<<
>>

Эпоха крупных распашек целины

Около 1050 года (в некоторых районах с особо благоприятными условиями, как например в Нормандии или Фландрии, возможно несколько раньше, в других — несколько позже) началась новая эра, которая закончилась только к концу XIII века, — эра крупных распашек целины, давшая, по всей видимости, наибольшее

Приращение обработанной площади, когда-либо имевшее место в нашей стране с доисторических времен.

В этом грандиозном усилии борьба с лесом дала наиболее быстро ощутимые результаты.

До тех шор в течение долгого времени пашни не проникали в леса. Земледельцы эпохи неолита (которым, вероятно, благоприятствовал более сухой, чем в наши дни, климат) устраивали свои деревни преимущественно в местах, заросших кустарником или травой, в степях, в ландах 8, расчистка лесов представляла для их несовершенных орудий слишком трудную задачу. С тех пор, несомненно, была нарушена целость многих густолиственных массивов — и при римлянах, и во франкскую эпоху. Например, в начале IX века «за счет густого леса» (de densitate silvarum) сеньор Танкред освоил землю для совсем новой деревни Ла Нокль (La Node), между Луарой и Аленой 9. Кроме того, в раннее средневековье лес древней Франции в целом, даже когда в нем не было просек с пашнями, все же не был совсем пустынным и использовался людьми 10.

Целые толпы лесовиков, часто возбуждавших подозрения у оседлых людей, бродили по лесам или строили там свои хижины. Это были охотники, углежоги, куз* нецы, искатели дикого меда и воска (bigres — в древних текстах), добыватели золы, которую использовали для выделки стекла или мыла, обдиралыцики коры, служившей для дубления кож и плетения веревок. Еще в конце XII* века дама Валуа держала в своих лесах Вири (Viry) четырех слуг: один из них корчевал деревья (мы имеем уже период расчисток), Другой расставлял ловушки, третий был стрелком, четвертый — углежогом. Охота в тени лесов была не только спортом: охотники поставляли кожи городским и помещичьим кожевникам, а также переплетным мастерским монастырских библиотек; охотники поставляли продовольствие для всех столов, даже для войска.

В 1269 году Альфонс, граф Пуатье, готовясь к крестовому походу, приказал убить в своих обширных овернских лесах большое количество кабанов, чтобы взять с собой за море солонину. В те времена куда больше, чем теперь, сохранились древние обычаи сбора различных плодов, и лес представлял для жителей соседних с ним мест такое изобилие ресурсов,

о каком мы 2аже не имеем представления. Жители со седних деревень, разумеется, ходили в лес за деревом, гораздо более необходимым для жизни, чем в наш век каменного угля, нефти и металла. Дерево шло на топливо, факелы, строительный материал, на дранку для крыш, на частокол для укрепленных замков, на изготовление деревянных башмаков, рукояток плугов, различных орудий, на фашины для укрепления дорог. Кроме того, людям нужны были в лесу и все другие виды растительных продуктов: мох и сухие листья — для подстилки, плоды букового дерева, — чтобы выжимать из них масло, дикий хмель, терпкие плоды диких деревьев (яблоки, груши, боярышник, терновые ягоды) и сами эти деревья, груши или яблони, которые вырывали с корнем, — чтобы прививать их потом в фруктовых садах. Но главная экономическаи роль леса была в другом — в том, в чем в наше время мы уже отвыкли ее видеть. Свежая листва, молодые побеги, трава подлеска, желуди и плоды буковых деревьев леса были прежде всего кормом Для скота. Количество свиней, которое могли прокормить различные части леса, было в течение долгих веков, при отсутствии всякого правильного межевания, наиболее обычным мерилом размеров леса. Жители близких к лесу деревень пасли там свой скот, крупные сеньоры постоянно держали там большие стада и настоящие табуны лошадей. Эти стада животных жили почти в диком состоянии. Еще в XVI веке — так долго придерживались этой практики — сир де Губервилль в Нормандии время от времени отправлялся в свои леса на поиски своих животных и не всегда находил их. Один раз он встретил только быка, который «хромал» и которого «не видели уже два месяца»; в другой раз его слугам удалось изловить «норовистых кобылиц...

которых безуспешно пытались поймать в течение двух лет» п.

