3.3. Гудвилл и привилегии
Далее — сообразно нашим текущим целям и задачам59: любое действие является либо позитивным, которое мы будем называть исполне-
57 Практические детали обсуждаются в следующих работах: Fisher I. Purchasing Power of Money. 1911; Stabilizing the Dollar. 1920; Cassel G. The Nature and Necessity of Interest. 1903; The Money Market and Foreign Exchange after 1914. 1922; The
' World's Monetary Problems. 1921; Hawtrey R.G. Currency and Credit. 1919; Monetary Reconstruction. 1923; Foster, Catchings. Money. 1923.
58 См. главу IV, раздел 1, с. 79 и далее.
59 См. главу IV, раздел 2, с. 91.
284
нием, либо негативным («отказом» — негативным исполнением), которое мы будем называть уклонением.
Таким образом, обременение может быть как позитивным, так и негативным, т.е. как исполнением, так и уклонением; но и то и другое может именоваться обременением в собственном смысле слова, поскольку ограничивает поле свободы того, на кого наложено. Если обременение позитивно, т.е. является исполнением, это значит, что противоположная сторона должна исполнить некое позитивное действие: заплатить долг или подчиниться приказу начальника или работодателя. У нее нет выбора. Именно эту форму обременения мы определяем как обременение труда, или обременение инвестора, или как невещественную собственность.
Если, однако, обременение негативно, т.е.
является уклонением, то это значит, что в действиях ограничивается третья сторона (например, она не может вмешиваться, вторгаться или конкурировать), и соответственно, она должна обращать свою активность на что-то другое. Оба обременения так или иначе сокращают сферу свободного действия другой стороны. Обязанность исполнения позитивно отнимает нечто от сферы действия, которая уже контролируется второй стороной; обязанность уклонения требует, чтобы третья сторона выбирала, по мере возможности, другую сферу своего контроляЕсли речь идет о позитивном обременении, об отношении должника и кредитора, тогда обязанность исполнения, налагаемая на вторую сторону, подразумевает обязанность уклонения, наложенную на все третьи стороны. Таким образом, обременение двойственно: это обязанность исполнения, отнимающая нечто от свободы второй стороны, и обязанность уклонения, отнимающая нечто от свободы третьей стороны.
Итак, возможности отличаются от обременении тем, что вторая сторона — участник сделки в сфере действия сделки не обременена ни обязанностью исполнения, ни обязанностью уклонения. Она может быть (и является) обремененной в других аспектах рассматриваемого вопроса обязанностью уклонения. Она не может распространить свою свободу за пределы того, что считается допустимой хитростью или принуждением. Но в этих пределах она вольна торговаться, предлагать альтернативы, убеждать и принуждать, отказывать и уступать, не будучи связанной, как и первая сторона, обязанностями исполнения и уклонения. В сфере возможности отношение между первой и второй стороной — это отношение свободы, отсутствия обязанностей.
Но третья сторона — возможный нарушитель, или конкурент, обременена только обязанностью уклонения. До определенного момента она не должна вмешиваться в возможную сделку между первой и второй стороной: до этого момента она должна избегать физического вмешательства, или вторжения, и конкурентного вмешательства, или нарушения.
285
Ради краткости мы не будем подробно останавливаться на том, какую роль третьи стороны играют как в случае обременении, так и в случае возможностей.
Обычно третьи стороны — это «неограниченный круг лиц», и этого обычно достаточно, чтобы принимать как должное негативное обременение (уклонение, неделание чего-либо), которое налагается на их свободу действия. Как правило, мы будем говорить о второй стороне как о противоположной стороне, поскольку обязанность уклонения налагается на третьи стороны ради сделки с противоположными сторонами. Следовательно, термины «обременение» и «возможность» будут, как правило, относиться только к сделкам между первой и второй сторонами. При таком ограничении (с тем, однако, условием, что третьи стороны всегда предполагаются как данность) обременение является позитивной обязанностью противоположной стороны, а возможность — отсутствием как позитивной обязанности исполнения, так и негативной обязанности уклонения.Но третьи стороны не всегда могут быть приняты как должное. Индивиды возникают из «неограниченного круга лиц» в критические моменты как отдельные лица. Такова, например, та третья сторона (возможный конкурент), которая продает часть своей свободы конкуренции, продавая гудвилл своего бизнеса, или та, которой суд, защищая гудвилл или торговую марку первой стороны, запрещает обман или недобросовестную конкуренцию. В обоих случаях на них как на третью сторону налагается не общая, но более конкретная и ограниченная обязанность уклонения, берущая начало в законодательстве о гудвилле и привилегии.
