<<

Классовая борьба в ремесле.

Судьбы ремесла в торгово-капиталистическую эпоху. — Изменение общих условий

промышленного труда.

В городах, как бы выделившихся из средневекового феодального общества и обладавших организациями непосредственных производителей (цехи мастеров, товарищества подмастерьев), тор- готовый капитал встречал более стойкое сопротивление, чем в деревне.

Так называемая домашняя промышленность прежде всего укоренилась в деревне и сделалась господствующей в новых отраслях промышленности. Они распространялись, «насаждались» с такой быстротой, что для развития ремесленного строя вообще не было бы времени, если бы даже основные предпосылки его су ществования не отошли в прошлое. Благодаря этому еще долгое время после того, как торговый капитал подчинил себе деревенских промышленных производителей, ремесленный строй в городской промышленности казался господствующим.

Но по мере того, как экономическое объединение охватывало все более обширные области, и организация обращения товаров становилась общественно-необходимой функцией торгового капитала, городской ремесленник, покупал ли он сырой материал, продавал ли готовый продукт, и в том и в другом случав попадал все в большую зависимость от этого капитала. Прежняя монопольность его ^положения утратилась, когда с развитием средств транспорта рынок из ограниченного городского превратился в межгородской, когда у купца явилась возможность выбора между ремесленниками городов, разделенных десятками, если не сотнями верст. Еще более жестокие удары обрушились на ремесленника, когда его товары начали сталкиваться с товарами деревенских промышленников. Мы уже видели, что в значительной мере по этой причине действительное ремесло не развилось в полотняной промышленности и быстро капиталистически переродилось—в суконной.

Не менее серьезная опасность угрожала ему от тех глубоких перемен в характере потребления, которыми повсюду отмечается наступление нового времени.

Те отрасли промышленности, которые мы называли для краткости «новыми», считались с этими переменами, прямо базировались на них. Дело обычно начиналось со ввоза иноземных продуктов, в особенности азиатских, наир., шелковых и хлопчатобумажных тканей. Это были предметы для удовлетворения не каких-либо новых потребностей, а просто новые предметы для удовлетворения старых потребностей. Следовательно, уже ввоз их суживал рынок для продуктов той туземной ремесленной промышленности, которая раньше целиком удовлетворяла эти потребности. За распространением моды на продукты иноземной промышленности, напр., моды на «итальянщину» (XVI век), на «китайщину» и «индийщину» (XVII век),—вскоре следовали попытки акклиматизации этой промышленности: шелковой— во Франции XVI века, хлопчатобумажной — в Англии XVII

века *). Несколькими столетиями раньше такую же роль сыграли «фризские» сукна: ввоз их в Германию, Богемию и Англию подготовил переход этих стран к более совершенным формам собственного суконного производства. Распространение новых продуктов шло за счет продуктов старинного производства и, поскольку в последнем господствовал ремесленный строй, суживало рынок для ремесла, отнимало у него часть потребителей, а следовательно, понижало его способность к сопротивлению. В случаях этого рода капитал нападал на ремесло как бы с тылу: сначала он вовсе не посягал на него,—он создавал для себя, казалось, совершенно новый мир, совершенно новые отрасли сромыш- ленности. Но потом он и перед ослабленными старыми отраслями выступал в виде скупщика и ростовщика и без труда подчинял их себе, если только не находил других, более прибыльных сфер для своих операций.

И еще одно обстоятельство начало оказывать подавляющее влияние на ремесло. Эпоха торгового капитала характеризуется несравненно более значительной концентрацией экономических и политических связей, чем феодальная и ремесленная эпоха с их обособленными, чисто местными мелко-областными центрами зародышево-общественной жизни. В этом отношении, как и во многих других, торговый капитал является предвестником промышленного капитала с его мощными тенденциями к концентрации населения в городах, в торговых и промышленных центрах.

