заканчивается разделом «План — консультант». Огласил и эпиграф к главе: «Насколько правилен Ваш прогноз погоды? — В нем все верно. Единственное, что может оказаться неточным, — дата».

Нет, не выдашь себя за героя—гения, в той же главе написано: «...ликвидировать бессмысленные потери, расточительство можно только при централизованном плановом управлении экономикой, т.е. при замене капитализма социализмом». ны, однако нет ни одного примера сносно работающей экономики без частной собственности.324 И объективно, при всех явных—неявных преимуществах—выгодах конкуренции, есть недостатки и у нее.325

Возвращаясь к нити повествования, в марте 1956 пригласили на партсобрание, там нам, «хозяйственному активу» с членами партии, зачитали «секретную» Никитову речь на XX съезде.326 Скоро попал на областной семинар пропагандистов. Один лектор лихо клеймил культ личности, мы восторженно внимали. Другой осуждал тех, кто вчера воспевал, а сегодня осуждает, «но нам строить коммунизм», ему хлопали не менее восторженно. Член ЦК, будущий академик А.Румян- цев рассказал подробнее газет о кровавых событиях в Тбилиси, не так корил, сколько полуоправдывал молодежь «идейно-политическими недочетами местного руководства».

Ближе к лету вызвал секретарь заводского парткома: «Ты как, по возрасту выбудешь из комсомола в беспартийные?!» Не вспомню точно, как рассуждал, чувства были смешанные, но, «польщенный доверием», ощущая сопричастность, я отправился собирать рекомендации. Почему предложил? Нет, не был наш партвождь хорошим человеком, не желал мне добра, обдумывая мое будущее.327 Просто я входил в руководящую головку завода и партийность ставила меня под полный контроль. Кстати, это часто забывают. Конечно, партби лет был билетом наверх, но он же налагал ограничения, обладатель попадал под более жесткий, если хотите, тотальный контроль. Не стопроцентно он плох: несчитанное число чудовищных преступлений совершено во имя «партийной дисциплины», однако в некоторых отношениях принадлежность к партии при всем лицемерии налагала известные «моральные ограничения».328 Пройти жизнь, не преступая закон, неможно, и я выработал критерий — не делать такого, что не оправдать «на партийном собрании перед лицом товарищей». Критерий покажется смешным, но, когда дело не касалось идеологии-политики, собрания судили справедливее инстанций (так и в моем случае — см. главу десятую), хотя справедливость инстанций не к ночи поминать.

Соблазнительно оправдаться вступлением после XX съезда, так ведь пытался и раньше. Помимо прочего, я различал «идею» и начальников, не понял еще, что систематически «плохие» начальники надежно характеризуют самое систему и «хорошие» социалистические вожди так же противоестественны, как, скажем, утки-лесбиянки. Также прошло мимо сознания, что режим не выжил—устоял бы без рек крови, что как раз с середины 1950-х, не питаясь свежей кровью, он дряхлел. И в кошмарном—чудесном сне не мерещилось, как доживу до запрещения партии, увижу на Старом Арбате продажу по сходной цене бланков партбилета с учетной карточкой.

Г.Х.Попов осенью 1992 польстил в Известиях: дескать, Ельцин вступил в партию, дабы изменить ее изнутри. Попову, конечно, виднее, что и где писать про Ельцина (с которым мы вступили в одно время), а я при всех сомнениях не помысливал о ее реконструкции-перестройке. Спросили Рабиновича: «Вы член партии?» — «Нет, я ее мозг!».329 Чем бы то ни было, я в нее вступил.330

Еще до того подал заявление в заочную аспирантуру Института экономики строительства (НИИЭС) новорожденной тогда Академии строительства и архитектуры СССР («образована на базе» Академии архитектуры); экзамены сдал удачно, предложили переписать заявление на очную. Не раз поминал жидоедство, но тогда, осенью 1956, все четверо принятых очных—заочных аспирантов оказались из избранного племени.