Законодательство о гудвилле развивалось медленнее, чем законодательство об обременениях. Только в 1620 г. было вынесено первое судебное решение, подтверждавшее, что лицо может законным образом продать вместе со своим бизнесом свою свободу. Дело слушалось в Верховном суде общего права, а затем рассматривалось «всеми судьями и баронами Казначейства». То, что дело было спорным, демонстрирует особое мнение одного из судей. Решение по делу вызвало большой интерес и было отмечено всеми хроникерами того времени60 — ведь оно узаконивало ограничение торговли при помощи общего права, в то самое время, когда шла яростная борьба с ограничениями торговли, которые налагал суверен, употребляя свою прерогативу.
Некий торговец продал свои запасы товаров по цене, превышавшей их инвентарную ценность, и, по условиям сделки, согласился впредь не конкурировать с бизнесом покупателя. Затем он нарушил свое обещание; покупатель подал судебный иск, требуя возместить ущерб, и выиграл процесс. До этого времени сделки, ограничивающие торговлю, практи-
60 Jollyfe against Erode. 1620-1621. Cro. Jac. 596; Noy. 98; 2 Rolle. 201; Jones W. P. 13. Ссылки на это дело — в деле портных из Эксетера: 3 Lev. 241. 1686.
286
VII. соглашение о цене — капитализм и меновая ценность
чески всегда рассматривались как недействительные и даже противозаконные. Единственным зафиксированным делом подобного рода (когда английский судья даже опустился до сквернословия, вынося свое решение) было слушавшееся в 1417 г. дело красильщика61, который обязался в течение условленного времени не заниматься практикой в своем городе. Суд объявил обязательство недействительным и освободил красильщика от него. Таким образом, судебные решения с 1417 г. были однозначно направлены против ограничения торговли, пока в 1620 г. не был вынесен вышеназванный вердикт, заложивший основу современного законодательства о гудвилле.
Незадолго до того, как в 1620 г. было принято решение о том, что лицо может по закону продать часть своей свободы, в ходе другого процесса вспомнили о слушаниях 1580 г.62, протоколов которых не сохранилось. Решение по данному делу, как утверждалось в ходе этого более позднего процесса, состояло в том, что конкурент может быть по закону лишен, даже против его воли, части своей свободы конкуренции. По сообщениям, к 1580 г. некий портной «заработал прекрасную репутацию в своем ремесле, благодаря чему имел большие доходы; при этом он всегда ставил свою марку на изготовленную им одежду, чтобы все знали, кто был мастером». Тогда же «другой портной, осознав все это, стал ставить ту же марку на свою плохо сделанную одежду, для того чтобы ввести в обман покупателей».
Портной начал процесс против конкурента, и решение было принято на основании судебного приказа о возмещении убытков по иску из нарушения владения, с тем чтобы предоставить истцу средство судебной защиты от ущерба, причиненного его бизнесу. Итак, в 1580 г. суд постановил, что «иск был законным». Эволюция этого типа исков упоминалась ранее в связи с законодательством о принудительном исполнении договоров63; здесь мы обратим внимание на то, как из этого законодательства выделилось законодательство, регулирующее заключение сделки, право на свободу договоров. В этом последнем случае наблюдается постепенное и почти незаметное распространение законодательства с защиты физической собственности на защиту нематериальной собственности, возникшей в процессе развития рынков. Древний «судебный приказ о возмещении убытков» был формой иска в рамках общего права, иска, основанного на утверждении о совершении насилия в отношении тела истца или насильственного посягательства на его земли или движимое имущество. Затем термин «вред» был рас-61 Year Book. 2 Hen. V. 1417. Fol. V. PI. 26. Судья Халл сказал: «Черт возьми, если бы истец был здесь, он бы уже сидел в тюрьме, пока не заплатит штраф королю».
62 Poph. 144. 1618; ссылка на судебное решение по 22 Eliz. См.: Wigmore. Select Cases on the Law of Torts. Vol. I. P. 318. ..,..,,
63 См. раздел 2 этой главы, с. 261.