Это довольно интенсивное и всегда беспорядочное использование леса постепенно уменьшало густоту высоких лесных массивов. Подумать только, сколько прекрасных дубов было погублено в результате сдирания коры! В XI—XII веках лес, загроможденный мертвыми стволами и нередко заросший кустарником (что делало его труднопроходимым), был, тем не менее, местами довольно редким. Когда аббат Сугерий захотел выбрать в лесу Ивелин (Iveline) двенадцать хороших балок для Своей базилики, его лесничие сомневались в успехе своих поисков, да и сам он склонен был приписать чуДу счастливую находку, которой в конце концов увенчалось его 'предприятие 12.

Так зубы животных и руки лесовиков, уничтожая и портя деревья, издавна подготовили дело расчисток. Однако в раннее средневековье большие лесные массивы находились еще настолько в стороне от жизни общества, что обычно ускользали из-под влияния приходской организации 7, которое распространялось на всю населенную зону.

В XII и XIII веках были сильно озабочены тем, чтобы включить в территорию приходов эти лесные массивы. Повсюду в лесах появлялись участки обработанной земли, которые нужно было обложить десятиной, — там поселялись земледельцы. На равнинах, на склонах холмов, на наносных землях леса атаковали топором, садовым ножом или огнем. Правда, очень редко леса исчезали целиком. Но многие были сведены до небольших участков. Утрачивая свою индивидуальность, зачастую они мало-помалу теряли и свое имя. Когда-то каждое из этих темных пятен на земледельческом ландшафте имело, подобно рекам и главным неровностям рельефа, свое место в географическом словаре, элементы которого во многих случаях восходили к более ранним временам, чем те языки, о которых история сохранила память. Раньше говорили о'больших лесах: Бьер (Biere), Ивелин (Iveline), Лэ (Laye), Крюи (Cruye), Лож (Loge). С конца средних веков остатки этих древних массивов стали называть не иначе, как леса Фонтэнбло, Рамбулье, Сен-Жермен, Марли, Орлеана; названия, заимствованные от имени города или) охотничьего павильона (ибо лес в этот период особенно привлекал внимание в качестве места королевской или сеньориальной охоты), заменили старые слова, следы забытых языков.

Примерно в то же время, когда уничтожался лесной покров равнин, крестьяне долин До- финэ поднялись на штурм альпийских лесов, в глубине которых уже существовали поселения монахов-отшельников.

Было бы, однако, ошибкой думать, что люди, осваивавшие целину, были заняты исключительно корчеванием пней.-Они трудились и на болотах, особенно в приморской Фландрии и Нижнем Пуату, а также на. многочисленных необработанных пространствах, занятых до тех Пор кустарником или дикими травами. При помощи плуга «и мотыги крестьяне самоотверженно боролись с густым кустарником, с терновником, с зарослями папоротника и всеми «этими сорными растениями, вцепившимися в недра земли», как рассказывает нам уже цитировавшаяся хроника Мориньи. По-видимому, зачастую расчистка начиналась именно на таких открытых пространствах13; война против леса началась лишь во вторую очередь.

Эти завоеватели земли часто создавали новые деревни в самом сердце расчисток. Это были) или стихийно возникающие населенные пункты [вроде деревушки Фруадвиль (Froideville) на берегу ручья Орж (Orge), которая, как показывает нам любопытное обследование 1224 года, создавалась дом за домом в течение последних пятидесяти лет14], или же, чаще, поселения, возникшие сразу, по инициативе какого-нибудь предприимчивого сеньора. При отсутствии других документов иногда достаточно исследования карты, чтобы определить, что тот или иной населенный пункт возник именно в эти времена: дома группируются по определенному рисунку, более или менее напоминающему шашечное расположение (например, в основанном в 1203 году Гоше де Шатийоном поселении Вильнев-ле-Конт (Villeneuve-le-Comte) в Бри или в ба- стидах 8 Лангедока). Порой, особенно часто в лесу, дома вместе с огороженными участками вытягивались вдоль специально для того проложенной дороги, а поля располагались наподобие скелета рыбы, по обе стороны от этой центральной оси. Такова деревушка Буа-Сен-Дени (Bois-Saint-Denis) в Тьераше (Thierache) 9 (рис. 1) или необычные деревни в большом лесу Альермон (Alier- mont) 10 в Нормандии, построенные руанскими архиепископами на двух разветвлениях одной бесконечной дороги 1{5.