Почему подался в науку? Стипендия заметно ниже тогдашней моей зарплаты. Ходил на заводе в больших начальниках, сам себя уважал. Сыграли социальный престиж науки в то время, пришедшее наконец понимание, что административная карьера не светит, и, скажу без стеснения, маячившая невдалеке высокая оплата научной братии. Не сказать, что манила научная деятельность, причина проста — не очень ее себе представлял. Оглядываясь, вполне доволен тем своим решением.

Увольняюсь (по закону на учебу не могли не отпустить), а тут вызывают на бюро Ногинского райкома партии утверждать кандидатом. Тот же самый заводской партвождь завел насчет «дезертирства с трудового фронта», но секретарь райкома отрезал (честное пионерское — не придумываю): «Да брось ты, он же учиться хочет, а не в Америку подался». Как в воду глядел.

<< | >>
Источник: Бирман Игорь. Я — экономист (о себе любимом). — М.: Время. — 576 с. — (Век и личность).. 2001

Еще по теме глава пятая на заводах:

  1. Глава пятая Разногласия
  2. Глава пятая БУМАЖНЫЕ И КРЕДИТНЫЕ ДЕНЬГИ
  3. Пятая глава Хозяйственные процессы на предприятии
  4. ГЛАВА ПЯТАЯ Кризисы 50-х и 60-х годов
  5. Глава пятая РОЦЕНТ НА КАПИТАЛ
  6. ГЛАВА ПЯТАЯ Преданность идеалам компании неотъемлемая черта John Deere
  7. Глава пятая ПРОМЫШЛЕННОСТЬ ЭПОХИ ФЕОДАЛИЗМА (ДОМАШНЯЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ, РЕМЕСЛО, МЕЛКОТОВАРНОЕ ПРОИЗВОДСТВО, МАНУФАКТУРА И ФАБРИКА)
  8. Раздел И Формирование рыночных структур ГЛАВА ПЯТАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ НЕРЫНОЧНЫХ ХОЗЯЙСТВЕННЫХ СТРУКТУР В СТРУКТУРЫ РЫНОЧНОГО ТИПА
  9. Аутсорсинг на заводе «Северсталь»
  10. Практикующее упражнение Положение на заводе
  11. Аутсорсинг на Горьковском автомобильном заводе
  12. Лекция пятая МЕХАНИЗМЫ МЕЖДУНАРОДНЫХ РАСЧЕТОВ
  13. ЧАСТЬ ПЯТАЯ Микроэкономике товарных рынков
  14. Аутсорсинг на Ирбитском мотоциклетном заводе
  15. Аутсорсинг в организации «Объединенные машиностроительные заводы»
  16. 3. Эффект масштаба производства на многих заводах
  17. Конкретная ситуация Проблемы качества на электромеханическом заводе
  18. 4.3.3. Анализ системы массового обслуживания экспедиции колбасного завода
  19. Экономика комбикормовых заводов и их сырьевые зоны
- Бюджетная система - Внешнеэкономическая деятельность - Государственное регулирование экономики - Инновационная экономика - Институциональная экономика - Институциональная экономическая теория - Информационные системы в экономике - Информационные технологии в экономике - История мировой экономики - История экономических учений - Кризисная экономика - Логистика - Макроэкономика (учебник) - Математические методы и моделирование в экономике - Международные экономические отношения - Микроэкономика - Мировая экономика - Налоги и налолгообложение - Основы коммерческой деятельности - Отраслевая экономика - Оценочная деятельность - Планирование и контроль на предприятии - Политэкономия - Региональная и национальная экономика - Российская экономика - Системы технологий - Страхование - Товароведение - Торговое дело - Философия экономики - Финансовое планирование и прогнозирование - Ценообразование - Экономика зарубежных стран - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика машиностроения - Экономика общественного сектора - Экономика отраслевых рынков - Экономика полезных ископаемых - Экономика предприятий - Экономика природных ресурсов - Экономика природопользования - Экономика сельского хозяйства - Экономика таможенного дел - Экономика транспорта - Экономика труда - Экономика туризма - Экономическая история - Экономическая публицистика - Экономическая социология - Экономическая статистика - Экономическая теория - Экономический анализ - Эффективность производства -