287
Джон Р. Коммонс. правовые основания капитализма
ширен настолько, что стал подразумевать любой вид причинения вреда. В результате для судов общего права стало возможным по мере развития рынков распространить (начиная с парламентского акта 1285 г.64 и заканчивая делом о торговой марке 1580 г.) деликтное право таким образом, что ущерб физической собственности стал ущербом бизнесу, насилие стало недобросовестной конкуренцией, а вторжение — вмешательством.
Итак, в 1580 и 1620 гг. были установлены два важнейших принципа законодательства о гудвилле: иск о возмещении убытков, причиненных нематериальной собственности, и разрешение добровольной продажи своей свободы наряду с продажей своего бизнеса.
Знаменательно, что первое зафиксированное решение суда по поводу добровольного соглашения об ограничении торговли было вынесено непосредственно после знаменитых решений, отменивших как монополии, так и недобровольные ограничения торговли, установленные гильдиями в соответствии с патентами и хартиями, дарованными Короной. В деле о монополиях, которое мы уже упоминали, двумя из трех оснований, по которым королевский патент лорда Дарси был признан противоречащим общему праву, были поднятие цен на продукцию и снижение ее качества, поскольку, как постановил суд, обладатель патента был «неопытен в ремесле»; соответственно Дарси должен был передать изготовление карт опытным ремесленникам, так как сам он, «обладая монополией, думал только о личном обогащении, а не об общественном богатстве»65.Точно так же и в деле лондонских портных (1599) положение устава, требующее от членов гильдии делиться своими контрактами с другими членами, было сочтено монопольным по своему характеру и объявлено недействительным с точки зрения общего права, хотя устав был узаконен хартией, дарованной королем за много лет до этого66.
Эти решения Суда королевской скамьи, направленные против королевской прерогативы, утвердили законодательство общего права против монополий и хартий, ограничивающих торговлю; при этом основанием для принятия этих решений отчасти было то обстоятельство, что власть подавляла народ, т.е. республику, «общее благо», которое король передавал, таким образом, в частные руки. После устранения этих привилегированных ограничений стало возможным расчистить пространство для навязывания таких непривилегированных ограничений, кото-
64 См. с. 249,
65 См. подробнее с. 249-250.
66 Другой пункт устава Ипсвичских портных (II Со. 53Ь. 1615) был отменен на сходных основаниях, но все пункты, которые обеспечивали соблюдение «традиции», были объявлены законными. Определение было дано в деле Mitchell v. Reynolds.
288
рые не подавляют «общее благо». Хотя установленные цены могут быть даже выше, чем цены конкурента, тем не менее вопрос о том, получил ли клиент выгоду, соразмерную ценам, оставлялся на усмотрение самого клиента, при допущении того, что тот был свободен обратиться к кому-то еще в случае своей неудовлетворенности.
Почти через сто лет после судебного процесса по сделке 1620 г., в 1711 г.67, судья Паркер сформулировал закон, касающийся добровольного ограничения торговли, сложившегося к тому моменту, и этот его вердикт стал признанным ориентиром для всех последующих судебных решений. Паркер провел различие между добровольными и принудительными ограничениями (последние всегда считались незаконными), а также между «общими» и «частными» ограничениями. Добровольные ограничения, т.е. ограничения по согласию сторон, не имеют силы, если они «общие» в том, что касается распространения, т.е. если они распространяются на все королевство; и это так, даже если выплачено возмещение за согласие отказаться от конкуренции68. «Никто не должен заключать соглашение о полном прекращении своей деятельности.., поскольку общественные интересы требуют, чтобы никто не пребывал в безделии». «Частные» ограничения — те, которые лимитированы местом или лицом, и они также недействительны без возмещения, но законны в случае, если «выплачена достойная и адекватная компенсация, которая делает договор надлежащим и полезным». Но «даже частное ограничение негодно, если для него нет справедливого обоснования, и за него не выплачивается справедливая компенсация». Хотя закон отдает предпочтение свободе, тем не менее человек может расстаться с частью своей свободы так же, как может расстаться с частью своей собственности, если он «сам согласился на это и получил должное возмещение». И если некто принял возмещение за свое обещание не вступать в конкуренцию, то суд должен принудить его к исполнению данного обязательства в определенных пределах.
