<<
>>

Глава первая ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ КРУГООБОРОТ В ЕГО ОБУСЛОВЛЕННОСТИ СУЩЕСТВУЮЩИМИ ОТНОШЕНИЯМИ

Социальное событие представляет собой связь явлений. Исследователь, стремящийся упорядочить их поток, намеренно выбирает из него экономические факты. В том, что тот или иной факт характеризуется как экономический, уже заключается абстракция — первая среди многих, навязанных нам технической необходимостью мысленного отображения действительности.
Тот или иной факт никогда не является, если брать в расчет его глубинные причины, исключительно или «чисто» экономическим; постоянно существуют и другие, часто более важные его стороны. Тем не менее в науке мы говорим об экономических фактах на том же основании и с тем же правом, что и в повседневной жизни, с тем же правом, с которым, например, можно писать историю литературы, хотя литература любого народа неразрывно связана со всеми прочими элементами его жизни. Этим правом мы воспользуемся и в данном случае.

Социальные факты являются — во всяком случае, непосредственно — результатами человеческой деятельности, экономические же — результатами экономической деятельности. Последнюю следует определять как такую деятельность, целью которой выступает приобретение благ. В этом смысле мы говорим также об экономических обстоятельствах деятельности (wirtschaftliche Momente), экономических мотивах (wirtschaftliche Motive) в жизни общества и индивида. Однако поскольку мы принимаем во внимание лишь ту хозяйственную деятельность, которая направлена на получение благ посредством обмена или производства, то мы ограничим ее понятие этими способами благоприобретения. В то же время в понятия экономического мотива и экономического обстоятельства мы вкладываем более широкий смысл, ибо мы будем обращаться к ним и вне той более узкой области, в которой рассматривается экономическая деятельность.

Область экономических <§актов, следовательно, ограйй- чена прежде всего понятием экономической деятельности; Любой человек вынужден в той или иной мере осуществлять экономическую деятельность, любое лицо должно быть либо непосредственно «хозяйственным субъектом», либо зависеть от него.

Однако после того, как произошла специализация членов социальной группы по профессиям, мы в состоянии отличить определенные классы людей, основная деятельность которых связана с хозяйством, с промыслом, от других классов, у членов которых экономические аспекты их деятельности отходят на задний план пО сравнению с прочими моментами. В этом случае экономическую жизнь общества определяет особая группа людей, хотя и все прочие члены общества в целом обязаны заниматься «хозяйством». О деятельности этой группы, следовательно, можно сказать, что именно она по преимуществу воплощает экономическую жизнь, и теперь в подобном утверждении уже не будет ничего абстрактного, несмотря на взаимосвязи, существующие между этой экономической жизнью и всеми другими проявлениями жизни народа.

Так же как об экономических фактах вообще, мы говорим и об экономическом развитии, объяснить которое — наша цель. Но прежде чем приступить к изложению собственных мыслей, нам нужно в настоящей главе овладеть необходимыми основами и ознакомиться с некоторыми методами рассмотрения, которые потребуются в дальнейшем. Кроме того, то, что будет излагаться ниже, должно быть также снабжено своего рода «зубчатым сцеплением», которое позволит ему стать «колесиком» в механизме теории. От брони методологических комментариев я совершенно отказываюсь. В этом отношении остается лишь заметить: все, о чем пойдет речь в данной главе, хотя и представляет собой ответвление от экономической теории, по существу, однако, не требует от читателя ничего такого, что вызывало бы сегодня необходимость специального доказательства. Поскольку, далее, для нашей цели мало что нужно из результатов теории, то я охотно воспользовался случаем выразить свою мысль по возможности просто и безыскусно. Это предполагает отказ от полной корректности. Однако я решался на это во всех тех случаях, когда преимущества более строгой формулировки возникали по не столь уж важным для нас вопросам. В этой связи я отсылаю читателя к другой своей книге 4.

Если же мы зададим себе вопрос о том. каковы всооб- щие формы экономических явлений, каковы их закономерности, в чем заключается ключ к их пониманию, то тем самым мы ipso facto (в силу самого факта) признаем, что в данный момент мы рассматриваем их как нечто, подлежащее изучению, как нечто искомое, «неизвестное» и хотим свести их к относительно «известному» точно так, как поступает с предметом своего исследования любая паука. Если нам удастся выявить определенную причипную связь между двумя явлениями, то наша задача будет решена в том случае, когда явление, выполняющее в этой причинной связи роль «основания» будет явлением неэкономического порядка. И здесь мы сделали бы как раз то, что могли бы сделать, будучи политэкономами, и нам осталось бы лишь передать слово представителям других дисциплин. Если же само это «основание» имеет экономическую природу, ю нам следует продолжать попытки объяснить его до тех пор, пока мы не натолкнемся на явление неэкономического порядка. Сказанное относится как к общей теории, так и к любому конкретному случаю. Если бы я, например, мог сказать, что феномен земельной ренты покоится на различии в качестве почв, то этого было бы вполне достаточно, чтобы дать экономическое объяснение. Если я определенные колебания цен могу объяснить торгово-политическими мерами, то я тем самым делаю то, что в состоянии сделать как экономист-теоретик, ибо торгово-политические меры не направлены непосредственно на приобретение благ путем обмена или производства, а потому не подпадают под наше определение чисто экономических фактов. Здесь у нас всегда речь идет о том, чтобы описать всеобщие формы причинных связей, существующих между экономическими фактами и неэкономическими данными. Опыт учит, что это возможно. Экономические явления имеют свою логику, которая известна каждому практику и которую нам следует всего-навсего сознательно уточнять. При этом простоты ради мы имеем в виду, как правило, изолированную экономику; те вещи, о которых идет речь в данной книге, мы также рассматриваем под таким углом зрения.

