<<
>>

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ НЕСОВЕРШЕННАЯ КОНКУРЕНЦИЯ КАК СЛЕДСТВИЕ РИСКА И НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ ГЛАВА VII СУТЬ РИСКА И НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ

Отправляясь от психологии индивида, проявляющейся при оценке благ, и добавляя один за другим все новые факторы, мы "построили" конкурентное индустриальное общество, в котором оценки и распределение осуществляются в весьма упрощенных необходимых условиях совершенной конкуренции.
Столь сильные допущения понадобились нам для того, чтобы показать работу действующих сил в отсутствии каких-либо возмущающих факторов; и при всей нереалистичности исходных предпосылок основные принципы не подверглись ни искажению, ни фальсификации - они просто были представлены в чистом виде и изолированно от всего прочего. Как уже неоднократно подчеркивалось, главным среди упрощений реальности, изначально требуемых для достижения совершенной конкуренции, является допущение о практическом всеведении, присущем каждому участнику конкурентной системы. Задачей данной главы является более полный анализ смысла этого допущения. Мы должны предпринять краткий экскурс в область теории знания и сформировать более четкое представление о природе и ограниченности знания и его связи с поведением. Полученные таким путем выводы позволят пролить свет на большую группу экономических явлений, связанных с несовершенством знаний.

Если вспомнить некоторые моменты, уже фигурировавшие в наших предшествующих рассмотрениях, то данная проблема естественно попадает в поле зрения, а ее значимость становится явной. В гл. II отмечалось, что сбои в механизме кон

193

194 Часть третья. Несовершенная конкурешцш как следствие риска

куренции и возникновение прибыли связаны с изменениями экономической ситуации, но связь эта имеет косвенный характер, так как прибыль появляется благодаря тому обстоятельству, что предприниматели заключают контракты на производственные услуги заблаговременно и по фиксированным ставкам, а доход от их использования поступает после того, как уже изготовленный продукт продают на рынке.

Таким образом, конкурентная борьба за производственные услуги основывается на прогнозах. Поскольку цены производственных услуг идентичны издержкам производства, изменение экономической ситуации может служить источником прибыли: прогнозы оказываются ошибочными, и возникает расхождение между величиной издержек и продажной ценой продукта (при неизменных условиях конкуренция уравняла бы издержки и цены). Если изменения происходят по неизменным и общеизвестным шаблонам, их можно предвидеть за сколь угодно большой срок до того, как они реально осуществятся, поэтому принцип распределения продукта между средствами его производства пропорционально ценности их вкладов нарушен не будет и никакой прибыли не возникнет (равно как и никаких убытков). Следовательно, ключевую роль для понимания стоящей перед нами проблемы играет не сам факт изменений, а несовершенство наших знаний о будущем, т.е. о последствиях изменений

Опять же в гл. III и IV мы сочли необходимым, исходя из реализации совершенной конкуренции, сделать допущение о статичных условиях. Но, как недвусмысленно отмечалось, это не было самоцелью: дело в том, что следствием такого допущения является тезис о возможности полного предвидения будущего. Можно представить себе, что все изменения происходят в соответствии с известными законами, да ведь и на самом деле многие изменения настолько закономерны, что их можно в значительной степени предсказывать на практике. Следовательно, разграничение между эффектами изменений и последствиями нашего неведения будущего и необходимо, и оправданно. Глава V была посвящена изучению эффектов изменений как таковых при отсутствии неопределенности. Выяснилось, что при таких условиях распределение, или вменение ценности продукта производственным услугам, всегда будет совершенным и исчерпывающим, а потому прибыль не возникает.

Более того, как было показано в гл. 11, предвидение конкретных событий не является необходимым условием безупречного бесприбыльного вменения, коль скоро известны все возможные альтернативные варианты и точно установлена ве

Глава VII.

Суть риска и неопределенности

195

роятность реализации каждого из них. Даже при том, что бизнесмен не может знать заранее результаты отдельных проектов, он может действовать, осуществляя выбор из альтернативных предложений, если ему известны количественные оценки вероятности каждого из возможных исходов. Дело в том, что, когда расчеты проводятся на основе большого количества предприятий (будь то исключительно в рамках сферы деятельности данного бизнесмена или всей сферы бизнеса), потери можно отнести к разряду постоянных издержек. Такие специфические издержки, конечно, приходится учитывать в полной мере, но это не более чем издержки, подобные любым другим неизбежным затратам, между тем как прибыль является разностью между продажной ценой и совокупными издержками. В более или менее чистом виде такие ситуации сплошь и рядом встречаются в повседневной жизни, и разнообразные средства, призванные справляться с ними, образуют важный аспект современной организации бизнеса. Некоторые из значимых средств такого рода мы вкратце обсудим ниже. В данный момент мы хотим лишь подчеркнуть тот факт, что в известном смысле имеет место вариация знаний по степени, и практические задачи могут быть связаны со степенью знания, а не с его наличием или отсутствием in toto [в целом].

Реальные факты такого рода бросаются в глаза при самом поверхностном наблюдении. Мы живем в мире, подверженном изменениям, в царстве неопределенности. Кое-что мы знаем о будущем, но не более того; и наши жизненные проблемы, по крайней мере в части целенаправленного поведения, вырастают именно из того факта, что мы знаем так мало. Это относится как к бизнесу, так и к другим видам деятельности. По существу мы действуем, руководствуясь мнением, которое может быть обоснованно в большей или меньшей степени и представлять большую или меньшую ценность; мы не пребываем в полном неведении, но и не имеем полной и совершенной информации, а владеем только лишь частичным знанием. Если мы хотим понять функционирование экономической системы, мы должны осмыслить суть и значимость фактора неопределенности; а для этой цели необходимо провести некоторое исследование природы и функции знания как такового1.

1 Проблема риска и неопределенности в экономической теории, конечно, не нова.

Ее признают и рассматривают в трех контекстах: страхования, биржевой игры и предпринимательства. Чтобы получить полное представление о последнем контексте, следует обратиться к работам немецких авторов, приведенным в историческом разделе данной книги. Английские экономисты настолько глубоко поглощены долгосрочными

196 Часть третья. Несовершенная конкуренция как следствие риска

тенденциями или "статической" экономической теорией, что не в состоянии уделить должное внимание этой проблеме Кроме работ, на которые мы уже ссылались, весьма общее обсуждение неопределенности содержится в статье Ross Е.А. Uncertainty as a Factor in Production. Annals, American Academy, vol. VIII, pp. 304 ff. См. также: Leslie, Т.Е. Cliffe, "The Known and the Unknown in the Economic in the Economic World", Essays in Political Economy, pp. 221-242; Lavington, F., "Uncertainty in its Relation to the Rate of Interest" in Economic Journal, vol. XXII, pp. 398-409; idem, "The Social Interest in Speculation", ibid., vol. XXIII, pp 36-52; Pigou, A.C., Wealth and Welfare, part V; Haynes, John, "Risk as an Economic Factor", Quarterly Journal of Economics, July, 1895.

Мы не находим целесообразным в данном поверхностном очерке теории знания приводить ссылки еще и на философскую литературу. Из дальнейшего станет очевидно, что излагаемая доктрина носит, с некоторыми оговорками, функциональный, или прагматический, характер. В качестве такой "оговорки" следует отметить, что тональность наших рассуждений определяется обусловленным целями данного исследования интересом к той функции, которую осуществляют знание и сознание в связи с целенаправленным поведением; предлагаемый текст не следует воспринимать как выражение какой-либо точки зрения на окончательную сущность реальности или любой другой философской позиции. По устройству своего мышления я - откровенный эмпирик, т.е. в своих теоретических рассуждениях являюсь агностиком во всех вопросах, выходящих за рамки тех фактов, которые можно почерпнуть из непосредственного опыта.

Глава VII.