Сам термин «гудвилл» впервые промелькнул в решении суда только в 1743 г., причем он использовался в качестве иллюстрации для совсем иного вопроса69. В 1769 г. термин вновь был употреблен в ходе процесса
67 Mitchell v. Reynolds. I P. Wms. 185-189. 1711.
68 Позднее это ограничение было снято, и договор об отказе от конкуренции уже мог распространяться на территорию всей страны, если проданный бизнес также велся на всей территории. Однако остаются сомнения: может ли покупатель настаивать, чтобы продавец вообще ушел из своего бизнеса, при том, что это зависит от того, в какой степени суд готов сопротивляться тенденции к созданию монополий и поощрять безделье продавца. См.: Nims. Unfair Competition. 2nd ed. 1917. P. 38 ft; 1 Page. On Contracts. 1905.589 if.; Nordendfeldt v. Maxim-Nordenfeldt. Guns and Ammunitions Co. App. Gas. 535. 1894.
69 Gibblet v. Read. 9 Mod. 459. 1743. См. с. 297.
289
Джон Р. Коммонс. правовые основания капитализма
по авторскому праву судьей Йейтсом, который хотел показать на конкретном примере, что согласно нормам общего права авторское право не может считаться собственностью. Гудвилл, сказал судья, не является собственностью, поскольку покупатель «не обладает властью, позволяющей удержать его при себе», так как клиенты могут уйти на следующий день, если того захотят. Более того, продавец не может «использовать какую-либо власть, чтобы предотвратить уход клиентуры к другим людям». В этом своем мнении судья Йейтс опирался на общеправовое понятие собственности как физических вещей, хотя большинство в этом конкретном случае имело иные взгляды на авторское право70.
Только в начале XIX в. значение термина «гудвилл» было расширено и стало охватывать все виды экономической конкуренции, в связи с чем канцлер лорд Элдон в 1803 г. впервые смог придать этому термину тот смысл, которым он обладает в более современном законодательстве о «добросовестной» и «недобросовестной» конкуренции. Лорд Элдон, которого обычно обвиняли в том, что он ограничивал значение термина тем типом гудвилла, который можно определить как «гудвилл местоположения», признал два других типа, которые можно определить как «личный» гудвилл и гудвилл бизнеса, т.е. гудвилл действующего предприятия71. Как указал судья, гудвилл местоположения — это «всего лишь возможность того, что старые клиенты будут посещать старое место». В этом отношении гудвилл был лишь особым случаем земельной ценности, а получение дохода от выгодного местоположения не могло быть запрещено судом справедливости так, чтобы не вмешаться при этом в законное использование земли.
Но обман, или недобросовестная конкуренция, — это другой случай. Там, где имеет место добросовестная конкуренция, нет причинения вреда или ущерба. Смысл судебного запрета лорда Элдона заключался не в том, чтобы воспрепятствовать «добросовестному развитию торговли, при котором происходит законное привлечение клиентов», но в том, чтобы не допустить его представления как деятельности заслуживающего доверия бизнеса, созданного другим72.
Но, в конце концов, гудвилл возникает как личный гудвилл. Он выстраивается усилиями индивидов. Индивид может продать свой гудвилл местоположения или гудвилл бизнеса, но его личный гудвилл может остаться с ним. Для того чтобы его продать, лицо должно согласиться продать свою будущую свободу. Конечно, то, что лицо при этом продает, это не физическая вещь, но рыночная возможность, которая при-
70 См. с. 300. .'. ...-'.'"'