Итак, мысленно представим себе основные черты хозяйственного механизма. И в первую очередь представим себе народное хозяйство, организованное на рыночных принципах (verkehrswirtschaftlich organisierte Volksuwirt- schaft), иными словами, такое народное хозяйство, где гос* подствуют частная собственность, разделение труда и свободная конкуренция.

Если бы кто-то, кто никогда прежде не видел подобного хозяйства или ничего не слышал о таковом, понаблюдал бы, например, за тем, как земледелец выращивает зерно, которое в далеком городе потребляют затем в виде хлеба, то у него возник бы вопрос: откуда земледелец знал, что данному потребителю нужен был именно хлеб и как раз в таком количестве? Этот кто-то, безусловно, удивился бы, узнав, что земледелец вообще не ведал, кто и где станет потреблять его зерно. Кроме того, он мог бы также наблюдать, что все те люди, через руки которых должно было пройти это зерно, прежде чем оно будет окончательно потреблено — за исключением того, кто продал хлеб потребителю, — вовсе не были знакомы с последним и что даже этот последний, т. е. продавец, как правило, вынужден был выпекать или покупать хлеб еще до того, как он мог узнать, что этот продукт достанется именно данному потребителю. Земледелец мог бы легко ответить на такой вопрос: большой, частично унаследованный им опыт5 научил его, насколько большим должно быть его производство, с тем чтобы дела шли у него наилучшим образом; опыт научил его определять величину и интенсивность того спроса, который ему надлежит учитывать. Пока есть возможность, он действует именно так, а не иначе и лишь постепенно под давлением обстоятельств осуществляет некоторые изменения.

Сказанное относится и к другим позициям его расчета, независимо от того, производит ли он свои вычисления столь же искусно, как крупный промышленник, или делает это машинально, почти не отдавая себе отчета в том, на чем основываются его решения. Он знает — как правило и с некоторыми возможными отклонениями — цены на те блага, которые ему предстоит купить при обычных обстоятельствах; он знает, какое количество собственного труда должен затратить, независимо от того, оценивает ли он его исходя только из экономических критериев или смотрит на труд на собственной земле совершенно иными глазами, чем на труд на чужой; он знает свои методы хозяйствования, и все это благодаря громадному опыту.

К тому же все те, у кого он обычно покупает, также по опыту знают объем и интенсивность его спроса. Поскольку оборот хозяйственных периодов, этот наиболее заметный среди всех ритмов экономики, протекает сравнительно быстро и в каждом хозяйственном периоде происходит, по существу, одно и то же, то механизм рыночного хозяйства (Verkehrs- wirtschaft) функционирует с большой точностью. Но прошлые хозяйственные периоды определяют поведение хозяйственного субъекта в каждый последующий период (в случае, подобном нашему) не только потому, что они со всей строгостью приучили его к тому, что ему надлежит делать, но еще и по другой причине. В любой хозяйственный период жизнь нашего земледельца должна быть обеспечена непосредственно либо за счет того, что было им получено в прошлом периоде, либо за счет дохода, полученного от продажи продукта, и того, что он в состоянии получить взамен. Кроме того, все прошлые хозяйственные периоды оплели его сетью социальных и экономических связей, от которой ему не так-то просто освободиться. От прошлого достались ему также определенные средства и методы производства. И все это прочно удерживает его на однажды избранном пути. Здесь возникает момент, который имеет для нас существенное значение и который требует более пристального разбирательства. На данном же этапе мы лишь зафиксируем то, что впоследствии мы будем постоянно иметь в виду: в любой хозяйственный период каждый живет за счет благ, произведенных в предшествующий период, что вполне вероятно и тогда, когда их производство относится к еще более раннему периоду или когда получение какого-либо средства производства осуществляется непрерывно. В этом случае наше изложение лишь в известной мере упрощает картину.