Хотя товарное производство еще не сделалось таким единым, универсальным принципом экономических отношений, и хотя общественное разделение труда еще не шло так глубоко, как в промышленно-капиталистическую эпоху, однако развитие сферы товарного обращения уже создавало мировые регуляторы этого обращения в роде Лиссабона и Брюгге, Антверпена и Амстердама, Лондона и Любека, и в каждой стране выдвигало второстепенные торговые центры. Началось быстрое развитие городов. Оно сопровождалось стремительным ростом городской ренты, который как бы автоматически изгонял ремесленников из главных пунктов обмена. Снимать помещения на главных улицах становится посильным только для капиталистически крепких купцов, которые привлекают покупателей и внешней обстановкой торгового помещения, и величайшим разнообразием ассортимента товаров. При крупных годовых оборотах они легко выдерживают постоянное возрастание ренты (или, точнее, самым ростом своих оборотов, самой концентрацией торговли дают толчок повышению ренты). Ремесленникам приходится селиться в грязных трущобах, на зараженных задних дворах, в подвалах и чердаках, куда не рискнет пойти зажиточный покупатель или заказчик, а пойдет только такой же бедняк, как сам ремесленный производитель. Самый способ расселения ремесленников, внешний вид и обстановка жилья-ма- стерской и палатки на рынке, вопиющий контраст ее с новыми складами и магазинами, возникающими на главных улицах,—все это становится ярким символом перемен в значении самого ремесла для промышленности. Новыми формами производства и обращения товаров ремесло изгоняется на задворки и закоулки промышленности, да и здесь оставляется только до тех пор, пока у капитала нет побуждений открыть наступление в эту сторону, и здесь существует милостию капитала: потому ли, что он еще не закончил завоевания более привлекательных для него сфер, потому ли, что данная сфера просто слишком ничтожна для того, чтобы стоило открывать прямое наступление на нее (починочные работы, некоторые местные ремесла в мелких городах и деревне, т.-е.
опять-таки на периферии новой экономической жизни).

В целом ряде промыслов, подвергаясь подтачивающим влияниям, ремесло долгое время боролось за свое существование: бо ролось чрезмерным удлинением рабочего дня, совращением и без того недостаточного питания, постоянным ухудшением всей жизненной обстановки, беспощадной эксплоатацией женского и детского труда,—в частности ученического труда. По внешности оно все еще во многом напоминало о средневековых ремесленных отношениях х). Но внутренно оно уже не было самостоятельным ремеслом. Оно работало на торговый и ростовщический капитал и на городское землевладение. Только плоское понимание необходимых предпосылок ремесла сделало возможными бесконечные, растянувшиеся на много десятилетий, споры о перспективах ремесла вообще и о тех областях, из которых оно «никогда» яе будет вытеснено капиталом. В этом отношении уже торговый капитал успел сделать достаточно много.

Изменялась экономическая роль ремесла,—изменялось и социальное значение ремесленного сословия.

В средневековый период города сумели выделиться из феодального общества, из феодально разъединенных миров. Позднейшие собиратели этих миров—сюзерены, развивающиеся в монархов,—и на города распространяют отношение политической централизации. Более того: города, торговая городская буржуазия, были главной движущей силой централизации. Поддерживая борьбу против феодальной областной автономии, они неизбежно утрачивали и свою собственную автономию. Чем более крепла центральная власть, тем решительнее ограничивала она городское самоуправление, городские советы, автономию цехов, полномочия цеховых мастеров, а потом совершенно подчиняла и городские советы и цехи новому бюрократическому аппарату. Политическое обособление города от деревни оказалось исторически кратковременным эпизодом. Преобразившись из феодального общества в крепостническое, из раздробленных миров в централистически организующееся государство, деревенский мир в лице торжествующих собирателей-суверенов надвинулся на города и захватил их в сеть новых общественных отношений: подчинение городов новой политической власти было одновременно и подчинением городских сословий таким формам эксплоатации, которые близко напоминают крепостническую эксплоатацию.