71 Hogg v. Kirby. 8 Ves. 215 (1803); Cruttwell v. Lye. 17 Ves. 335, 346. 1810. 728Ves. 1803.
290
носит определенный чистый доход, а для того чтобы сделка возымела силу, лицо должно отказаться от своей свободы совершать определенные действия, уменьшающие этот доход. Ясно, что «физическая» часть этой возможности — это всего лишь его клиенты, чьим расположением он пользуется и, как ожидается, будет продолжать пользоваться. Однако то, что лицо на самом деле продает, — это не его клиенты, а его свобода продавать товары своим покупателям. И покупатель гудвилла приобретает не товары, но исключительное право на свободу продавать определенные товары покупателям. Он действительно покупает нечто нематериальное. Он покупает право контролировать предложение товаров путем покупки ожидания того, что правительство ограничит деятельность конкурентов, если они попытаются предложить этот конкретный товар. Одно лишь владение землей, физическим капиталом или товарами не имеет значения для экономики бизнеса, если оно не сопровождается доступом на рынок, а доступ на рынок также ничего не значит без власти, позволяющей контролировать предложение и устанавливать цены на вещи, предлагаемые на рынке. Исторически, как мы уже отмечали, право доступа на товарный рынок возникло как специальная привилегия, даруемая торговцам, торговым и ремесленным гильдиям, ростовщикам и придворным фаворитам в форме патентов, хартий или других видов покровительства со стороны суверена. Эти специальные привилегии были упразднены не путем уничтожения привилегий как таковых, но посредством их универсализации — право было равным образом распространено на всех граждан (и, в конце концов, на основании отдельных договоров, также и на иностранцев).
Затем эта всеобщая привилегия превратилась во всеобщее, равное право доступа на рынки, личное право на экономическую свободу. Но как таковое оно лишено ценности, поскольку не предполагает защиты от свободной конкуренции. Только когда его стало возможно законным образом отделять от лица и продавать другим лицам, оно обрело ценность, которая могла бы составлять активы бизнеса.
Такое отделение гудвилла бизнеса от личного гудвилла началось с дела о торговой марке (1580) и легализации добровольного ограничения права на торговлю (1620). Теперь объектом владения и защиты со стороны закона стала одна лишь возможность прибыльных сделок, а основанием для этого стало ожидание, которое лицо может вполне обоснованно питать, если оно направляет свои усилия или свою собственность на то, чтобы предоставлять услуги, которые удовлетворяют тех, кто свободно приходит на рынок. Защищая эти взаимовыгодные ожидания и наделяя их свойством обращаемости, закон превращает не обладающее ценностью личное право в обладающее ценностью право собственности.
291
Джон Р. Коммонс. правовые основания капитализма
Таким образом, защита гудвилла — это не защита собственности на физические вещи, но защита власти, позволяющей контролировать предложение физических вещей вопреки ценовой открытости при неограниченной конкуренции. Поэтому отделение гудвилла бизнеса от личного гудвилла — это также отделение контроля над предложением вещей от владения вещами. Там, где физически ограничено само предложение вещей, такое разделение, в силу названного ограничения, не может быть произведено, и гудвилл бизнеса растворяется в формах специальной привилегии. Так, например, «гудвилл местоположения» — это особый случай земельной ценности. Лорд Элдон в 1810г. определил его как «всего лишь возможность того, что старые клиенты будут посещать старое место»73. Когда земля продана или когда землевладелец повышает арендную плату, тогда гудвилл бизнеса, в том, что касается названного аспекта, поглощается ценностью земли. Гудвилл придавал этому месту дополнительную ценность, и насколько этой дополнительной ценности, или ренте, дозволяется поглощать доход бизнеса, настолько гудвилл бизнеса поглощается привилегированной ценностью местоположения.
Все это могло происходить только на раннем этапе развития капитализма, когда доминировали мелкотоварное производство и розничная торговля. Когда промышленность переходит на стадию оптовой торговли, биржевых спекуляций, торгового и индустриального капитализма74, тогда отделение гудвилла бизнеса могло происходить уже независимо от ситуации, а сам гудвилл распространился почти на все, что может быть приписано отношению публики или деятельности предприятия, способствующей успеху бизнеса. Комментируя замечание лорда Элдона касательно гудвилла местоположения, Верховный суд штата Висконсин в лице судьи Уинслоу заявил: «Привычка людей покупать у какого-то одного продавца или производителя, являющаяся основанием всякого ожидания, что покупки могут быть продолжены, может зависеть от множества вещей, помимо местоположения. ... Гудвилл — это нечто вроде проторенной дороги от продавца к покупателю, которая когда-то появилась и стала удобной для проезда после многих лет усилий и расходов на рекламу, навязывания услуг, рекомендаций коммивояжеров, выставок и демонстраций товаров (нередко при помощи знакомств с местными распространителями, которые пользуются доверием своих соседей) и т.п.»75. Точно так же Верховный суд Соединенных Штатов мог заявить
73 Crutwell v. Lye. 17 Ves. 335-346. 1810.
74 Об этих последовательных этапах см.: Commons J.R. The American Shoemakers — 1638-1895 — A Sketch of Industrial Evolution // 24 Quar. Jour. Econ. 1909. P. 39; репринт: Labor and Administration. 1913. P. 219; Doc. History Amer. Industrial Society. Vol. III.