Суть риска и неопределенности

197

непроницаемой1. Речь идет просто о грубом факте, что всюду, где имеют место сложные процессы адаптации, мы находим и сознание или по крайней мере вынуждены внести элемент сознания. Наука не в состоянии указать его место в причинно-следственном ряду или выявить роль, которую оно призвано в нем играть. Сознание является эпифеноменом. Объяснение процесса адаптации непременно осуществляется в терминах стимула и реакции, причем именно так: сначала первое, потом второе. И все же мы знаем из собственного опыта, что мы реагируем не на стимул из прошлого, а на "образ" будущего положения дел; здравый смысл говорит, что этот "образ" наличествует и играет действенную роль всюду, где адаптации не связаны ни с каким сиюминутным стимулом, т.е. являются "спонтанными" и ориентированы на будущее. Очевидно, что все реакции организма связаны с ожидаемыми образами будущего, причем тем более отдаленного, чем "возвышеннее" образ жизни и деятельности. Каких бы успехов ни достигала механистическая наука в объяснении реакции в терминах причин, лежащих в прошлом, с точки зрения здравого смысла невозможно не думать, что эта реакция вызвана некоей ситуацией будущего, уже присутствующей в сознании. Роль сознания заключается в том, чтобы дать организму это "знание" будущего. Что мы видим и о чем говорит нам наука, не противоречит тому, что мы могли бы быть бессознательными автоматами, но мы таковыми не являемся. По крайней мере человек говорящий - не автомат и не может не приписывать другим существам, которые устроены и ведут себя подобно ему самому, такое же "нутро" (по образному выражению Декарта), как и его собственное. Мы воспринимаем мир прежде, чем реагируем на него, но всегда реагируем не на то, что воспринимаем, а на свои умозаключения.

Итак, универсальной формой сознательного поведения является образ действий, направленный на изменение будущей ситуации и основанный на умозаключениях, вытекающих из ситуации сегодняшнего дня. В основе этих действий лежит восприятие, но кроме того еще и умозаключения двойного рода.

Мы должны сделать выводы и о том, какой была бы будущая ситуация без нашего вмешательства, и о том, какие изменения в нее внесут наши действия. К счастью или к несчастью, ни один из этих мыслительных процессов не отличается непогрешимостью и никогда не дает точных и полных результатов. Мы не постигаем настоящее таким, как оно есть, и во

Первичной информацией для изучения знания и поведения служит сам факт существования сознания. По-видимому, совершаемые разумом интеллектуальные операции высокого уровня отличаются от внутреннего содержания первой искры "осознавания" только в степени, являются лишь дальнейшим его развитием. С теоретической точки зрения главное качество интеллекта - присущая ему дальновидность. Жизнь интерпретируется как акты внутренней адаптации к одновременно существующим условиям и вытекающим из них последствиям. На растительном, или бессознательном, уровне внутренние изменения происходят одновременно с внешними. Глубокое отличие животной, или сознательной, жизни заключается в том, что здесь возможна реакция на ситуацию еще до того, как эта ситуация материализуется, т.е. "видение надвигающихся событий". Именно для этого, в биологическом смысле, и "предназначен" весь сложный механизм нервной системы. Перестройки, посредством которых организм приспосабливается к окружающей среде, требуют времени, и, чем дальше в будущее способен "заглядывать" организм, тем точнее осуществляется адаптация и тем больше полнота и осмысленность жизни.

Каким образом сознание как таковое связано с этими процессами, является тайной, которая, несомненно, останется

198 Часть третья. Несовершенная конкуренция как следствие риска

всей его целостности; степень надежности наших умозаключений о будущем невысока; и, наконец, мы не обладаем точным знанием последствий собственных действий. Кроме того, следует учитывать еще один, четвертый, источник ошибки: мы не осуществляем свои действия в точном соответствии с задуманным и желаемым. Пожалуй, наличие ошибки в процессах сознательного поведения является одним из аспектов глубокой тайны, присущей самим этим процессам. Вероятно, в этом залог их немеханической природы, ибо машины, вообще говоря, не ошибаются. (Хотя, возможно, неправомерно распространять выводы, касающиеся конструируемых нами самими грубых машин, на несравненно более чувствительные и сложные физико-химические комплексы, образующие органические системы.) В любом случае склонность ошибаться общеизвестна, и этого факта для нас достаточно. Любопытно, что у высших форм жизни восприятие зачастую не столь острое и надежное, как у некоторых низших форм. По крайней мере цивилизованный человек часто оказывается в этом аспекте слабее первобытного человека или высших животных. В значительной мере более сильные способности к умозаключениям могут заменить способность к восприятию, и мы, несомненно, развили мощь разума, понеся при этом потери в смысле остроты восприятия.

Далее, следует признать, что между восприятием и разумом невозможно провести четкой границы. На наших способностях к восприятию лежит сильный отпечаток информации, которой мы располагаем, они весьма интеллектуализированы, и поэтому то, что представляется сознанию в простейшей ситуации, в большей мере - продукт умозаключений и образ, созданный воображением, нежели непосредственный сигнал, поступающий от нервных окончаний. Рациональное животное отличается от осознающего животного только в степени: оно больше осознает. Скажем ли мы, что оно более склонно к умозаключениям или к восприятию, - значения не имеет. Наука позволяет разложить содержание умственной деятельности на ощущение и воображение, но для самого сознания, по крайней мере в практическом аспекте, едва ли существует какое-либо различие. Даже когда речь идет о "мышлении" в узком смысле, где вообще нет места ощущениям, сам опыт по сути тот же самый. Функция сознания состоит в выводе умозаключений, и в целом сознание в значительной мере основано на логике, т.е. рационально. Опять же под этим мы имеем в виду то, что в придании поведению целевой направленности участвуют вещи, не связанные с ощущениями, и что как разум, так и сознание в целом ориентированы на будущее; при

Глава VII. Суть риска и неопределенности

199

этом существенным элементом, присущим данным явлениям, является отсутствие автоматической, механической точности, подверженность ошибкам. Конечно, тезис о том, что на организм оказывает влияние ситуация, не имеющая физической связи с ним и даже еще не существующая, в известном смысле имеет фигуральный характер; речь идет о косвенном влиянии, воздействии через ситуацию, в которой организм находится в данный момент. Следовательно, как уже отмечалось, теоретически всегда можно пренебречь формой сознательной связи и интерпретировать реакцию как механическое следствие реально наличествующей причины. Но верно и то, что на практике мы должны считать причиной, управляющей нашими действиями, не ту ситуацию, которая имеет место физически, а ту, что существует в нашем сознании. Несмотря на поспешные заявления не в меру пылких приверженцев новой "науки о поведении", нелепо предполагать, что она когда-нибудь заменит психологию (которая представляет собой нечто иное) или теорию знания в их исторически сложившихся формах.