Однако новое положение, складывающееся для городского ремесла, не явилось результатом крупного и резкого переворота, а было просто усилением и дальнейшим развитием тех тенденций, которые наметились уже в средневековый период. Раньше состоятельные мастера, выделившись из массы ремесленников, пользовались своим положением в цехах, своими должностями в городском управлении для того, чтобы ускоренным темпом продолжить процесс накопления. Теперь они пользуются кроме того политической властью суверенов-объединителей, как орудием своего дальнейшего выделения и превращения в капиталистиче-

!) В Германии даже в 50—60-х годах прошлого века. См., напр., замечательно яркую картину ремесленных отношений того времени в I части воспоминаний Бебеля: ,?Йз моей жизни“.

ских предпринимателей. Раньше рядовым ремесленникам приходилось нести на себе главную тяжесть городских повинностей и видеть безрезультатность сопротивления расхищению городских иму- ществ и средств старыми и новыми патрицианскими родами. Теперь ко всему этому присоединяется новая тяжесть: легальные и нелегальные, обыкновенные и чрезвычайные государственные поборы.

Городская ремесленная промышленность превратилась в доходную статью для западных суверенов. Звание мастера сделалось привилегией, жалуемой монархами, точнее покупаемой у монархов. В зависимости от нужды в деньгах, привилегии, выданные в предыдущее царствование, в ближайшее объявлялись утраченными, права, купленные несколько лет тому назад, признавались потом недостаточными. На возобновление и пополнение привилегий каждый раз требовались новые пошлины, подкупы, явные и тайные подарки и платежи. Как всегда бывает в случаях этого рода, у крупных мастеров, превращавшихся в посредников, скупщиков и мануфактуристов, такие расходы поглощали относительно меньшую долю доходов, а чаще всего—с лихвой покрывались различными формами субсидий и вспоможений из государственных средств. Напротив мелкий ремесленник, на которого притом с обостряющейся силой обрушивалось ограничительное законодательство цехов, не распространявшееся на покровительствуемых королевско-привилегированных мастеров, уплачивал поборы не из прибыли, а из тех сбережений и фонда, которые должны были бы пойти на упрочение и усиление производства, на возмещение его изношенных элементов.

Все быстрее расширялась пропасть между единичными крупными мастерами и беднеющей ремесленной массой. Складывалось такое же положение, как в крепостной русской деревне, облагаемой данью за всякий шаг промышленного развития общества. Там эта дань тормозила общее промышленное развитие, но не препятствовала выделению крупных купцов и мануфактуристов,—может быть, иногда даже форсировала его, поскольку зачаточный капитал получал свою долю в прибавочной стоимости от крепостнической эксплоатации. Аналогичные явления развертываются и в западном городе, когда он подчиняется централизующимся государствам

И ещё в одном отношении новое государство продолжило деятельность городских советов и ремесленных цехов: в борьбе с организациями подмастерьев. Начиная с XVI века, провинциальные и национальные суверены, местные сеймы и имперские собрания издают указы и распоряжения против всяких форм организации подмастерьев и грозят нарушителям предписаний жестокими карами, до варварских форм смертной казни включительно (напр., прусский ремесленный устав 1733 года). Тайные условные знаки, посредством которых странствующий подмастерье удостоверял в чужом городе свою принадлежность к товариществу определенного цеха, заменяются проходным свидетельством, паспортной книжкой, в которую полиция заносит приметы вда,- дельца и отметки о его поведении. Явка в товарищескую харчевню, в которой подмастерье получал поддержку организации, уступает место немедленной обязательной явке в полицейское управление, которое учреждает неусыпный надзор над новоприбывшим, предписывает ему являться в полицию по 2—3 раза в неделю и не признает никакого иного способа отыскания работы, как только через мастера, старшину соответствующего цеха. Кассы товариществ подвергаются конфискации, недвижимое имущество отдается в заведование чиновников, харчевни закрываются, взаимопомощь, если только она сохраняется, из боевого средства насильственно превращается в благотворительную помощь бедным или больным, не изменяющую общего положения подмастерьев. Располагая совершенно иными силами и ресурсами, чем городские советы, централизованное государство с несомненным успехом ведет свою борьбу до XVIII века, когда антистачечное законодательство, направленное против ремесленных подмастерьев, явственно переходит в законодательство, направленное против крупнопромышленного пролетариата.