75 Rowell v. Rowell. 122 Wis. I. 17. 1904.
292
VII. соглашение о цене — капитализм и меновая ценность
в 1877 г.: «Предположим, что этот последний получил известность в своей области и наделен всеми преимуществами этой известности; при этом не важно, происходят ли эти преимущества из большего спроса на его товар или из того, что публика готова заплатить за его изделия более высокую цену, чем за изделия других производителей, репутация которых не столь высока, как у этого промышленника». А судья Стори, делая понятие гудвилла еще более объемным, описывал его в 1841 г. как «преимущество или выгоду, которая приобретается за счет — помимо ценности акционерного капитала, фондов или собственности, в данном случае задействованной, общего благорасположения или поддержки со стороны публики в лице постоянных покупателей — в силу ли местоположения, или широкой известности, или профессиональной репутации, или влияния, или пунктуальности, или в силу других привходящих обстоятельств, или крайней необходимости, или даже в силу укоренившихся пристрастий или предрассудков»76.
Конечно, судья Стори зашел слишком далеко, когда объявил «крайнюю необходимость» чего-либо для клиента одним из факторов гудвилла (если, конечно, под «крайней необходимостью» понимать отсутствие бесплатной альтернативы). На современном этапе развития промышленности, которая претерпела значительную эволюцию со времен судьи Стори, с появлением крупных корпораций, работающих в сфере коммунальных услуг и занимающих ограниченные и стратегические позиции при продаже своей продукции, гудвилл местоположения вновь приобрел значение и растворил гудвилл бизнеса в монопольной привилегии, а свободу клиентов — в их настоятельных потребностях. Когда в 1907 г. Consolidated Gas Company of New York заявила о своем праве устанавливать для своих клиентов более высокие тарифы, достаточные для получения процентов с «гудвилла и лицензии», судья Хок в Федеральном суде отклонил иск в части гудвилла на том основании, что компания фактически являлась монополией, а потому у потребителя не было никакого иного выбора, кроме как пользоваться ее услугами. Верховный суд утвердил это решение, заявив: «Истец фактически обладает монополией, и клиент должен получать газ у этой компании или обходиться без газа. Он возвращается к «старому месту», поскольку не может получить газ где-то еще»77.
Так же и судья Верховного суда штата Мэн Сэвидж в деле водопроводной компании, которая оценила гудвилл клиентов как обладающий ценностью актив, заявил, что «нельзя говорить о гудвилле, когда нет выбора. Так как система ответчика "фактически единственная", то в ней
76 Story. 1841. Р. 139.
77 См. с. 284.
293
Джон Р. Коммонс. правовые основания капитализма
нельзя обнаружить элемент гудвилла»78. Равным образом и суд штата Висконсин отказался рассматривать гудвилл в качестве актива в делах о монополиях, таких как водопроводные компании79.
Судья Йейтс в деле об авторском праве, отрицая то, что гудвилл является собственностью, в некотором смысле указал на существенное свойство гудвилла. Владелец не имеет никакого права в отношении клиента. Скорее наоборот, владелец открыт свободе клиента, так как гудвилл является свободой клиента избирать альтернативу без несения каких-либо дополнительных расходов. Гудвилл — это не положительное право, как, например, право требовать возврат долга. Это «негативное» право, право уклонения, обращенное против третьих сторон.
Таким образом, гудвилл является побочным продуктом свободы, и его следует искать там, где имеется достаточная свобода. Первейший и самый совершенный инструмент экономической свободы — это деньги. Доллар — это набор возможностей выбора как между различными категориями товаров, так и между различными производителями одной и той же категории товаров. Деньги дают самую большую из известных человеку свобод, пусть даже она и ограничивается количеством денег и числом доступных альтернатив. По мере увеличения числа альтернатив благодаря расширению рынка и увеличению ассортимента продукции увеличивалась и свобода выбора, а владелец денег все дальше выходил за рамки принудительных альтернатив. Соответственно по мере того, как низшие классы начинали получать вознаграждение в деньгах, за все более короткие промежутки времени и без обязательств по их расходованию увеличивалась степень их экономической свободы, и их расположение надо было уже приобретать, в результате чего они поднялись буквально с уровня «подчиненных» до уровня «патронов».