Очевидно, что сама возможность воздействия ситуации, которая еще не имеет места, посредством ситуации, которая реально существует, обусловлена наличием определенной надежной связи между той и другой. Этот постулат всеведения и мышления имеет разнообразные формулировки: "закон" или "принцип" "причинности", "единообразие" или "постоянство" природы и т.д. Учитывая, что речь идет о поверхностных фактах, а не о метафизических интерпретациях, мы можем сказать, что все наши рассуждения опираются на принцип аналогии. Мы знаем о том, чего нет, исходя из того, что есть, знаем будущее, исходя из настоящего, потому что предполагаем, что существующие на данный момент связи и ассоциации между явлениями сохранятся и в будущем; наши суждения о будущем основаны на прошлом. Опыт достаточно убедительно учит нас, что между явлениями существуют определенные пространственно-временные связи. С позиции философа эта догма единообразия явлений, существующих сейчас и потом, - весьма удовлетворительная формулировка постулата о мышлении и дальновидном образе действий. Но с более поверхностной точки зрения здравого смысла (а значит, и исследования типа нашего) сам термин "явление" довольно неясен и расплывчат, поэтому представляется возможным прибегнуть к более удобной формулировке. Здравый смысл работает в условиях мира объектов или, попросту говоря, "вещей". Соответственно представление о вещах, демонстрирующих постоянные варианты поведения, по-видимому, является более

200 Часть третья. Несовершенная конкуренция как следствие риска

Глава VII. Суть риска и неопределенности

201

догма - о полном подобии большого количества вещей. Мы должны предположить, что не только одна и та же вещь, но и один и тот же тип вещи всегда будет вести себя одинаково и что на самом деле существует конечное и практически доступное контролю количество типов вещей. Отсюда фундаментальная роль, которую всегда играет в мышлении и в теории мышления классификация. Для того чтобы наш ограниченный разум мог интерпретировать мир, должна существовать возможность выводить из постигаемого подобия поведения объектов подобие в тех аспектах, которые недоступны непосредственному наблюдению. То есть мы должны предположить, что свойства вещей в природе не перетасовываются и не сочетаются случайным образом и что количество группировок ограниченно или что имеет место постоянство связей. Это-знакомая тем, кто изучает логику, догма "реальности классов".

Но даже этого недостаточно. Если классификация объектов сводится к группировке подобных во всех отношениях или по сути идентичных вещей, все же количество их типов будет таким, что разум не в состоянии их охватить. Даже если достигается лишь та степень полноты подобия, которой достаточно для практических целей, и вещи, составляющие группы, выглядят идентично только при простом наблюдении, эти группы будут очень малы и весьма многочисленны. Сомнительно, чтобы классификация на такой основе могла существенно помочь нам довести наши проблемы до такого уровня упрощения, чтобы с ними можно было легко справляться. Не таков этот мир. Положение дел не изменится и в том случае, если мы абстрагируемся от элементарных количественных различий типа размера и т.п., на которые наш разум охотно делает поправки. Ясно, что для того, чтобы разумно существовать в нашем мире, т.е уметь приспосабливаться к обстоятельствам будущего, мы должны руководствоваться принципом, что вещи, подобные в одних аспектах, будут вести себя аналогичным образом в определенных других аспектах, даже если они резко отличаются друг от друга в каких-то третьих аспектах. Мы не можем дать исчерпывающую классификацию вещей, но должны уметь формировать различные и непостоянные группировки соответственно тем целям, которые ставит перед нами изучаемая проблема, уподобляя друг другу вещи на основе то одного, то другого общего свойства (варианта поведения). Таким образом, рабочим допущением, принимаемым при выводе практических умозаключений по поводу окружающего мира, является поддающийся обработке набор свойств или вариантов подобия вещей, а не типов самих вещей; работать с последними мы не в состоянии. То есть ко

подходящей "категорией", нежели идея единообразия связи явлений. Возможно, философу такой подход покажется неудовлетворительным, и он сразу же возразит, что вещь есть не что иное, как совокупность вариантов ее поведения, так что никакое разграничение подобного рода невозможно. Это та самая старинная загадка атрибута и субстрата, которая ставила в тупик Локка, причем субстрат конечно же склонен при критическом рассмотрении исчезать. Но, как будет показано, для целей, в которых мы намереваемся использовать данную идею, такая слабость может оказаться источником силы.

Таким образом, мы получили следующую форму догмы, являющейся исходной предпосылкой нашего знания: мир состоит из вещей, которые при одинаковых обстоятельствах всегда ведут себя одинаково. Практическая задача вывода умозаключений или прогнозирования в любой конкретной ситуации сосредоточена вокруг первых двух из этих трех факторов: с какими вещами мы имеем дело и какими обстоятельствами обусловлены наши действия? Зная эти две совокупности фактов, мы можем сказать, какого поведения следует ожидать. Как уже отмечалось, главная логическая проблема заключена в концепции "вещи", поскольку очевидно, что "обстоятельства", обусловливающие поведение любой конкретной вещи, состоят из других вещей и их поведения. Таким образом, если принять допущение, что при одинаковых обстоятельствах одинаковые вещи ведут себя одинаковым образом, то возникает единственный вопрос: в какой мере и в каком смысле Вселенная на самом деле составлена из вещей, сохраняющих неизменной свою сущность (т.е. свой вариант поведения)? Очевидно, что обычные объекты, с которыми мы встречаемся на опыте, мало подходят под такое описание, и уж конечно не соответствуют ему такие "вещи", как люди и животные, а в строгом смысле, наверное, даже горы и планеты. Наука опирается еще на одно допущение: это поверхностное расхождение между теорией и фактами возникает потому, что "вещи" из повседневного опыта являются не "элементарными" вещами, а комплексами действительно неизменных вещей. И прогресс науки преимущественно заключался в разложении изменчивых комплексов на неизменные составляющие до тех пор, пока мы не получили электрон.

Но знание мира, с которым можно работать, требует гораздо большего, нежели допущение, что мир состоит из единиц, остающихся неизменными во времени. Нашему ограниченному интеллекту приходится иметь дело со слишком большим количеством самых разных объектов, сколь бы неизменным ни был каждый из них. Нам требуется еще одна

202

Часть третья. Несовершенная конкуренция как следствие риска

личество свойств вещей, влияющих на наши реакции на эти вещи, а также количество вариантов связи между вещами должно быть достаточно ограниченным, чтобы наш разум мог их охватить.

Мы можем подытожить изложенные факты, связанные с обстановкой, в которой протекает наша жизнь, и играющие основополагающую роль в целенаправленном поведении, в следующих тезисах:

1. Мир состоит из практически бесконечного многообразия объектов, представляющих собой совокупности чувственно воспринимаемых качеств и не поддающихся непосредственному чувственному восприятию вариантов поведения. И когда мы оцениваем количество объектов, функционирующих в любой конкретной ситуации целенаправленного поведения, и их возможное многообразие, то становится очевидным, что только бесконечный разум был бы в состоянии охватить все возможные комбинации.

2. Конечный разум может интерпретировать мир по следующим основаниям:

а) количество различающихся между собой свойств и вариантов поведения ограниченно, а бесконечное многообразие в природе имеет место благодаря различным комбинациям этих качественных признаков в объектах;

б) свойства вещей остаются в известной степени неизменными;

в) изменения свойств вещей происходят более или менее неизменным и поддающимся осмыслению путем;

г) связи между не поддающимися чувственному восприятию свойствами и вариантами поведения, с одной стороны, и чувственно воспринимаемыми свойствами - с другой, носят, по крайней мере отчасти, единообразный характер.

Следует отметить, что в пункте (а) речь идет о различиях в существе, а не в степени, так что мы добавляем еще несколько пунктов.

3. Одним из основных моментов, присущих данной ситуации, является количественный аспект вещей и способность разума анализировать количества.

4. Очень важно и то, что различия объектов по некоторым их свойствам суть всего лишь различия в степени: масса и пространственные размеры суть универсальные качества вещей, которые не создают различий в существе.

5. Если довести принцип из пункта 4 до логического конца, то многие из наиболее значимых свойств являются общими для очень больших групп; в отношении качеств, наиболее значимых для целенаправленного поведения, существует

Глава VII. Суть риска и неопределенности

203

весьма малое количество типов таких свойств. Возможность четкого осмысления мира если не реализуется полностью, то резко возрастает благодаря простому делению вещей на твердые, жидкие и газообразные, на живые и неживые и т.п. Существует иерархия качественных признаков' по степени общности вплоть до мельчайших особенностей (отличных от чисто ситуационных), вероятно, отличающих тем или иным образом и в той или иной степени любую поддающуюся описанию вещь во Вселенной от любой другой вещи и наделяющих ее индивидуальностью.