Несмотря на всю тяжесть ударов, союзы подмастерьев не окончательно исчезли. Некоторые из них влачили частью легальное, частью подпольное существование до половины XIX века. Но по мере того, как жизнь отлетала от ремесла, оставляла она и организации подмастерьев. Конспираци и обрядности из служебного средства для боевых целей превращались в невинную самоцель, даже благотворительная взимопомощь сокращалась до полного исчезновения.

Не ремесло было господствующей формой новейшей промышленности, и не в ремесленных кругах зародились основные формы современной классовой борьбы. *

*

*

Ослабление позиции промышленных щюизводителей неизбежно должно было выразиться в ухудшении общих условий их труда. Поскольку производственно-технический базис оставался неизменным, прибавочная стоимость, выжимаемая из них, была в первую очередь абсолютной прибавочной стоимостью, и ухудшение условий существования работников носило характер абсолютного ухудшения. Дело было не только в том, что уровень их жизни понижался по сравнению с помещиками или капиталистами, но и в том, что продолжительность рабочего дня из поколения в поколение возрастала, а то количество средств существования, в котором выражался заработок, все сокращалось.

Данные, иллюстрирующие этот процесс изменений, неизбежно носят случайный и отрывочный характер. Но в своей совокупности они очень красноречивы.

Роджерс еще в конце прошлого века применил любопытный прием для того, чтобы выяснить движение заработной платы городских промышленных производителей в Англии. Он берет ту максимальную поденную плату, которая определяется парламентскими актами, постановлениями городских советов и решениями мировых судей, и сопоставляет ее с одновременно существовавшими ценами главных средств питания: пшеницы, ячменя, овсяной муки, которые берутся в количествах, необходимых ддгст существования целой семьи. Таким образом Роджере приходит к следующим выводам: для того, чтобы прокормить вею семью в течение года, промышленному работнику в 1495 году было достаточно работать 10 недель, в 1533 году уже 14—15 недель, в 1564 г. это число повышается до 32, в 1593 г.—до 40, в 1610 и 1651 годах—до 43 недель. В 1684 г. общая стоимость средств питания, необходимых для существования целой семьи в течение года, определяется Роджерсом в 14 фун. стер. 11 шиллингов 6 пенсов, а годовой заработок —в 15 ф. ст. 13 ш. Соответствующие цифры для 1725 года—16 ф. ст. 2 ш. 3 п., с одной стороны, и 13—15 ф. ст. с другой. Следовательно, в 1684 году годового заработка промышленного работника едва лишь хватало на простое прокормление семьи, а в 1725 году 52-недельной работы в году уже недостаточно для пропитания семьи. Для того, чтобы просто прокормиться, не говоря уже об удовлетворении других потребностей, становится безусловно необходимым заработок других членов семьи, кроме главного работника, или поддержка общественной благотворительности, или и то и другое. Отходят в далекое прошлое те отношения средневекового ремесла, когда подмастерью было необходимо работать в течение небольшой части года (или каждой недели) для того, чтобы на целый год (или неделю) обеспечить себе все необходимые средства существования.

Но у работника вынуждалось не только возрастающее число рабочих дней в году: удлинялась и продолжительность рабочего дня. Правда, данные здесь еще более отрывочны, а иногда и шатки, чем при выяснении величины заработков. Но, поскольку дело касается кустаря, и без особых цифр ясно, что как раз быстрым понижением заработков у него непосредственно вынуждалось «добровольное» удлинение рабочего дня. Относительно ремесленных подмастерьев имеются некоторые прямые указания в парламентских актах, постановлениях мировых судей и проч. На основании этих данных можно думать, что к концу XVII века подмастерье был вынужден работать в среднем выводе за год более 10 часов, в некоторых случаях—до 12 часов в день.