Теперь обобщим и несколько уточним пример с земледельцем. Для этого представим себе дело таким образом, будто каждый продает все свои продукты, а в той мере, в какой он их сам потребляет, он является клиентом у самого себя. Последнее обстоятельство не вызывает никакого сомнения, ведь и для подобного личного потребления решающее значение имеет размер рыночной цены, т.

е. опосредованно количество благ, которое можно получить снижая цену; и наоборот, величина личного потребления также влияет на рыночную цену. В том и другом случаях все происходит так, как если бы соответствующее количество благ действительно появилось на рынке. Следовательно, все хозяйственные субъекты находятся в положении земледельца. Все они одновременно являются и покупате лями (для нужд своего собственного потребления и производства), й продавцами благ. Аналогичным образом в нашем исследовании можно рассматривать и рабочих, иными словами, результаты их труда можно в данном случае объединить в одну категорию с прочими вещами, на которые существует спрос на рынке. Поскольку, далее, каждый из этих хозяйственных субъектов, взятый сам по себе, производит продукт, руководствуясь своим собственным опытом, и находит на него покупателей точно так же, как и наш земледелец, постольку сказанное должно быть верно и для всех них, вместе взятых. И следовательно, все продукты, если оставить в стороне те трудности, которые, естественно, могут возникнуть по самым различным причинам, необходимо реализовать, поскольку их производят только в расчете на известные из опыта возможности сбыта.

Это следует всегда иметь в виду. Какое количество мяса продает мясник, зависит от того, сколько его клиент, портной, хочет купить и какую цену последний в состоянии заплатить. Но это зависит от величины того дохода, который портной получает от своего ремесла; этот доход в свою очередь зависит от потребностей и покупательной способности его клиента, сапожника; на его же покупательную способность влияют потребности и покупательная способность людей, для которых он производит, и так до тех пор, пока в конечном счете мы не доберемся до того лица, источником дохода которого служит продажа товаров мяснику. С взаимопроникновением и взаимообусловленностью количественных показателей, которыми оперирует хозяйственная практика, мы сталкиваемся постоянно, какую бы нить в клубке данных взаимосвязей мы ни прослеживали. Откуда бы мы ни начинали и в каком бы направлении мы ни двигались от начальной точки, следуя за этой нитью, мы хотя и после чрезвычайно большого, но все же конечного числа шагов вновь придем к исходной точке. При этом мы не обнаружим ни естественного конечного пункта, ни какой-либо «причины», т. е. элемента, который определяет другие в большей мере, нежели определяется ими сам.

Картина станет более полной, если о «потреблении» мы составим себе представление, отличное от обычного. Каждый, к примеру, ощущает себя потребителем хлеба, но не чувствует того, что является одновременно потребителем продуктов земли, труда, железа и т. д. Если же мы это осознаем, то ещё отчетливее представим cede путь, который проделывают отдельные блага в хозяйственном кругообороте 6. Теперь, правда, становится ясно, что не каждая единица какого-либо блага ежегодно проходит один и тот же путь к одному и тому же потребителю, что и предшествовавшая ей в производственном процессе того же производителя в прошлом хозяйственном периоде. Но мы можем, не мепяя ничего в существе вопроса, предположить, что происходит имепно так. Мы можем представить себе, что и повторяющееся из года в год производительное использование сохраняющихся источников производительной силы осуществляется тем же потребителем, в аналогичном акте потребления. Результат процесса, во всяком случае, совершенно такой же, как если бы это происходило на самом деле. Отсюда следует, что, так сказать, на любое предложение в народном хозяйстве уже имеется спрос и что в общем и целом нигде в народном хозяйстве не найдется благ, для которых не было бы дополняющих их, т. е. других благ в руках людей, которые хотели бы обменять последние на первые в известной из опыта пропорции. Однако из того, что все блага находят сбыт, вновь вытекает, что кругооборот хозяйственной жизни завершается, т. е. достаточное число продавцов всех благ снова может выступить в роли покупателей, с тем чтобы приобрести блага, которые в том же объеме будут потреблены и найдут себе применение в производственном аппарате в следующем хозяйственном периоде, и наоборот.

Хозяйственный субъект действует, следовательно, сообразуясь с известными из практики данными, а также методами и способами. Конечно, это не означает, что в его хозяйстве не может произойти никаких изменений. Экономические параметры могут меняться, и каждый будет следовать этим изменениям, как только их обнаружит. Но и в этом случае никакой человек не станет заниматься исключительно новыми вещами, он постарается как можно больше сохранить из привычных ему методов хозяйствования и уступит давлению обстоятельств в той мере, в какой это окажется совершенно необходимо. И даже «уступать» он будет с учетом имеющегося у него опыта. Таким образом, картина будет меняться не произвольно, а в каждый последующий момент согласовываться с предыдущим состоянием. Это можно назвать «принципом непрерывности Визе- ра» («Wiesers Prinzip der Kontinuitat»)1.