Но иногда эти признаки отсутствуют: дома тес нятся, как придется, и деревни, по расположению парцелл ничем не отличаются ог соседних. Тому, кто не знает, что местечко Вокрессон (Vaucresson), в долине к югу от Сены, было основано Сугерием, расположение парцелл ничего не сказало бы. Часто само название раскрывает суть дела. Не всегда, разумеется. Нередко новые поселения получали свое название от необработанного места, на котором они возникали. Например, Торфу (Torfou) — это было название буковой рощи, в которую Людовик VI направил людей, распахивавших целину. Но обычно выбирали более выразительные названия. Они недвусмысленно напоминали то о самом факте распашки (Essarts-le-Roi), то о недавнем характере поселения (Villeneuve, Neuville) 16, причем часто с определением, указывавшим или на звание сеньора (Villeneuve-l’Arche- veque) или же на какую-либо яркую черту пейзажа, иногда идиллическую (Neuville-Chant-d’Oisel) 17. Иногда в названии делался акцент на выгоды, предложенные держателям (Francheville, Sauvetat) 11. В других случаях основатель поселения крестил свое детище своим собственным именем (Бомарше, Либурн). Или же, как поступали позже многие заморские колонисты, для новой деревни подыскивался какой-нибудь знаменитый крестный отец в древних странах: Дамиата (Дамиетта — название города и битвы), Павия, Флеранс (Флоренция). Подобно тому как в Соединенных Штатах имеется не менее десяти Парижей, а в долине Миссисипи Мемфис граничит с Коринфом, в Беарне в начале XIII века возникла деревня Брюгге рядом с деревней Гент. Примерно в то же время в сырых лесах Пюизэ (Puisaye) 12, между Луарой и Ионной, один сеньор, возможно участвовавший в крестовом походе, построил рядом друг с другом Иерусалим, Иерихон, Назарет и Вифагию 18.

Некоторые из этих вновь основанных поселений сделались крупными бургами, даже городами. Многие, напротив, остались довольно мелкими деревнями, особенно в старых лесах, — не по причине неспособности к развитию, а потому, что этого требовала сама форма поселения.

Передвигаться по лесу было трудно, даже опасно. Часто люди, распахивавшие целину, находили выгодным расселяться небольшими группами, каждая из которых осваивала среди леса участок незначительной протяженности. В безлесные равнины Шампани и Лотарингии с очень плотным населением еще и сегодня мозаикой мелких лесных деревень вклинивается Аргонна 13. В лесах к югу от Парижа один приход, состоявший из множества мелких поселений, имел одновременно два названия: Magny-les-Essarts и Magny-les-Hameaux 14 (характерное сочетание). По-видимому, к концу римской эпохи, в раннее средневековье, жители значительной части Франции стремились селиться несравненно теснее, чем раньше; среди исчезнувших тогда населенных пунктов многие были мелкими деревушками (viculi), и мы знаем, что в ряде случаев они были покинуты по соображениям безопасности 19. Большие распашки целины снова привели к рассеянию земледельцев.

Подчеркнем, однако, что, говоря о деревушке, мы имеем в виду групповое поселение, как бы ни была ограниченна эта группа. Совсем другое дело — изолированный дом; он предполагает другой социальный режим, другие привычки, возможность и склонность избежать жизни коллективом, локоть к локтю. Римской Галлии, возможно, был известен изолированный дом; к тому же следует заметить, что разбросанные среди полей виллы (villae) (следы которых обнаружила археология) объединяли, несомненно, довольно значительное число работников, вероятно размещенных в хижинах, расположенных вокруг господского дома. Хижины эти были легкими строениями, следы которых могли очень легко исчезнуть20. Во всяком случае, после варварских вторжений эти виллы были разрушены или покинуты. Даже в тех районах, где (как мы увидим дальше), по-видимому, никогда не было больших деревень, крестьяне в раннее средневековье жили мелкими коллективами и их лачуги размещались одна подле другой. Эпохе расчисток выпало