Выводы Роджерса из сопостановлений заработной платы с ценой главных хлебов настолько поразительны, что невольно закрадывается сомнение в их правильности. Но данные, относящиеся к другим странам, подтверждают, что в новое время общая и основная тенденция в движении заработной платы была именно такова, как установлено Роджерсом.

Так, в Вюртемберге годовой заработок вустарей-сукно- делов во второй половине XVII века соответствует 25—33 шеф- фелям полбы, в первой половине следующего века спускается до 17—20 шеффелей, а к концу его—до 6—10 шеффелей. Во Франции годовой заработок промышленного работника для средних веков определяется в 900 франков, в начале XVI века—1230 фр., в конце XVI и начале XVII века—всего в 750 фр., к началу XVIII в.—менее 520 фр. Уже эти цифры сами по себе говорят о быстром понижении уровня жизни работников. Но полное представление о размерах его полечится лишь в том случае, если учесть изменения в покупательной силе денег. Приняв современную покупательную силу денег за единицу, исследователи приходят к выводу, что для средневекового периода во Франции она составляла 3—41/2, в начале XVI столетия повысилась до 5, а потом ее последовательные колебания по четвертям века выражались цифрами 4, з, 2У2, 3, 2У2, 2, 2х/з- Следовательно' за 200-летие XVI—XVIII века не только заработки упали с 1230 до 520 фр., но и покупательная сила их понизилась настолько, что работник, покупавший в начале этого периода на 1 франк 5 фунтов какой-либо пищи, в конце его мог купить на 1 франк своего заработка всего 2х/з Ф- той же пищи.

Таким образом мы открываем товар, которого нисколько не коснулась революция цен, ознаменовавшая новое время, и который, в противоположность общему движению, все больше понижался в цене. Это был новый товар, который, возрастающими массами появляясь на рынке, тем самым возвещал приближение промышленно-капиталистической эпохи. Этим товаром была рабочая сила х).

Разрушая средневековые узкие, мало подвижные экономические отношения: феодальные в деревне, ремесленно-цеховые в городе, противопоставляя на расширяющемся рынке городским продуктам продукты отдаленнейших местностей и деревенские, произведенные под гнетом крепостнической эксплоатации, торговый капитал успешно сламывал способность к сопротивлению и деревенских и городских непосредственных производителей, нивел- лировал их, подчинял режиму, в котором сочетались черты вырождающейся феодальной и зарождающейся капиталистической эксплоатации.

Но деятельность того самого торгового капитала, который разрушал старые организационные формы производства, вызвала к жизни еще одну мощную, безличную силу, которая уже совсем незаметно, с тылу наступала на пролетаризирующегося производителя. Этой силой была революция цен. ТЗсли бы даже расценки и денежные заработки оставались такими неизменными, как они были на протяжении значительной части средних веков, одного повышения цен всех необходимых средств существования было бы достаточно для того, чтобы заставить промышленного

1) Правда, поскольку сохранялись остатки натурального хозяйства, н могла поддерживаться иллюзия производственной самостоятельности, рабочая сила еще не вполне развилась в товар. Но для завершения этого процесса превращения рабочей силы в товар зачастую требовалось всего лишь изменение форм расплаты (кустарь, подучающий помещение н все средства труда от мастерка; коссет, бобыль или инст, получающие от помещика хижину, клочок зомли для огорода право на выпас коровы и проч.). Для России XIX века соответствующие процессы превосходно проследил

В. Ильин (Ленин) в „Развитии капитализма в России".

производителя до чрезвычайности удлинить свой рабочий день и принудить к работе жену и детей.