Если бы в народной Хозяйстве на самом деле не прбйб- ходило никаких «самопроизвольных» изменений, то нельзя было бы обнаружить ни одного сколько-нибудь существенного экономического процесса при условии, что мы просто предполагаем наличие постоянства в экономике. Тем самым мы выражаем в строгих понятиях сам факт, и если мы в конечном счете описываем неподвижную экономику, то в действительности прибегаем к абстракции, правда, только для того, чтобы изложить существо действительно происходящего. Этим мы пока и займемся. Причем в худшем случае мы при этом вступаем в противоречие не с господствующей теорией, а только с привычной формой изложения, не позволяющей ясно выразить данное обстоятельство 8.

Тот же результат можно получить также следующим образом. Все то, что в народном хозяйстве производится и доставляется на рынок в течение одного хозяйственного периода, можно назвать его социальным продуктом (So- zialprodukt). Для достижения поставленной нами цели нет нужды в более подробном выяснении значения указанного понятия9. Социальный продукт как таковой не существует. Как таковой, он столь же мало является сознательным результатом чьей-то планомерной деятельности, сколь и народное хозяйство как таковое — «хозяйством», работающим по единому плану. Но это полезная абстракция. Мы можем представить себе, что все результаты производства всех хозяйственных субъектов по завершении хозяйственного периода накапливаются где-то в одном месте и распределяются между ними в соответствии с определенными принципами. Поскольку само по себе такое предположение существенно ничего не меняет в фактах, то это вполне допустимо. Таким образом, мы можем сказать, что каждый хозяйственный субъект, с одной стороны, осуществляет свой вклад в эту крупную народнохозяйственную «емкость», а с другой — что-то берет из нее. Этому вкладу соответствует в какой-то другой части народного хозяйства притязание другого хозяйственного субъекта; доля, предназначенная каждому, где-то уже ожидает его. Каждый вклад предполагает и дополняет получение, а каждому получению соответствует определенный вклад. И поскольку из опыта все знают, что и сколько им следует «вложить», чтобы получить то, к чему они стремятся (при условии, что для получения определенной доли нужно внес- тй определейный вклад), то и здесь кругооборот хозяйства должен быть замкнут. Следовательно, все «вклады» и «притязания» должны уравновешивать друг друга независимо от того, каков принцип распределения. Предпосылкой здесь является также то (и об этом нельзя забывать), что все рассматриваемые величины известны из опыта.

Теперь нам предстоит уточнить данную картину экономики, поскольку это диктуется целями исследования и необходимо для понимания содержания последующих глав. Мы уже отметили, что опыт подсказывает земледельцу, какими окажутся цены и спрос на его продукт, а также к каких объемах будут предлагаться средства производства и предметы наслаждения и по каким ценам. Применяя хорошо известный метод, попытаемся понять смысл этого знакомого по опыту постоянства. Представим себе, что это-» го опыта у нас нет и мы имеем дело с той же землей, теми же людьми, с той же культурой и техникой, теми же вкусами и запасами благ, что и до сих пор, но эти люди ничего не знают о ценах, спросе и предложении, короче говоря; о величине всех тех элементов, которые в действительности влияют на их поведение. И если мы теперь спросим себя, что они станут делать, то мы тем самым как бы реконструируем то состояние народного хозяйства, которое фактически существует и которое известно каждому хозяйственному субъекту, поскольку это ему необходимо, в такой мере, что ему практически не требуется вдаваться в его суть и он просто может довольствоваться рассмотрением определенных, лежащих на поверхности вспомогательных признаков 10; ab ovo (с самого начала) 11 на наших глазах будет возникать то, что в действительности уже существует. Опираясь на свой опыт, хозяин-практик рассуждает как бы эллиптически, подобно тому как человек, который ежедневно ходит одной и той же дорогой, не задумывается каждый раз над своим маршрутом. Если бы он утратил этот опыт, то ему пришлось бы на ощупь 12, затрачивая большие усилия, заново отыскивать его, и при этом мы лишь увидели бы, какого рода законы управляют процессами, которые в действительности кажутся нам словно бы вошедшими в железную привычку. Обратим внимание еще на одно обстоятельство. Когда мы пытаемся мысленно представить себе экономический процесс, это вовсе не означает, что мы собираемся рассматривать процесс эконо- мйческого развития. Мы хотим увидеть не то, как экономический процесс исторически развился в данную конкретную форму, а то, как он протекает из года в год. Мы собираемся исследовать не то, как исторически изменялось народное хозяйство, а то, как оно выглядит в тот или иной определенный момент времени. Речь идет, следовательно, не об историческом генезисе, а о воссоздании процесса в форме понятий. Смешение этих toto coelo (совершенно различных вещей) представляет собой весьма распространенное заблуждение.