на долю увидеть, кроме новых деревень й деребуШеК, еще и стоявшие в стороне фермы — granges (слово grange, имевшее тогда более широкий смысл, чем теперь, означало совокупность хозяйственных построек). Многие ив них были творением монашеских орденов — не древних бенедиктинских учреждений, строителей деревень, а новых религиозных организаций, порожденных большим мистическим движением, которое наложило свою печать на конец XI века. Монахи этого типа были великими распахивателями нови, ибо они бежали от мира. Часто отшельники, не принадлежавшие к регулярному монастырскому коллективу, начинали возделывать кой-какие участки в лесах, где они укрывались; обычно эти независимые отшельники кончали тем, что вступали в ряды официально признанных орденов. Но сами эти ордена были проникнуты отшельническим духом. Устав самого знаменитого из них, Цистерцианского ордена, может быть назван типичным: никаких сеньориальных рент — «белый монах» 15 должен жить трудом своих рук — и, по крайней мере в начале, сурово соблюдаемое уединение. Так же как само аббатство, строившееся всегда вдали от населенных мест (чаще всего в лесистой ложбине с ручьем, который благодаря надлежащей плотине был источником съестных припасов, необходимых при соблюдении поста), хозяйственные постройки, располагающиеся вокруг аббатства, избегали соседства с крестьянскими жилищами. Они воздвигались в «пустынях», где монахи вместе со своими братьями (конверсами), а вскоре также и с помощью наемных слуг обрабатывали несколько полей. Вокруг тянулись пастбища, ибо орден имел большие стада, главным образом стада овец. Скотоводство в большей степени, чем земледелие, соответствовало обширным хозяйствам, дробить которые на отдельные держания запрещалось монастырскими уставами, а также ограниченному количеству рабочих рук. Но никогда или почти никогда ни хозяйственные постройки, ни сам монастырь не становились центром «новой деревни*: смешение монахов со светскими людьми нарушило бы самую основу ордена цистерцианцев. Так религиозная идея определила тип поселения. В других местах также создавались изолированные хозяйства, возможно как подража ние монастырским учреждениям. По-видимому, они никогда не были делом простых людей. По большей части они были созданы богатыми предпринимателями расчисток, менее связанными общинными порядками, чем бедные люди: таков декан аббатства св. Мартина, воздвигнувший в 1234 году в лесу Верну (Vernon), в Бри, прекрасную ферму, снабженную прессом, тщательно обнесенную прочной стеной и защищенную башней (картулярий Собора Парижской богоматери сохранил нам ее красочное описание21). Еще сейчас нередко можно встретить около наших деревень, на некотором расстоянии от них, большие фермы, отдельные архитектурные детали которых — ненормально толстая стена, башенка и вырез окна — обнаруживают их средневековое происхождение.

Но думать, что дело расчистки ограничивалось окрестностями новых поселений, значило бы сильно преуменьшить его масштабы. Давно обрабатываемые поля вокруг старых населенных пунктов увеличивались также путем своего рода регулярного отпочкования: к распаханным предками полям присоединялись другие, отвоеванные у пустошей и рощ. Добрейший кюре из Ла Круа в Бри (La Croix-en-Brie), написавший около 1220 года девятую бранш «Романа о Лисе» 16, хорошо знал, что в то время всякий зажиточный виллан имел свою «новую заимку». Но эта медленная и терпеливая работа оставила в источниках менее яркие следы, чем основание новых поселений. Однако ее можно там обнаружить, особенно в свете тех конфликтов, которые были вызваны обложением десятиной этих новых пашен. Несомненно, значительная часть вновь обработанных земель, быть может наиболее значительная, была освоена в районе старых деревень силами их жителей 22.

Когда появятся детальные исследования, которых пока еще нет, мы сможем, без сомнения, констатировать большие местные различия в этом завоевании лесов плугом: различия в интенсивности и, главное, во времени. Расчистки сопровождались там и тут переселениями: из бедных краев — в богатые, из областей с истощенными землями — туда, где еще имелись в избытке хорошие земли^В XII—XIII веках лимузенцы и бретонцы пере селились в лесистый район на левом берегу нижнего течения Креза 17, колонисты из Сентонжа направлялись в междуречье Гаронны и Дордони23. В настоящее время мы можем лишь подметить некоторые крупные контрасты. Наиболее отчетливо всей остальной Франции противостоит юго-запад. Здесь, по-видимому, расчистки начались позже и продолжались значительно дольше, чем, например, в областях Сены и Луары. Почему? По всей видимости, разгадку следует искать по ту сторону Пиренеев. Чтобы заселить огромные пустые пространства Иберийского полуострова, особенно на границах прежних мусульманских эмиратов, испанские государи должны были прибегнуть к помощи иноземцев. Многие французы, привлеченные выгодами,, которые предлагались им в хартиях poblaciones 18, переправились через горные перевалы и ущелья. Большинство их, несомненно, ушло из непосредственно пограничных областей, главным образом из Гаскони. Этот отлив рабочей силы в Испанию, естественно, замедлил развитие внутренней колонизации в тех областях, откуда шло переселение.