6. Система постулатов разумного поведения была бы весьма неполной без формальной констатации той роли, которую играет факт сознания, присущего "объектам" вне нас, - людям и животным. Что бы там ни утверждал бихевиорист, умозаключения об ожидаемом поведении, которые мы выводим из конфигурации складок вокруг рта, блеска или "огонька" в глазах, пронзительного крика или речи вполголоса, основываются не на физических характеристиках как таковых или по крайней мере не только на них; эти умозаключения выводятся еще и посредством "со-чувственного вникания"2 в происходящее в "уме" созерцаемого "объекта" и были бы невозможны без этой таинственной способности к интерпретации. Наш ученый* может сколько угодно утверждать обратное, так как его задача - показать, что на самом деле мы не осознаем самих себя, но здравый смысл восстает как против одного, так и против другого его вывода.

7. Само собой разумеется, мы должны познавать и мир, и самих себя. Следовательно, мы должны включить в список познаваемых объектов те ощущения, которые вызывает у нас самих наше собственное поведение, и тому подобные вещи.

Пожалуй, излишне говорить здесь о силлогизме и его месте в науке логики. Такие логики-эмпирики, как Милль и Венн, достаточно изучили этот предмет и показали, что сам по себе силлогизм не содержит никакого доказательного умозаключения, что умозаключение возникает в процессе формулирования предпосылок и заключается в признании постоянной фактической связи между предикатами, обозначаемыми разными терминами.

Мы здесь, скорее, заинтересованы в том, чтобы показать, что теория знания в том виде, как она разработана логиками, есть преимущественно теория точного знания, теория строгого

1 Ср. с "Классификацией наук" О.Конта.

204

Часть третья. Несовершенная конкуренция как следствие риска

доказательства. Стало своего рода хорошим тоном (особенно с тех пор, как вошел в моду Бергсон) демонстрировать иррационализм и ставить под сомнение общезначимость логических процессов. Мне кажется, что для такой позиции есть немало оснований, но вытекающие из нее следствия могут быть весьма превратно истолкованы. Сам я убежден, что не может быть и вопроса об осмыслении мира каким-либо методом, отличным от логического. Однако существует большой вопрос: насколько мир вообще поддается осмыслению? Речь идет о том, имеет ли место на самом деле такое единообразие поведения природных объектов и такое сходство между ними, что можно на этом основании переносить умозаключения по поводу одного объекта на другой. Ясно, что в той мере, в какой существуют "реальные изменения" в бергсоновском (т.е. в геракли-товском) смысле, логические рассуждения невозможны. Кроме того, нам приходится прибегать к еще более сомнительному допущению - о том, что при переходе от одной "комбинации" (т.е. объекта) к другой остаются неизменными ситуативные элементы или фундаментальные типы свойств объектов, которыми, ввиду необозримого множества видов объектов как целостных единиц, мы оперируем, чтобы упростить наши задачи (практически сделать их конечными). В некоторых вариантах такое допущение, несомненно, состоятельно. Так, вес, масса и т.п., безусловно, имеют одинаковый смысл и у живого, и у неживого объекта. Однако возникают сомнения по поводу того, одинаково ли само качество, именуемое "живое", применительно к любым двум видам живых "вещей". В той степени, в какой общие качественные характеристики не являются единообразными и им нельзя придать такой точно определенный смысл, который бы одинаково распространялся на все объекты из класса, обозначаемого этими характеристиками, перенесение логических выводов с одного представителя класса на другого будет явно некорректным. То есть состоятельная классификация предполагает тождественность в каком-то аспекте. Нельзя с абсолютной уверенностью сказать, что мы всегда именно на таком основании приписываем подобие разным вещам, относим их к одному классу и делаем из поведения одного объекта выводы о поведении другого. Сила, порождающая логическую связь одной вещи с другой, зачастую остается загадочной и, возможно, не исходит от наличия у этих вещей каких-то общих качеств, позволяющих делать состоятельные умозаключения1.

Глава VII. Суть риска и неопределенности

205

Однако в основе практической ограниченности знания лежат совсем иные факторы. Вселенная может не быть до конца познаваемой (разумеется, мы говорим только об объективных явлениях, т.е. о поведении, а не о тех проблемах, которые выходят за пределы нашего повседневного опыта обращения с фактами); но она, безусловно, познаваема в степени, столь далеко выходящей за рамки наших реальных возможностей применять к ней наши знания, что можно пренебречь любой ограниченностью знания, обусловленной недостатком реальной логической последовательности в Космосе. Вероятно, большинство людей испытывают изумление, когда впервые всерьез осознают, в сколь малой степени наше целенаправленное поведение претендует на точное и исчерпывающее знание вещей, с которыми мы имеем дело.

Точное знание возможно лишь в том случае, когда наш интерес ограничен каким-то весьма узким аспектом поведения объекта, который целиком определяется физическими характеристиками объекта - размерами, массой, упругостью и т.п., причем реально приобрести это знание можно только с помощью изощренных лабораторных методов. В обыденной жизни решения принимаются на основе грубых поверхностных "оценок". Вообще, будущая ситуация, на которую ориентируются наши действия, зависит от поведения бесчисленного множества объектов, на нее влияет столько факторов, что нет смысла предпринимать какие-либо реальные усилия, чтобы все их учесть, а уж тем более оценить и подытожить значимость каждого из них в отдельности. Что-либо подобное математическому, т.е. исчерпывающему количественному, исследованию возможно лишь в очень специальных, наиболее важных случаях.

Нам очень мало известно о мыслительных процессах, посредством которых принимаются повседневные практические решения, и можно только удивляться тому, что ни логики, ни психологи не проявляют к ним особого интереса. Пожалуй, причина здесь в том, что на самом деле по этому вопросу можно сказать очень мало (лично я склоняюсь к такой точке зрения). Похоже, умение предсказывать будущее во многом аналогично феномену памяти, на котором оно основано. Когда мы хотим вспомнить чье-нибудь имя или забытую цитату, мы прилагаем умственные усилия, и тогда либо желанная информация всплывает у нас в памяти (зачастую, когда мы думаем о чем-то другом), либо же этого так и не происходит, но в любом случае мы почти ничего не можем сказать о "технологии" самого процесса воспроизведения информации в сознании. И аналогично, когда мы пытаемся решить, что нам

206 Часть третья. Несовершенная конкуренция как следствие риска

следует ожидать в определенной ситуации и соответственно как нам вести себя, наша мысль, скорее всего, начинает блуждать среди множества не относящихся к делу предметов, и первое, что мы действительно осознаем, - это то, что мы, наконец, приняли решение и определили, каким будет образ наших действий. Похоже, в том, что происходит в наших умах, очень мало смысла и уж заведомо мало общего с формально-логическими процессами, которые использует в своих изысканиях ученый. Мы противопоставляем эти два процесса, констатируя, что первый из них-не последовательное знание, а "суждение", "здравый смысл" или "интуитивное представление". Несомненно, какой-то грубый анализ имеет место и здесь, но мы обычно "делаем умозаключения" исходя преимущественно из целостного опыта нашего прошлого, в каком-то смысле подобно тому, как мы решаем по сути элементарные, не поддающиеся анализу задачи типа оценки расстояния, веса или других физических величин в ситуации, когда у нас нет под рукой измерительных инструментов. Как отмечает Маршалл, менеджер принимает решения, руководствуясь не столько знаниями, сколько "натренированным инстинктом"'.