В представленном нами случае людям, таким образом, нужно было задумываться — чего им поначалу на деле не приходится делать, — над тем, как им следует вести себя. Вести себя—в какой связи, с какой целью? Очевидно, с целью удовлетворения своих потребностей и потребностей своих домочадцев. С этой точки зрения они и будут рассматривать доступные им средства, которые могли бы послужить достижению данной цели. Таковыми средствами являются блага (Giiter). То или иное поведение может быть рассмотрено только в отношении тех благ, применительно к которым существует подобная необходимость, т. е. в отношении тех из них, которые практически не встречаются в неограниченных количествах, а именно экономических благ (wirtschaftliche Giiter). Все блага — экономические и свободные (freie Giiter) — оцениваются соответственно тому, в какой мере они могут удовлетворять потребности хозяйственного субъекта, а все конечные величины этих благ — соответственно тому, в какой мере удовлетворение потребности зависит от них; разумеется, при этом необходимо учитывать возможности замещения их другими количествами прежде всего тех же самых благ, в противном случае — других. Таким образом, сказанное означает, что количественная единица измерения свободных (природных) благ вообще не подлежит оценке. Что касается экономических благ, то эта оценка тем ниже, чем больше этих благ — при заданной шкале интенсивности потребностей — имеет в своем распоряжении хозяйственный субъект. Эта оценка имеет решающее значение для его поведения: стоимость есть показатель значения определенного количества определенных благ для определенного субъекта и его поведения по отношению к последнему. Общая стоимость известного количества благ, как и шкала интенсивности потребностей, а также шкала стоимости, редко в полной мере осознается хозяйственным субъектом. В повседневной практике хозяйствования он воспринимает, как правило, лишь стоимость какой-то части общего количества, а именно стоимость «последних частей общего количества», предельную стоимость или предельную полезность 13. Нам остается только добавить, что уменьшение стоимостной оценки с возрастанием количества любого благо нельзя объяснять просто физиологическими явлениями «насыщения» или «утомления» в самом узком смысле этого слова; скорее всего, стремление к удовлетворению потребностей, например, других людей следует тому же закону.

Тогда, следовательно, люди станут регулировать свое поведение в отношении благ с таким расчетом, чтобы, используя находящиеся в их распоряжении блага, реализовать наибольшую сумму стоимости. Они будут искать своим благам такое применение, которое бы исключало увеличение суммы стоимости при данных условиях в результате каких бы то ни было изменений способа применения благ. В тех случаях, когда удается такое распределение благ по различным категориям потребностей, оказывается определенной и конкретная величина их стоимости. При таком положении вещей и хозяйственные субъекты будут в состоянии дать стоимостную оценку своим благам, оценку, соответствующую удовлетворению потребностей, которые они вызывают при данном, относительно лучшем способе применения. Из таких оценок стоимости указанных благ они и будут исходить, если появится возможность новых способов их применения. В этом заключается возможность их обмена, к рассмотрению которой мы сейчас перейдем. Однако поначалу стоимость выступает как потребительная стоимость. Она есть не что иное, как показатель (индекс) значения благ для удовлетворения потребностей их владельца и по величине зависит от его потребностей и имеющегося «покрытия» их. Поскольку, наконец, блага находятся в самых разнообразных отношениях между собой, в одних случаях «дополняя», а в других — заменяя друг друга, то и их стоимости известным образом взаимосвязаны. Они являются не самостоятельными величинами, а образуют систему стоимостей (Wertsystem). Важнейшая из этих взаимосвязей основывается на «производственном родстве» («Produktionsverwandschaft»), К указанной взаимосвязи стоимостей благ мы вскоре вернемся. Дж. Ст. Миллю мы обязаны строгим разграничением распределения и производства14. Как я уже отмечал в другом месте15, мне представляется, что это разделение удовлетворяет не всем тем требованиям, которые сегодня можно предъявить к системе чистой политической экономии. Но для наших целей оно подходит, и поэтому на некоторое время мы им воспользуемся. Основание, которое Милль приводит для такого разделения, заключается в том, что процессы производства носят характер «законов природы» в гораздо большей степени, нежели общественные по существу законы распределения. В самом деле, мы наблюдаем здесь более активное давление вещных необходимостей, определяющих хозяйственную деятельность. Здесь нам противостоят в сущности своей неизменные природные процессы. В зтом смысле и Джон Рэ говорит16, что в хозяйственной деятельности людей по отношению к природе речь может идти только о том, чтобы получить полное представление о ходе природных процессов и по возможности широко его использовать. Таким образом, положение индивида, занимающегося хозяйственной деятельностью, мы можем пояснить примером уличного мальчишки, который цепляется за проезжающий мимо экипаж, чтобы использовать открывающуюся возможность сэкономить время и сберечь силы, пока зтот экипаж следует в нужном направлении. Но тогда индивид, ведущий хозяйство, может отчасти менять и «устройство» окружающих его вещей, однако лишь в пределах, заданных, с одной стороны, законами природы, а с другой — его техническими способностями. На это указывает и фраза Милля, восходящая, пожалуй, к Рз: «В мире физических тел труд направлен всегда и единственно на то, чтобы приводить в движение предметы; свойства материи, законы природы довершают дело». Аналогичным образом и Бём-Баверк в своей «Позитивной теории капитала», представляющей собой анализ экономического процесса в целом, хотя и под углом зрения решения одной-единственной проблемы, исходит из таких «заданных законами природы» показателей.