Итак, — предыдущего наблюдения достаточно, чтобы напомнить об этом, — мы встречаемся здесь с явлением европейского масштаба. Стремительный натиск германских и нидерландских колонистов на славянскую равнину, освоение пустынь Северной Испании, рост городов по всей Европе, распашка во Франции, как и в большинстве соседних стран, обширных пространств, до тех пор не приносивших урожая, — все это аспекты одного и того же человеческого порыва. Характерная черта французского колонизационного движения по сравнению, например, с германским состояла, несомненно, в том, что во Франции (за исключением Гаскони) колонизация была почти исключительно внутренней, если не счиггать слабую эмиграцию во время крестовых походов и отдельные случаи ухода на земли, завоеванные нормандцами, или в города Восточной Европы, особенно Венгрии. Процесс этот проходил во Франции особенно интенсивно. В целом это ясно. Но в чем причина?

Конечно, нетрудно угадать причины, побуждавшие господствующие силы общества покровительствовать заселению страны. Сеньоры в целом были заинтересованы в этом потому, что они получали с новых или расширенных держаний новые повинности. Отсюда предоставление колонистам всяких льгот и привилегий в качестве приманки и иногда даже развертывание самой настоящей пропаганды (в Лангедоке герольды разъезжали по стране, объявляя во всеуслышание об основании ба- стид24). Отсюда же своего рода опьянение мегаломанией, которое овладело некоторыми основателями поселений (таков аббат Грансельвского монастыря, предусмотревший в одном месте постройку тысячи домов, а в другом — трех тысяч 25).

Помимо этих мотивов, общих для всего сеньориального класса, у церковных сеньоров были и свои интересы. После грегорианской реформы значительную часть богатств многих из них составляла десятина; пропорциональная урожаю, она давала тем больше дохода, чем обширнее были поля. Поместья церковных сеньоров были образованы благодаря дарениям. Но не все дарители были настолько великодушны, чтобы охотно уступать церкви обработанные земли. Зачастую легче было получить невозделанные участки, которые затем аббатство или капитул расчищали под пашню. Расчистка обычно требовала капиталовложений, вероятно авансирования земледельцев и, уж во всяком случае, межевания земли, а если речь шла о создании сеньориального домена, то и расходов на его устройство. Крупные монастыри обычно располагали довольно значительными средствами, использование которых на эти цели являлось совершенно естественным. Если же само учреждение не могло или не хотело этого делать, оно могло без особого труда найти необходимые средства у одного из своих членов или у расположенного к нему духовного лица, которые за приличное вознаграждение брали на себя выполнение этой задачи. Предприниматели расчисток, реже встречавшиеся во Франции, чем в Германии, тевгне менее не были здесь неведомым социальным типом. Многие из них принадлежали к духовенству. В первой половине XIII века братья Обри и Готье Корню, достигшие впоследствии высших французских духовных должностей, предприняли расчистку обширных земель в лесах Бри с тем, чтобы разделить затем эту землю на мелкие участки.

Состояние документов не позволяет точно определить долю участия в великом деле распашки! целины прелатов и монахов, с одной стороны, и светских баронов — с другой. Но можно не сомневаться в том, что духовенству принадлежала первостепенная роль; церковнослужители были более последовательны и обладали более широкими взглядами.