Предыдущие рассуждения относятся к идеальным или исчерпывающим умозаключениям, которые основываются на единообразии связей между предикатами и могут быть выражены универсальными тезисами. Разумеется, теория формальной дедуктивной логики всегда признавала и рассуждения, вытекающие из тезисов, которые принято обозначать не несущим никакой информации термином "частные" (более подходящий термин - "ситуационные"); речь идет об утверждениях типа: "два предиката иногда относятся к одному и тому же предмету" или "существует непустое пересечение двух классов объектов". Наука всегда ставит своей целью избавиться от утверждений такого рода и "объяснить" наличие или отсутствие того или иного качества путем выявления в предшествующей истории объекта какого-то другого обстоятельства, связь которого с данным качеством была бы универсальной. Но существуют большие классы ситуаций, применительно к которым такую процедуру нельзя реализовать даже научными методами; в то же время "частные" ("ситуационные") утверждения сплошь и рядом используются в грубых операциях, характерных для повседневного, далекого от науки мышления. Для научного же мышления грубые обобщения типа "некоторые X суть Y" абсолютно неудовлетворительны и

Маршалл А. Принципы экономической науки. Т. 2. М., 1993. С. 96.

Глава VII. Суть риска и неопределенности

207

практически бесполезны - они могут служить разве что постановкой проблемы и отправной точкой для дальнейшего исследования. Но когда, как это часто бывает, невозможно или непрактично найти что-нибудь лучше, такого рода данным можно придать форму, вполне пригодную для научного анализа. Это достигается путем численной оценки той доли случаев, когда X сочетается с Y, которая приводит к хорошо знакомому вероятностному суждению. Если, скажем, 90% X суть Y, т.е. 90% объектов, характеризующихся свойством X, обладают также свойством Y, то такой факт, очевидно, столь же значим для целенаправленного поведения, как если бы данная связь носила универсальный характер1.

Более того, даже если данное сочетание признаков встречается не почти в 100%, а только в половине случаев или еще реже, оценка его частоты не теряет своего значения. Если для определенного класса случаев некоторый исход не является неизбежным или хотя бы весьма вероятным, а всего лишь случайным, но при этом известно численное значение вероятности этого исхода, то целенаправленное поведение в такой ситуации можно разумно организовать. Как уже отмечалось, этот момент прекрасно иллюстрируют операции в сфере бизнеса. Так, в примере, предложенном фон Мангольдтом, тот факт, что бутылки лопаются, не вносит неопределенности или риска в производство шампанского; поскольку доля лопающихся бутылок у каждого производителя практически постоянна и известна, не имеет особого значения даже то, велика эта доля или мала. Понесенные убытки суть постоянные издержки производства и перекладываются на потребителя подобно издержкам на заработную плату, материалы и т.п. И даже если у отдельно взятого производителя такие случаи встречаются не столь часто (в течение достаточно короткого периода), чтобы он мог определить их вероятность как константу, этот результат можно легко получить на основании данных о большой совокупности производителей. Безусловно, это не что иное, как принцип страхования, привычной иллюстрацией которого является вероятностная оценка потерь при

212

Часть третья. Несовершенная конкуренция как следствие риска

Глава VII. Суть риска и неопределенности

213

делать отсюда вывод о целебности природных условий Филиппинских островов, так как "все население" США не образует однородную группу, а состоит из многочисленных групп, различающихся по полу, возрасту, расовой принадлежности и роду занятий, между которыми, естественно, наблюдается широкий разброс коэффициентов смертности. Парадокс, лежащий в самой сердцевине логической проблемы, сопряженной с вероятностью, состоит в том, что, если бы у нас были абсолютно однородные группы, мы получили бы в результате не вероятностную, а единообразную картину; в противном случае пришлось бы отказаться от догмы полного единообразия природы, т.е. о неизменной тождественности вещей самим себе. Если считать идею естественного закона вообще состоятельной, то получается, что совершенно одинаковые люди, оказавшись в определенных одинаковых обстоятельствах, все умрут одновременно; в любой конкретный промежуток времени они либо все погибнут, либо все выживут, так что сама идея вероятности лишается всякого смысла. То же самое верно даже применительно к случаю игры в кости; если мы верим в постулаты, делающие знание возможным, то одинаково изготовленные и брошенные одинаковым манером кости будут падать на одну и ту же грань-тем игра и кончится.

И все же опасность, что какое-либо из этих явлений можно будет предсказать в отдельно взятом случае, нам не грозит. Общепризнано, что главным фактором, лежащим в основе вероятностного мышления, является наше неведение. Если бы была возможность с абсолютной точностью измерить все определяющие факторы, то, вероятно, мы были бы в состоянии предсказать результат в каждой конкретной ситуации, но совершенно ясно, что во многих случаях мы не можем это сделать. Безусловно, такой вариант невозможен в обычной практике страхования, когда речь идет о вероятности смерти или убытков от пожара, и, наверное, даже применительно к азартным играм. Возникает вопрос: следует ли нам в конкретной ситуации проводить различие между тем, что мы не можем знать в принципе, и тем, что мы фактически не знаем? Рассмотрим случай с шарами в урне. Один человек знает, что там лежат красные и черные шары, но не знает, сколько тех и других; другому же известно, что красных шаров в 3 раза больше, чем черных. Можно утверждать, что "для первого человека" вероятность вытягивания красного шара равна 50%, тогда как для второго эта вероятность составляет 75%, либо же что "в действительности" вероятность равна 75%, но первый человек просто не знает этого. Следует признать, что на практике, принимая решение, связанное с целенаправленным поведением, например при заключении пари, первому человеку придется руководствоваться гипотезой о равных шансах. А если довести рассуждение о действительной вероятности до логического конца, то, похоже, при полном знании вообще не будет "реального" места никакой вероятности - останется лишь полная определенность. Для того чтобы доктрина действительной вероятности была состоятельной, в ее основе должно лежать не просто неведение, а органически присущая факторам непознаваемость. Но даже в этом случае мы всегда должны обращаться к эмпирическим фактам, поскольку было бы ошибкой сходу предполагать, что в любом конкретном случае распределение неизвестных причин между разными вариантами подчинено закону статистического безразличия. Создается впечатление, что мы снова оказываемся в логическом тупике. Постулаты знания обычно подразумевают вывод, что на самом деле самой природой вещей предопределено, какой дом сгорит, кто из людей умрет, какой гранью выпадет брошенная кость. Однако та логика, которой мы следуем в реальной жизни, подсказывает нам, что на самом деле результат нельзя установить заранее, а распределение непознаваемых причин действительно подчинено закону безразличия. Поразительное постоянство распределения результатов, к которому мы вынуждены апеллировать, в целом подтверждает такой ход рассуждений, но, очевидно, что не это постоянство лежит в основе нашего мышления. Как только мы обнаруживаем нарушение закона безразличия, т.е. "смещение" результатов, мы относим это на действие каких-то причин, и в целом наш опыт подтверждает и такое предположение.

Есть еще один аспект, представляющий интерес для наших вероятностных рассуждений. Изучение математической теории вероятностей показывает, что все рассуждения в ней опираются на допущение об отсутствии "ничьей земли" между полной детерминированностью возможных исходов и полным их подчинением закону безразличия, т.е в любой задаче элементарные вероятности всегда должны быть равными. Если в пользу любого конкретного исхода имеется больше или меньше половины шансов, то считается аксиомой, что количество альтернативных вариантов, приводящих (или не приводящих) к данному исходу, превышает количество вариантов другого рода; но сами варианты должны быть равновероятными. Вся математическая теория вероятностей, очевидно, является простым приложением принципов комбинаторики (т.е. перестановок и сочетаний) с целью нахождения числа альтернативных вариантов. Тот факт, что их распределение полностью подчинено закону статистического безразличия, считает

214 Часть третья. Несовершенная конкуренция как следствие риска

1 Особенно упорно отстаивает интерпретацию вероятности как следствия только лишь неведения профессор Ирвинг Фишер. См. Fisher I. Tlie Nature of Capital and Income, chap. XVI, sec 1.