Это одна сторона производственного процесса, где он определен физическими свойствами материальных объектов и производительностью труда — при данных взглядах на последние и данной технике. Указанные социальные отношения носят иной характер. Но для отдельного акта производства они являются столь же независимыми пара* метрами, как и естественные условия. Таковыми они являются также и для научного описания процесса производства, поскольку их изменения лежат вне сферы экономической теории, а посему мы дополняем определение «при данной технике» еще словами «и данной общественной организации». Как известно, здесь мы всего-навсего следуем господствующему обычаю 17.

Вторая сторона дела, позволяющая нам понять существо процесса производства глубже, чем его «естественнонаучная» и общественная сторона, — это конкретная цель любого производства. Та цель, которую преследует ведущий хозяйство индивид, когда он производит, и которая объясняет, почему вообще дело доходит до производства, вполне очевидно налагает на характер и объем последнего свой отпечаток. Конечпо, не требуется никаких аргументов, чтобы доказать, что она должна определять существование дапного производства в рамках конкретных средств и вещных необходимостей, а также что и как производить. Таковым может быть только производство полезных вещей, предметов потребления. В хозяйстве, где отсутствует обмен, речь может идти прежде всего о полезных вещах для потребления в самом этом хозяйстве. В таком случае каждое отдельное хозяйство производит, чтобы потребить произведенное, следовательно, чтобы удовлетворить свои собственные потребности. И характер и интенсивность указанных потребностей очевидным образом определяют такое производство в пределах практических возможностей. Потребности являются одновременно причиной и направляющим началом экономического поведения хозяйственного субъекта, представляют собой его движущую силу. Конкретные внешние условия и потребности выступают в качестве двух определяющих экономический процесс и совместно воздействующих на его результат факторов. Таким образом, производство следует за потребностями, они словно бы тащат его за собой. То же самое mutatis mutandis (с соответствующими изменениями) верно и в отношении рыночного хозяйства.

Только эта вторая «сторона» делает производство его экономической проблемой. Ее следует отличать от чисто технической проблемы производства. Между той и другой существует антагонизм, который в экономической жизни мы очень часто можем наблюдать в форме личных противоречий между техническим и коммерческим руководст вом предприятия. Мы нередко видим, что изменения в процессе производства предлагает одна сторона, но отклоняет другая. Например, инженер предлагает внедрить новый процесс, который коммерческий руководитель отклоняет на том основании, что он не окупится. Сам случай дает нам ключ для понимания дела. Оба — инженер и коммерсант — могут отражать свою позицию, заявляя, что целесообразность работы предприятия — цель их деятельности и что их суждения исходят из понимания этой целесообразности. Если оставить в стороне отдельные недоразумения, недостаточное знание дела и т. д., то различие их суждений может основываться лишь на том, что каждый из них видит эту целесообразность по-своему. О чем думает коммерсант, когда он говорит о целесообразности, ясно. Он имеет в виду коммерческую выгодность. Иными словами, сказанное означает, что средства, которые необходимы для приобретения новой машины, можно использовать иным образом и с большей выгодой. В замкнутом хозяйстве руководитель считает, что удовлетворение потребностей хозяйства от всякого рода изменений процесса производства только ухудшится, а не улучшится. Если сказанное верно, “то какой резон может иметь точка зрения техника, какую целесообразность он имеет в виду? Если удовлетворение потребностей является единственной целью всякого производства, то, разумеется, нет никакого экономического смысла в том, чтобы принимать такие меры, которые ему вредят. Если с точки зрения дела доводы хозяйственного руководителя обоснованны, то он поступает правильно, не следуя совету инженера. Удовлетворение, получаемое от технического совершенства производственного аппарата, удовлетворение, которое сродни ощущениям художника, мы здесь во внимание не принимаем. И действительно, мы видим, что в практической жизни чисто технические моменты должны отступать на задний план в сравнении с экономическими, если они вступают в коллизию с последними. Но сказанное не препятствует тому, чтобы они имели право на самостоятельное существование и значение, а в точке зрения инженера заключался здравый смысл. Ибо хотя экономическая цель и господствует над техническими методами в их практическом применении, тем не менее свой резон есть и в выяснении внутренней логики данных методов без учета данных ограничений, Лучше всего пояснить это примером. Допустим, что паровая машина соответствует по всем параметрам требованиям экономической целесообразности. Пусть соответственно требованиям этой экономической целесообразности она и используется. В этом случае не имеет никакого смысла интенсифицировать ее использование путем повышения температуры пара, направления на ее обслуживание более опытных людей и ее совершенствования, если «последнее не оправдывает себя», т. е. если можно предсказать, что дополнительное топливо, привлечение более опытных работников, совершенствование или увеличение используемого сырья стоят больше, чем получаемый от них результат. Но имеет смысл поразмыслить над тем, при каких обстоятельствах отдача от машины будет больше и насколько, какие усовершенствования возможны при данном уровне знаний и т. д. Следовательно, эти меры надлежит применять только тогда, когда можно ожидать, что они принесут выгоду. Имеется также прямой смысл систематически сопоставлять между собой действительность и эту идеальную картину, чтобы можно было отклонять подобные возможности не по незнанию, а в силу хорошо взвешенных экономических соображений. Короче говоря, каждый используемый в данный момент времена' метод производства служит, следовательно, экономической целесообразности. Но в основе этих методов лежат соображения не только экономического, но и естественнонаучного порядка. Последние имеют свои собственные проблемы и опираются на собственную логику, и последовательно их прорабатывать — сначала без учета экономического, т. е. в конечном счете решающего, момента, — такова задача техники. Таким образом, практически осуществлять ее означает — в той мере, в какой экономический момент не предполагает ничего иного, — производить в техническом смысле.