Наконец, у королей, у властителей феодальных княжеств и крупных аббатов имелись и другие соображения, кроме уже рассмотренных, которые также оказывали свое действие. В частности, забота о защите на случай войны: бастиды юга (новые укрепленные города) выполняли на этой спорной территории 19 роль опорных пунктов на англо-французской границе; забота об общественной безопасности: при высокой плотности населения грабителям куда труднее. Многие хартии определенно называют в качестве мотивов основания поселений желание обрушить топор на лес, до тех пор бывший «логовом воров», или желание обеспечить «пилигримам и путешественникам» возможность мирно путешествовать по стране, долгое время опустошавшейся злоумышленниками 26. В XII веке на всем протяжений дороги от Парижа до Орлеана, являвшейся осью королевского домена \(ри-c. И),ТКапетинги основали много новых населенных пунктов (по тем же соображениям, что и испанские короли, которые осуществили это в XVIII веке на пользовавшейся дурной славой дороге между Мадридом и Севильей27).

Что же дают нам эти наблюдения? Они проливают свет на развитие явления, но не на его отправной момент, ибо в конечном счете для заселения новых деревень нужны были прежде всего люди, а для распахивания целины (при отсутствии значительного технического прогресса, неизвестного, конечно, в XI—XII веках) — новые рабочие руки. Основой этого колоссального скачка в деле освоения земли можно считать только внезапное, резкое увеличение населения. По правде говоря, этим проблема acefo лишь отодвигается и при современном состоянии человеческих знаний становится почти неразрешимой. Кто смог до сих пор по-настоящему объяснить хоть одно демографическое колебание? Итак, удовольствуемся ком- статацией факта. В истории европейской цивилизации вообще и французской в частности нет явления с более значительными последствиями. Между людьми, отныне более приблизившимися друг к другу, общение — материальное и духовное — сделалось более частым и легким, чем оно было раньше, на протяжении всего нашего прошлого. Какой источник обновления для всех видов деятельности! Бедье 20 где-то сказал об этом‘веке в истории Франции: тогда появились «первый витраж, первый готический свод, первая героическая поэма». Прибавим к этому: возрождение торговли во всей Европе, первые независимые города, а во Франции, кроме того (в ее политическом строе), восстановление монархической власти, сопровождавшееся (еще один симптом упадка сеньориальной анархии) внутренней консолидацией крупных феодальных княжеств. Этот расцвет стал возможен благодаря росту населения. Его подготовители — заступ и нож человека, поднимавшего целину. I.

<< | >>
Источник: Блок М.. Характерные черты французской аграрной истории. 1952

Еще по теме Эпоха крупных распашек целины:

  1. Инвестиционные адреса Кредитование крупных проектов, в том числе кредитование крупных проектов предприятий
  2. 2.1. Доиндустриальная эпоха
  3. Эпоха глобализации
  4. Эпоха бизнес-моделей
  5. Стул и эпоха
  6. Эпоха фантиков
  7. Эпоха беспокойства
  8. Эпоха Патни
  9. Ф.Я. ПОЛЯНСКИЙ. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ЗАРУБЕЖНЫХ СТРАН/ ЭПОХА ФЕОДАЛИЗМА, 1954
  10. Глава 7. Эпоха блокбастеров
  11. Эпоха политических рисков
  12. Ранняя эпоха развития международного предпринимательства
- Бюджетная система - Внешнеэкономическая деятельность - Государственное регулирование экономики - Инновационная экономика - Институциональная экономика - Институциональная экономическая теория - Информационные системы в экономике - Информационные технологии в экономике - История мировой экономики - История экономических учений - Кризисная экономика - Логистика - Макроэкономика (учебник) - Математические методы и моделирование в экономике - Международные экономические отношения - Микроэкономика - Мировая экономика - Налоги и налолгообложение - Основы коммерческой деятельности - Отраслевая экономика - Оценочная деятельность - Планирование и контроль на предприятии - Политэкономия - Региональная и национальная экономика - Российская экономика - Системы технологий - Страхование - Товароведение - Торговое дело - Философия экономики - Финансовое планирование и прогнозирование - Ценообразование - Экономика зарубежных стран - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика машиностроения - Экономика общественного сектора - Экономика отраслевых рынков - Экономика полезных ископаемых - Экономика предприятий - Экономика природных ресурсов - Экономика природопользования - Экономика сельского хозяйства - Экономика таможенного дел - Экономика транспорта - Экономика труда - Экономика туризма - Экономическая история - Экономическая публицистика - Экономическая социология - Экономическая статистика - Экономическая теория - Экономический анализ - Эффективность производства -