Глава VII. Суть риска и неопределенности

215

с другим старинным предметом острых споров - с проблемой свободы воли'. Если налицо объективная недетерминированность, в основе которой в конечном счете лежит деятельность человека или, быть может, другой "живой машины", то в каком-то смысле мы приходим к идее о свободе, присущей целенаправленному поведению. А загадочная роль, которую играет в поведении сознание, и тот факт, что здравый смысл восстает против эпифеноменальной теории, дают нам право отстаивать по крайней мере возможность инициирования действия "разумом" каким-то непостижимым для нас путем. Другой вопрос - в какой мере и в каком смысле эта гипотеза имеет значение для практической этики, но эту тему мы обсуждать здесь не будем. Конечно, нельзя доказать, что точное распределение всех выигрышей на всех рулетках Монте-Карло не было предопределено еще при сотворении мира; в конечном счете приходится апеллировать к "врожденному благоразумию", т.е. глубоко укорененному и непреодолимому свойству интеллекта отдавать предпочтение простейшим утверждениям, согласующимся с фактами. На самом деле, и по этому поводу возможно расхождение мнений, но тут уже апеллировать не к чему2.

Что такое "здравый смысл" (common sense), можно понимать по-разному (один острослов сказал, что его назвали так именно потому, что уж очень он редкое [uncommon] явление)*. По-моему, не очень изощренному уму трудно воспринять доктрину неведения или "недостаточной обоснованности". Мы не просто ощущаем, что нам неизвестно, по какой причине монета упадет "орлом" или "решкой"; мы твердо знаем, что такой причины не существует, и только при таком усло

1 Borel Е. Le Hasard. pp. 196-197.

2 Karl Pearson. The Scientific Aspects of Monte Carlo Roulette в кн.: The Chances of Death and Other Studies in Evolution. Блестящая трактовка необходимости постоянно апеллировать к догматическому предпочтению простых гипотез сложным предлагается в гл. XI ("Вероятности") работы Пуанкаре "Наука и гипотеза". [См.: Пуанкаре А. О науке. М., 1990.] См. также великолепное исследование связи между малозначимыми причинами и крупномасштабными следствиями в работе Пуанкаре "Наука и метод". [Там же. С. 367-591.] Пуанкаре основывал доктрину равной вероятности на математическом принципе, согласно которому при малом изменении аргумента непрерывная аналитическая функция изменяется в той же пропорции, что и последний. С других позиций та же неудовлетворительная, если не сказать абсурдная, доктрина "врожденного благоразумия" (ибо как может одна вещь обладать "врожденным" свойством быть более вероятной, чем другая?) рассматривается в: Balfour J. 77ге-ism and Humanism (lecture VII. "Probability, Calculable and Intuitive").

ся само собой разумеющимся. Всякий раз, когда результаты демонстрируют нарушение этого закона, предполагается, что альтернативные варианты не элементарны, и предпринимается дальнейший анализ, призванный свести их к комбинациям равновероятных альтернатив. И такие допущения тоже подтверждаются опытом.

Не означает ли все это, что мы должны предположить существование объективной недетерминированности в самой Вселенной? На такой позиции стоял Курно. А типичная для авторов трудов по теории вероятности точка зрения, что все дело лишь в простом неведении, представляется неадекватной и несостоятельной. Конечно, она приемлема в некоторых случаях, как, например, в том, о котором шла речь выше, когда для человека, знающего только сам факт, что в урне шары двух цветов, но не количество шаров того и другого цвета, вероятность вытянуть красный или черный шар одинакова'. Но случай человека, которому известно, сколько в урне шаров того и другого цвета, похоже, иной. Детерминист-догматик может сколько угодно твердить о действии причин, предопределяющих результат, но такое объяснение неудовлетворительно с позиций здравого смысла. Если эти неизвестные причины на самом деле не распределены по закону безразличия, то как же "получается", что вероятностные расчеты подтверждаются опытом? Всякий раз, когда мы обнаруживаем "смещение" результатов, т.е. отклонение от ожиданий, основанных на теории вероятностей, мы предполагаем наличие некоторой систематически действующей причины, и процедура выявления таких причин оказывается плодотворной. Когда же мы убеждены в том, что устранены все факторы, воздействие которых поддается измерению или является логически последовательным, мы с уверенностью предполагаем, что при большом количестве испытаний результаты будут соответствовать допущению о безразличии факторов, не подлежащих измерению или устранению. И это не просто наше субъективное ощущение: гипотеза действительно оказывается "работоспособной".

Интересно отметить, что обычно приложение вероятности к азартным играм связано с какими-то действиями самих людей: вытягивание карты из колоды или шара из урны после случайных манипуляций, придание импульса колесу рулетки, монете или кости и т.д. Это обстоятельство указывает на связь

216 Часть третья. Несовершенная конкуренция как следствие риска

вии мы можем сколько-нибудь уверенно высказывать вероятностное суждение. И более того: как уже говорилось, оказывается, только при условии отсутствия такой причины результаты опыта могут подтверждать наши суждения, что и происходит на самом деле. Вся наука о вероятности как раздел математики основана на догматическом допущении о равновероятности элементарных альтернативных исходов, что, по-моему, и означает объективную недетерминированность'.

Однако точку зрения профессора Ирвинга Фишера, согласно которой вероятность - "всегда оценка", можно признать условно состоятельной при двух ее интерпретациях. Во-первых, ее можно "спасти" на теоретическом уровне, если придать термину "оценка" (estimate) достаточно широкий смысл. Если нет различия между нашим априорным суждением об отсутствии какой-либо причины, по которой монета или кость выпадает так, а не иначе, и "оценкой" равной вероятности, то нет и противоречия между двумя подходами. Однако против этого восстает здравый смысл (в понимании автора данной книги). Представляется, что, когда речь идет об азартной игре, мы ощущаем "неопровержимую уверенность" наравне с нашим доверием к аксиомам математики, а такое восприятие не имеет ничего общего с оценкой. Для иллюстрации предположим, что перед заключением пари нам разрешили заглянуть в урну, содержащую большое количество черных и красных шаров, но не считать шары; это позволит нам сделать оценку вероятности в строгом смысле слова; но такая ситуация не имеет ничего общего ни с сознанием или неведением, которыми мы руководствуемся, если знаем только о наличии шаров двух цветов в урне, но не имеем представления о количестве шаров того и другого цвета, ни с точным знанием действительной вероятности, достигаемом подсчетом всех шаров. Во-вторых, следует признать, что в реальных ситуациях именно оценка служит подлинной основой наших действий. Однако ни та, ни другая интерпретация не оправдывает отождествления вероятности с оценкой.

Но вероятность, интересующая исследователя проблемы риска в сфере бизнеса, является оценкой, хотя и не в том

1 Превосходное сжатое обсуждение этого вопроса, а также соответствующая библиография содержатся в работе Arne Fisher, The Mathematical Theoiy of Probability, chap. I: "General Principles and Philosophic Aspects". Я придерживаюсь тех же взглядов, что и Арне Фишер; их можно охарактеризовать как принцип "убедительной обоснованности" в отличие от общепризнанного у математиков более старого принципа "недостаточной обоснованности". См. также: Лаплас П.С. Опыт философии теории вероятностей [М., 1908]