Подобно тому как целесообразность в конечном счете господствует как над техническим, так и над экономическим производством и различия между обоими объясняются различием природы этих целесообразностей, несколько иной ход размышлений приводит нас вначале к большому сходству, а затем к такому же различию. Рассматриваемое в техническом или экономическом отношении производство ничего не «создает» в том смысле, в каком «создают» законы природы. Оно в состоянии в обоих случаях только влиять на уже существующие вещи и процессы, или «силы»,

Йаправлять их. Для пбслёдующего изложения нам потрё- буется теперь понятие, которое охватывает это «использование» и «влияние». Под «использованием» подразумевается целый ряд различных способов применения благ, разнообразные виды поведения в отношении вещей. Под «влиянием» имеются в виду всякого рода пространственные изменения, механические, химические и другие процессы. Однако в любом случае дело в том, чтобы с точки зрения удовлетворения наших потребностей получить нечто иное, нежели то, что было у нас вначале. И речь постоянно идет о том, чтобы изменять взаимосвязи между вещами и силами, соединять между собой вещи и силы, которые встречаются нам порознь друг от друга, и высвобождать вещи и силы из их прежних взаимосвязей. К первому случаю понятие «комбинировать» подходит полностью, а во втором мы вправе сказать, что высвобождаемое из прежних взаимосвязей мы комбинируем с нашим трудом, который причисляется к конкретным, отвечающим нашим потребностям благам. Таким образом, с технической или экономической точки зрения производить — значит комбинировать имеющиеся в нашем распоряжении вещи и силы. Каждый метод производства означает определенную комбинацию. Разные методы производства могут различаться только по характеру и способу, каким они составляют комбинацию, т. е. либо по объектам комбинирования, либо по соотношению их количеств. Каждый конкретный акт производства является для нас подобной комбинацией. Такое понимание имеет отношение и к транспорту и т. д., короче говоря, ко всему тому, что является в самом широком смысле слова производством. И на предприятии как таковом, и в рамках производственных отношений народного хозяйства в целом можно видеть такие комбинации. Данное понятие играет существенную роль в наших рассуждениях.

Но экономические и технические комбинации, комбинации, учитывающие существующие потребности и средства, и комбинации, в основе которых лежат идеи, методы, не совпадают друг с другом. Хотя и цель технического производства задается технике экономикой, техника тем не менее разрабатывает только методы производства требуемых благ. Но в экономической действительности они не внедряются в жизнь необходимо со всей последовательностью и наилучшим с технической точки зрения образом. Все это происходит непременно с учетом экономических аспектов. Идеальная техническая картина, не учитывающая экономических условий, модифицируется. Экономическая логика одерживает верх над технической. И поэтому в реальной действительности мы зачастую видим веревки вместо стальных тросов, плохой рабочий скот вместо выставочных образцов, примитивнейшую ручную работу вместо совершенных машин, неуклюжее денежное хозяйство вместо чекового оборота и т. д. Наилучшие с экономической точки зрения и технически наиболее совершенные комбинации хотя и не с необходимостью, но все же очень часто не совпадают, причем вследствие приспособления экономики к правильно распознанным условиям, а не просто в силу отсутствия знаний или инертности.

«Производственные коэффициенты» представляют собой пропорциональную долю производственных благ (Produktivgiiter) в единице продукта, следовательно, являются существенной характеристикой «комбинаций». Здесь экономическое обстоятельство выделяется на фоне технического; к тому же экономическая точка зрения станет не только определять использование того или иного метода производства, но в рамках конкретного метода производства даже влиять на коэффициенты, поскольку в известной мере допустимо отдельные средства производства заменять другими, иными словами, потери в одном возмещаются эа счет выигрыша в другом (например, нехватка энергии пара компенсируется увеличением объема ручного труда, и наоборот) 18.