Торговый капитал настолько успешно усиливал выжимание прибавочной стоимости из непосредственных производителей и так расширял массы населения, фактически работающего на него, что промышленно-капиталистической эпохе в основных чертах оставалось только решительно порвать с традициями семейного мелко-буржуазного производства и подчинить работников единой, крупно-производственной дисциплине. *

*

*

Эпоху е XI по XVIII век мы характеризовали сначала как торгово-капиталистическую эпоху. Теперь мы видим, что эта характеристика страдает некоторой неполнотой: из сферы обращения, которую капитал захватывает раньше всего, он повсюду на известной ступени развития начинает вторгаться в сферу производства и, поскольку перестает быть чисто торговым капиталом, приобретает некоторые черты промышленного капитала. С другой стороны, он не останавливается на косвенном подчинении мелко-буржуазных производителей. Мы уже видели, что централизованная мануфактура повсюду сыграла не малую роль, сначала как «учебные», потом как «контрольная мастерская», а в тех случаях, когда могла опираться на рабский или крепостнический труд, имела и более длительное и широкое значение (арабские и итальянские мануфактуры в Леванте, некоторые русские мануфактуры XVIII века). Более того: в некоторых отраслях гончарного, стекольного, гобеленового и других производств той же эпохи централизованная мануфактура становится господствующей формой, и рабочий на ней экономически все более отдаляется и от ремесленного подмастерья, и от такого подневольного работника, как крепостной или раб. Он все более приближается к юри- дически-свободному наемному рабочему развитой капиталистической эпохи.

Мы видим таким образом, что между отдельными стадиями в развитии капитала не было перерывов, что в истории они связывались переходными формами и между собою, и с феодальным, и с мелко-буржуазным обществом.

<< |
Источник: А. БОГДАНОВ и И. СТЕПАНОВ. КУРС ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ. ТОМ ВТОРОЙ, ВЫПУСК ПЕРВЫЙ. ЭПОХА ТОРГОВОГО КАПИТАЛА. 1926

Еще по теме Классовая борьба в ремесле.:

  1. Главными сегодня становятся глобальные проблемы, а не классовая борьба: «провал» марксизма?
  2. Влияние классовой структуры общества на производственные отношения
  3. § 3 Цеховое ремесло
  4. Вопрос 5: Развитие ремесла и торговли при Иване IV
  5. Глава пятая ПРОМЫШЛЕННОСТЬ ЭПОХИ ФЕОДАЛИЗМА (ДОМАШНЯЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ, РЕМЕСЛО, МЕЛКОТОВАРНОЕ ПРОИЗВОДСТВО, МАНУФАКТУРА И ФАБРИКА)
  6. 9.3. Методы конкурентной борьбы
  7. 5.4 Государственная политика борьбы с безработицей
  8. § 1. Конкурентная борьба в мировой экономике
  9. Система законов и принципы ведения конкурентной борьбы
  10. БОРЬБА НА ИСТОЩЕНИЕ
  11. Стратегии конкурентной борьбы
  12. 8.3. Методы конкурентной борьбы в товародвижении
  13. 1.4. Факторы, влияющие на силу конкурентной борьбы
  14. Борьба двух концепций
  15. Социальная борьба
- Бюджетная система - Внешнеэкономическая деятельность - Государственное регулирование экономики - Инновационная экономика - Институциональная экономика - Институциональная экономическая теория - Информационные системы в экономике - Информационные технологии в экономике - История мировой экономики - История экономических учений - Кризисная экономика - Логистика - Макроэкономика (учебник) - Математические методы и моделирование в экономике - Международные экономические отношения - Микроэкономика - Мировая экономика - Налоги и налолгообложение - Основы коммерческой деятельности - Отраслевая экономика - Оценочная деятельность - Планирование и контроль на предприятии - Политэкономия - Региональная и национальная экономика - Российская экономика - Системы технологий - Страхование - Товароведение - Торговое дело - Философия экономики - Финансовое планирование и прогнозирование - Ценообразование - Экономика зарубежных стран - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика машиностроения - Экономика общественного сектора - Экономика отраслевых рынков - Экономика полезных ископаемых - Экономика предприятий - Экономика природных ресурсов - Экономика природопользования - Экономика сельского хозяйства - Экономика таможенного дел - Экономика транспорта - Экономика труда - Экономика туризма - Экономическая история - Экономическая публицистика - Экономическая социология - Экономическая статистика - Экономическая теория - Экономический анализ - Эффективность производства -