Глава VII. Суть риска и неопределенности

217

смысле, в котором этот термин употреблялся в любом из рассмотренных выше тезисов. Чтобы изучить данный вопрос под этим новым углом, мы должны на секунду вернуться к общим принципам логики целенаправленного поведения. Выше мы подчеркивали, что точная наука об умозаключениях имеет мало отношения к формированию мнений, на основе которых принимаются решения по поводу целенаправленного поведения, причем это так независимо от того, какой логике подчинено то или иное действие: прогнозу, опирающемуся на исчерпывающий анализ, или вероятностному суждению (априорному или статистическому). В основе большинства наших действий лежат оценки, а не умозаключения, "суждения" или "интуиция", а не логические выкладки. Вообще, оценка или интуитивное мнение в чем-то схоже с вероятностным суждением, но резко отличается от обоих описанных выше типов последнего. Взаимосвязи между тем и другими на самом деле исключительно сложны и чреваты логическими парадоксами не в меньшей степени, чем вероятностное суждение как таковое. Если употреблять термин "вероятность" применительно к оценке (а такое словоупотребление настолько укоренилось, что нет надежды от него избавиться), то следует признать наличие третьего "вида" внутри данного "рода". Этот третий тип вероятности очень хорошо вписывается в единую с двумя предыдущими схему классификации. Мы утверждали, что существует принципиальное различие между "априорной" вероятностью, с одной стороны, и "статистической" - с другой. В первом случае "шансы" можно вычислить на основе общих принципов, во втором их можно определить только эмпирически. Такое разграничение противостоит взглядам некоторых авторов, как Венн и Эджуорт', которые сводят первый тип вероятности ко второму на основе эмпирического закона больших чисел и практически признают допущение об объективной недетерминированности. Мы уже ставили вопрос о точности классификации, когда указывали на то обстоятельство, что "случаи", "бросания" и "удачные совпадения" в азартных играх можно объединять в однородную группу с гораздо большим основанием, нежели риск смерти или пожара. Эту точку зрения, да и всю нашу теорию, можно подкрепить попыткой обеспечения полной однородности посредством более детализированной классификации. Конечным результатом усилий в этом направлении стало бы формирование таких групп, внутри которых элементы отличаются друг от друга только объективно недетерминированными факторами.

220

Часть третья. Несовершенная конкуренция как следствие риска

верять, не в меньшей степени, чем от того, насколько это мнение благоприятно. Ни логику, ни психологию, лежащие в основе этих размышлений, нельзя понять до конца, они -часть непостижимой для науки тайны жизни и разума. Мы должны просто констатировать "способность" существа, наделенного разумом, формировать более или менее правильные суждения о предметах, интуитивно их оценивать. Мы так устроены, что все кажущееся нам разумным чаще всего подтверждается опытом, - иначе мы вообще не смогли бы жить в этом мире.

Мы утверждаем, что реальная психология оценки ситуации требует признания существования двух отдельных разновидностей выработки суждений - формирования собственно оценки и оценки достоверности последней. Поэтому мы не можем согласиться с утверждением профессора Ирвинга Фишера о том, что имеет место только одна оценка - субъективное ощущение самой вероятности1. Более того, оказывается, сама первоначальная оценка может быть вероятностным суждением. Человек может действовать, основываясь на оценке вероятности того, что его оценка вероятности некоего события правильна. Безусловно, после того, как решение принято, он скорее всего предпримет общую оценку вероятности определенного исхода, а на практике может пойти еще дальше -пребывать в уверенности, что именно этот исход будет иметь место.

Установлению связи между вторым и третьим типами вероятности - вероятностью, основанной на эмпирической классификации случаев, и той, что не имеет отношения ни к какой классификации, а является "оценкой оценки", препятствуют два рода затруднений. Прежде всего в известной нам Вселенной нет ни абсолютно уникальных, ни двух абсолютно одинаковых предметов. Следовательно, если отказаться от жестких разграничений и достаточно вольно интерпретировать сходство предметов, то можно формировать классы. Так, в упомянутом выше примере выяснение того, во скольких случаях расширение промышленного предприятия оказалось успешным, а в скольких - нет, может быть совершенно бессмысленным занятием, а может и не быть таковым. В данном конкретном случае трудно представить себе, что кому-нибудь придет в голову основывать целенаправленное поведение на выработанном таким способом суждении о вероятности успеха, но в других ситуациях подобный метод вполне может оказаться адекватным. Следует иметь в виду, что за неимением

1 Fisher I. The Nature of Capital and Income, p. 266.

Глава VII. Суть риска и неопределенности

221

чего-либо лучшего и вероятностное суждение, основанное на полном неведении, может стать определяющим фактором целенаправленного поведения. Однако сомнительно, что человек, оказавшийся в положении менеджера из нашего примера, станет оценивать вероятность успеха своего предприятия на основе статистики "аналогичных" случаев или (при полном незнании последней) исходя из равных шансов любого развития событий. Совершенно очевидно, что он придаст гораздо больше веса своей собственной оценке значимости своего же суждения, нежели результатам каких бы то ни было вычислений. Что еще более любопытно (и гораздо более важно с точки зрения практики) - это возможность формирования класса похожих случаев по совершенно иному принципу. Вместо того чтобы рассматривать решения, принятые другими людьми в ситуациях, объективно более или менее аналогичных, мы можем основываться на решениях, принимавшихся одним и тем же человеком во всех ситуациях.

Бесспорно, к такой процедуре прибегают очень часто, и поразительно много решений фактически опирается на вероятностные суждения именно такого рода, хотя их нельзя подвергнуть строгому статистическому анализу. Это означает, что у человека действительно формируются на основе его опыта более или менее адекватные представления не только о собственных способностях вырабатывать правильные суждения, но даже об аналогичных способностях других людей. Безусловно, в той или иной мере следует принимать в расчет обе основы классификации; сделанная индивидом А или кем-то другим оценка вероятности того, что исход ситуации будет таким, как предсказывал А, основана не на целостной оценке способности А вырабатывать суждения вообще, а на оценке его умения прогнозировать развитие событий в более или менее четко определенных ситуациях. Читатель сразу же заметит, что именно такая способность вырабатывать правильные суждения (будь то в более или менее широкой или, наоборот, узкой области) и является главным фактором, определяющим пригодность человека для сферы бизнеса; это - специфическое качество человека, главное дарование, за которое он в этой сфере получает свою заработную плату. Вообще, устойчивость и успех делового предприятия во многом зависят от того, в какой мере удается оценивать способности людей в этом аспекте как при их назначении на должность, так и при установлении вознаграждения за выполнение ими своих обязанностей. На самом деле, суждения или оценки, связанные с деловыми качествами человека, суть весьма сложные вероятностные суждения. Будучи в той или иной мере основанными

222 Часть третья. Несовершенная конкуренция как следствие риска

на опыте и степени точности прежних предсказаний, они все же остаются суждениями интуитивными или, если угодно, "бессознательными выводами индуктивного характера".

Представляется, что мы можем провести еще одно разграничение, с помощью которого можно выявить другую основу для классификации случаев, позволяющей вырабатывать вероятностные суждения. Речь идет о субъективном чувстве уверенности, которое испытывает лицо, делающее предсказание. У меня может возникнуть интуитивное ощущение или "предчувствие", что некая ситуация приведет к определенному исходу, и это ощущение настолько сильно и неотступно, что может породить более или менее сознательную уверенность. Может показаться, что основанная на силе интуиции уверенность в точности предсказания находится уже где-то на грани абсурда, но при всем при том это реальная ситуация, коль скоро такие ощущения, возникающие бессознательно или бездумно, существуют и могут стать предметом размышлений. Однако мы не можем настолько раздвинуть рамки нашего исследования, чтобы охватить все основания, на которых люди (даже образованные) принимают решения на практике, так как в этом случае оно выродилось бы в перечень предрассудков и суеверий. Итак, попытаемся сформулировать актуальные для наших целей итоговые заключения, вытекающие из рассуждений, изложенных в данной главе.