Гудвилл — это благое действие, не обязательно добродетельная воля, любящая воля или сентиментальное благорасположение. Он есть воля, свободная выбирать что-то или не выбирать. Гудвилл — это собственность, а не любовь, симпатия или преданность. Но благое действие — это благое действие не для всех и всего, но только для каждого из двух лиц, желающих получать и платить цену, и, таким образом, получать взаимную выгоду, причем без внешнего принуждения. Гудвилл — это взаимность. Он является свидетельством не благого или дурного качества воли обеих сторон, но соглашения между противоположными волями. Он является «благим», поскольку преодолевает конкуренцию и приносит согласие: не в том смысле, что благи или дурны мотивы и намерения, но в том смысле, что гудвилл является «встречей воль» в действии. Это —
78 Kennebeck Water Dist. v. Waterville. 97 Me. 185, 217. 1902.
79 Appleton Water Works v. Railroad Com. 154 Wis. 121, 147. 1913; см. об этом главу V,c. 228.
294
VII. соглашение о цене —капитализм и меновая ценность
встреча воль, которые не принуждаются к встрече, и она подразумевает не встречу метафизических «свободных воль», но свободных выборов, сделанных при определенных обстоятельствах, место встречи воль в пределах ограниченных ресурсов и альтернативных возможностей.
Следовательно, гудвилл приносит удовлетворение, но не потому, что является индивидуальным удовольствием, или субъективной полезностью из экономической теории, но потому, что он есть удовольствие от того, что вас убедили, а не принудили. Это — удовольствие экономической свободы, власти и богатства в противовес гнету экономической необходимости, бессилия и нищеты.
Гудвилл — это также социальная психология убеждения, подразумевающая право быть проинформированным перед тем, как сделать выбор. Никакой индивид, сколь бы свободен и могущественен он ни был, не выносит решений, опираясь только на собственную волю, без поддержки извне. Его право на свободу выбора — это его право быть проинформированным обо всех открытых перед ним альтернативах (поскольку незнание альтернатив есть отсутствие альтернатив), а его право на свободу — это право быть убеждаемым свободным словом, свободной прессой, свободной рекламой, свободным собранием. Чем сильнее индивид привязан к альтернативам, предлагаемым отдельным лицом, тем ближе он подходит к тому, чтобы стать частной собственностью этого лица. Это как раз то, что судья Филд определил как принудительный труд, отличный от рабства80. Именно это отличает гудвилл от лояльности и обязанности. Раб лоялен к своему хозяину, если он преданно ему служит, но хозяин не полагается на его расположение, даже если намеревается дать ему вольную. Рабочий лоялен к своему нанимателю, если служит его интересам под страхом потери работы, но расположение рабочего — это его готовность продлить контракт после того, как он будет освобожден от своих обязательств. Лояльность — это обязанность и страх; гудвилл — свобода и надежда. Гудвилл в бизнесе — это свобода обратиться к кому-то еще. По мере того как число альтернатив уменьшается, уменьшается и гудвилл, вплоть до того, как с исчезновением альтернатив гудвилл растворяется в лояльности вассала или раба.
Поэтому гудвилл, будучи бизнес-активом и правом собственности, не ограничивается коммерческим гудвиллом — существует также производственный гудвилл, готовность наемных рабочих работать только на одного нанимателя, обращенная против нанимателей-конкурентов81. И что есть «хорошая репутация», как не расположение инвесторов? Бла-
80См. главу II, с. 21-22.
81 См. главу VIII, с. 318-319; Commons J.R. Industrial Goodwill. 1919. См. также важную статью: Foreman C.J. Economics and Profits of Good-will //13 Amer. Econ. Rev. 1923. P. 209.
295
Джон Р. Коммонс. правовые основания капитализма
гожелательный инвестор одалживает свои сбережения в большем объеме и под более низкий процент, так что расположение инвесторов — крупнейший актив бизнеса, без которого все остальные активы бесполезны.