Значимость неопределенности как фактора, препятствующего безупречному функционированию конкуренции по законам чистой теории, приводит к необходимости исследования основ знания и целенаправленного поведения. Наиболее важный результат такого исследования - бросающийся в глаза контраст между знанием в том смысле, который придают этому слову ученые и науковеды, и убеждениями и мнениями, на которых основывается целенаправленное поведение вне стен экспериментальных лабораторий. Мнения, лежащие как в основе наших повседневных поступков, так и в основе решений, принимаемых ответственными менеджерами в сфере бизнеса, имеют мало общего с выводами, получаемыми путем скрупулезного анализа и точных измерений. Мы имеем дело с двумя совершенно разными типами мыслительных процессов. В повседневной жизни эти процессы носят преимущественно подсознательный характер. Мы так же мало знаем о причинах, по которым ожидаем определенных событий, как и о механизме, посредством которого вспоминаем забытое имя. Несомненно, существует известная аналогия между подсознательными процессами, именуемыми "интуицией", и схемой логичных размышлений, поскольку и то, и другое выполняет

Глава VII. Суть риска и неопределенности

223

одну и ту же функцию - предвидение будущего, а возможность предсказаний, похоже, вытекает из единообразия природы. Следовательно, какие-то элементы анализа и синтеза должны присутствовать в обоих случаях; однако поразительной чертой способности суждения является ее подверженность ошибкам.

Реальная логика или психология обычного целенаправленного поведения - довольно мало развитая область исследований, поскольку логики уделяют больше внимания структуре доказательных рассуждений. В каком-то смысле это неизбежно, поскольку интуитивные процессы и выработка суждений в силу своего бессознательного характера не поддаются научному исследованию. Внимание, которое уделяется проблеме интуитивных оценок, связано с тем, что ее смешивают с логикой вероятностей; такая путаница в значительной мере обесценивает анализ. Беглое рассмотрение понятия вероятностного суждения показало, что существуют два разных типа таких суждений, которые мы назвали априорным и статистическим. Когда мы имеем дело со вторым типом вероятностных суждений, мы не можем, в отличие от ситуации первого типа, априорно вычислить истинную вероятность; мы должны получить ее путем изучения большой группы случаев, т.е. по принципу "от частного к общему" Это ограничение является серьезным логическим изъяном, так как максимум, что может дать статистика, - это вероятностное суждение о значении истинной вероятности. На практике мы сталкиваемся еще с одним препятствием - невозможностью достичь полной однородности сгруппированных случаев в том смысле, в каком однородны "шансы" в варианте априорной вероятности, т.е. внутригрупповые расхождения практически и неопределенны, и неопределимы.

Следует четко различать подверженность мнения или оценки ошибкам и вероятность любого типа, поскольку никаким способом нельзя разбить случаи на достаточно однородные группы, чтобы можно было точно вычислить истинную вероятность. Например, при принятии решений в сфере бизнеса приходится иметь дело с настолько уникальными ситуациями, что в общем случае никакая статистическая таблица не может служить руководством к действию. Здесь понятие объективно измеримой вероятности просто неприложимо. Путаница же возникает из-за того, что мы действительно оцениваем качество, обоснованность или надежность наших мнений и оценок, и по форме такая оценка аналогична вероятностному суждению: это отношение, выраженное правильной дробью. Но на самом деле бессмысленно говорить о ка-

224 Часть третья. Несовершенная конкуренция как следствие риска

кой-либо объективной вероятности того, что суждение окажется верным; такое представление непоправимо дезориентирует. Но поскольку мало надежды на то, что удастся отделаться от глубоко укоренившегося, пусть даже порочного, словоупотребления, мы предлагаем называть такие оценки третьим типом вероятностного суждения, делая при этом акцент на его отличиях от первых двух, а не на сходстве между ними.

Именно этим третьим типом вероятности или неопределенности пренебрегает экономическая теория; мы же предполагаем отвести ему по праву принадлежащее место. Как уже неоднократно указывалось, неопределенность, которую можно каким-либо способом сводить к объективной количественно определимой вероятности, можно путем группировки случаев свести и к полной определенности. Деловой мир выработал ряд организационных механизмов, позволяющих осуществлять такую группировку, и поэтому при достаточно высоком уровне развития технологии деловой организации измеримые неопределенности не вносят в бизнес вообще никакой неопределенности. По ходу нашего дальнейшего исследования мы вкратце остановимся на некоторых из этих организационных приемов, являющихся единственным следом неопределенности вероятностного толка в экономической жизни; но сейчас нас интересует более важная задача - выявить последствия той высшей формы неопределенности, которую нельзя измерить, а значит, и устранить. Именно такая истинная неопределенность мешает теоретически безупречному функционированию конкуренции и тем самым придает всей экономической организации характерную форму "предприятия" и служит источником специфического дохода предпринимателя.

<< | >>
Источник: Ф.Х. Найт. Риск, неопределенность и прибыль / Пер. с англ. -М: Дело. - 360 с.. 2003

Еще по теме ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ НЕСОВЕРШЕННАЯ КОНКУРЕНЦИЯ КАК СЛЕДСТВИЕ РИСКА И НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ ГЛАВА VII СУТЬ РИСКА И НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ:

  1. Ф. Найт: предпринимательство как бремя риска и неопределенности
  2. Глава 12. Экономика информации, неопределенности и риска
  3. Глава 12. Экономика информации, неопределенности и риска
  4. ГЛАВА 8. ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЙ В УСЛОВИЯХ РИСКА И НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ
  5. Глава 3. ПОТРЕБИТЕЛЬСКИЙ ВЫБОР В УСЛОВИЯХ РИСКА И НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ
  6. Глава 2 КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ ОЦЕНКИ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РИСКА В УСЛОВИЯХ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ
  7. Глава 3 ОЦЕНКА ЭФФЕКТИВНОСТИ ИНВЕСТИЦИЙ:УЧЕТ ИНФЛЯЦИИ, НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ И РИСКА
  8. 2.1 Неопределенность как неустранимый фактор риска при принятии инвестиционных решений
  9. Глава 4 ОЦЕНКА И АНАЛИЗ ЭФФЕКТИВНОСТИ ИНВЕСТИЦИОННЫХ ПРОЕКТОВ В УСЛОВИЯХ РИСКА И НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ
  10. Глава 1 ОСНОВНЫЕ ФАКТОРЫ, ВЛИЯЮЩИЕ НА ВЫБОР ЭФФЕКТИВНЫХ РЕШЕНИЙ В УСЛОВИЯХ РИСКА И НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ
  11. Факторы риска и неопределенности проекта
  12. Понятие неопределенности и риска
  13. Понятия неопределенности и риска
  14. ПОНЯТИЕ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ И РИСКА
  15. Смешение понятий риска и неопределенности
  16. 11. УЧЕТ ФАКТОРА РИСКА И НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ В ИНВЕСТИЦИОННОМ ПРОЕКТИРОВАНИИ
  17. 5. Поведение потребителя в условиях неопределенности и риска
- Бюджетная система - Внешнеэкономическая деятельность - Государственное регулирование экономики - Инновационная экономика - Институциональная экономика - Институциональная экономическая теория - Информационные системы в экономике - Информационные технологии в экономике - История мировой экономики - История экономических учений - Кризисная экономика - Логистика - Макроэкономика (учебник) - Математические методы и моделирование в экономике - Международные экономические отношения - Микроэкономика - Мировая экономика - Налоги и налолгообложение - Основы коммерческой деятельности - Отраслевая экономика - Оценочная деятельность - Планирование и контроль на предприятии - Политэкономия - Региональная и национальная экономика - Российская экономика - Системы технологий - Страхование - Товароведение - Торговое дело - Философия экономики - Финансовое планирование и прогнозирование - Ценообразование - Экономика зарубежных стран - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика машиностроения - Экономика общественного сектора - Экономика отраслевых рынков - Экономика полезных ископаемых - Экономика предприятий - Экономика природных ресурсов - Экономика природопользования - Экономика сельского хозяйства - Экономика таможенного дел - Экономика транспорта - Экономика труда - Экономика туризма - Экономическая история - Экономическая публицистика - Экономическая социология - Экономическая статистика - Экономическая теория - Экономический анализ - Эффективность производства -