Свобода — это, так сказать, общая собственность граждан; гудвилл — частная собственность определенного лица или предприятия. Свобода неограниченна в предложении, а потому не имеет ценности и является общей собственностью; гудвилл ограничен в предложении как ожидание дохода, а потому является частной собственностью, ценность которой определяется количеством ожидаемого дохода. Свобода — это общая собственность в том, что является неиспользованной альтернативой, всегда наличествующей в будущем, никогда не присваиваемой, исчезающей после использования. Гудвилл обладает прошлым, настоящим и будущим — историей прошлого исполнения, выборов, сделанных в прошлом, инвестиций, полученных в настоящем; кроме того, он обладает будущим ожидаемого дохода, рассчитанного и капитализированного, который может быть предметом сделки в настоящем. Свобода — это не имеющее ценности право выбора; гудвилл — это обладающее ценностью право выбирать постоянно. Поэтому защита свободы — это общее право заниматься любым бизнесом или профессией; это право вести бизнес или право на труд. Но защита гудвилла — это защита индивидуального права продолжать прежде начатый бизнес или уже выполняемую работу; это право продолжения бизнеса и продолжения работы.
Итак, гудвилл — это актив, но весьма непостоянный актив. Сохранить его можно только благодаря правильному поведению. Из всех видов собственности он требует наибольшего внимания. Хорошую репутацию могут погубить несколько мелких ошибок, если их вовремя не исправить. Британское законодательство о партнерстве произвольно капитализировало ожидаемый доход от гудвилла сообразно «размеру дохода за два года»; это капитализация по ставке 50%, в то время как ценные бумаги и земли автоматически капитализируются на рынке сообразно «размеру дохода за 20 лет», т.е. по ставке 5%. Гудвилл требует слишком больших усилий ума, квалификации и внимания к бизнесу. Неудивительно, что капиталисты стремятся конвертировать его в ценные бумаги, земли и монополии.
И действительно, из всех активов наибольшего доверия заслуживает именно гудвилл. Он продолжает существовать только в том случае, если предоставляет то, что считается равноценной услугой теми, кто это получает. Гудвилл — это единственное измеримое свидетельство того, что владелец богатеет сообразно своему вкладу в «общее благо», так как он оценивается только критерием добровольного поведения постоянной клиентуры, делающей свободный выбор. Поэтому гудвилл часто чтят за ту дань, которую порок платит добродетели, и поэтому владельцы мо-
296
VII. соглашение о цене —капитализм и меновая ценность
нополий и специальных привилегий, осуществляющие экономическое принуждение, маскируют свои сделки под именем гудвилла.
То, что гудвилл, будучи основной проблемой в правовых теориях ценности и главным активом в бизнесе, не нашел себе места в экономических теориях ценности, возможно, объясняется индивидуалистическим материализмом и гедонизмом этих теорий, которые пытались устранить волю как нечто непостоянное. Тем не менее гудвилл можно увидеть и ощутить — увидеть не в товарах, но в сделках бизнеса, и ощутить не в производстве и потреблении, но в доверии постоянных покупателей, инвесторов и наемных работников. г
Еще по теме 3.3. Гудвилл и привилегии:
- 6.4. Гудвилл и привилегии
- Гудвилл, нематериальные активы с неопределенным сроком службы и тестирование на изменчивость стоимости гудвилла
- § 2. Экономические привилегии шляхты
- Привилегии и лишения вожака
- 7.6. Гудвилл
- ПЛАНЫ ПРИВИЛЕГИЙ И ЛЬГОТ ДЛЯ РАБОТНИКОВ
- РАЗДЕЛЕНИЕ И ЧАСТИЧНОЕ ПРЕКРАЩЕНИЕ ПЛАНОВ ПРИВИЛЕГИЙ
- Природа гудвилла
- Оценка стоимости гудвилла
- Иерархия и привилегии против демократии и равенства
- АКТИВЫ И ОБЯЗАТЕЛЬСТВА ПО ПЛАНАМ ПРИВИЛЕГИЙ И ИХ ВЛИЯНИЕ НА БАЛАНС КОМПАНИИ
- Как оценивают гудвилл
- ПЕРВОЕ ТЕСТИРОВАНИЕ ГУДВИЛЛА НА ОБЕСЦЕНЕНИЕ
- Бухгалтерский учет гудвилла
- ПЕРИОДИЧЕСКОЕ ТЕСТИРОВАНИЕ ГУДВИЛЛА НА ОБЕСЦЕНЕНИЕ
- ПРИМЕР ТЕСТИРОВАНИЯ ГУДВИЛЛА НА ОБЕСЦЕНЕНИЕ