Итак, мы представили процесс производства, используя понятие комбинаций производительных сил. Их результатами являются продукты. Постараемся теперь уточнить то, из чего предстоит составлять комбинации. В принципе это любые мыслимые виды вещей и «сил». Частично это могут быть сами продукты, а частично — объекты, данные природой. Некоторые «силы природы» в физическом смысле также будут иметь для нас характер продуктов — как, например, электрический ток, производимый для промышленного использования. С одной стороны, это материальные, а с другой — нематериальные объекты. Далее, нередко сами взгляды предопределяют подход к тому или иному благу: как к продукту или как к средству производства. Например, труд без особой натяжки можно рассматривать и как продукт потребленных рабочим благ, и как изна чально заданное средство производства. В зависимости от того, как мы понимаем существо дела, конкретные продукты питания представляются и средствами производства и предметами наслаждения или только предметами наслаждения. Мы изберем последнее и не станем делать особого ударения на этой взаимосвязи: труд не должен быть для нас продуктом. Как известно, очень часто включение какого-либо блага в ту или иную категорию зависит от точки зрения отдельно взятого хозяйства, так что один и тот же экземпляр блага является для одного индивида предметом наслаждения, а для другого — средством производства. Столь же часто в рамках отдельного хозяйства характер одного и того же блага зависит от того вида использования, для которого это благо предназначается. Теоретическая литература, и в первую очередь литература прошлого, полна дискуссий на эту тему. Нам достаточно одной этой ссылки. Гораздо важнее следующее.

Принято подразделять блага на порядки по степени их удаленности от конечных актов потребления 1Э. В соответствии с такой классификацией предметы потребления являются благами первого порядка, те блага, комбинация которых порождает непосредственно предметы потребления, — благами второго порядка и т. д. в направлении все более «высоких», или «отдаленных», порядков. При этом нельзя забывать, что только готовое к потреблению благо становится для потребителя благом первого порядка. Так, налример, выпеченный хлеб превращается для пекаря в благо первого порядка, строго говоря, только благодаря комбинации с трудом разносчика. Блага низших порядков возникают, если они не даны непосредственно природой, всегда путем комбинирования благ более высоких порядков. Для каждого блага более низкого порядка всегда существует своего рода фундамент в виде блага следующего по высоте порядка, которое в результате комбинирования с другими благами — того же более высокого или иного порядка — становится благом более низкого порядка. Эту схему можно построить и по-иному. Для наших целей лучше всего относить любой род благ к высшему из тех порядков, в которых присутствует элемент благ данного рода. В соответствии со сказанным труд, например, является благом высшего порядка, поскольку в любом производстве вопрос о труде стоит с самого начала. Правда, мы можем обнаружить затраты труда и в благах всех прочих поряд ков. В системе последовательных процессов производства или комбинаций любое благо в силу того, что к нему добавляются другие блага, насчитывающие большее или меньшее число порядков, постепенно превращается в предмет наслаждения, подобно тому как ручей, набираясь сил от питающих его ключей, прокладывает себе дорогу среди нагромождения камней, все дальше и дальше удаляется от источника, давшего ему жизнь.

Для нас прежде всего важен вывод о том, что блага, если рассматривать порядки от низшего к высшему, становятся все более аморфными, что они все более утрачивают характерные формы, те точные свойства, которые предопределяют одни способы их использования и исключают другие. Чем выше порядки мира благ, которые мы рассматриваем, тем больше блага утрачивают специализацию, тем ниже эффективность их использования для какой-то определенной цели, но зато тем шире становятся возможности их применения вообще, тем многостороннее их значение. Мы все реже встречаем такие виды благ, которые можно отличить друг от друга. В то же время более всеобъемлющими становятся отдельные категории, подобно тому как, чем выше уровень, достигаемый нами в рамках логической системы понятий, тем менее многочисленными, менее богатыми по содержанию и более богатыми по охвату становятся сами понятия, которыми мы оперируем. Таким образом, постепенно утончается ствол родословного древа благ. Последнее означает просто то, что, чем меньше наша точка зрения касается предметов наслаждения, тем больше благ первого порядка производится от аналогичных благ более высоких порядков.

Если какие-либо блага в полной мере или частично представляют собой комбинации однородных средств производства, то мы называем их родственными по производству. Следовательно, мы вправе сказать, что «производственное родство» благ возрастает по мере того, как более высоким становится их порядок.

Итак, двигаясь последовательно ко все более высоким порядкам, мы должны в конечном итоге прийти к последним — применительно к нашей цели — элементам производства. Здесь не следует доказывать, что этими последними элементами являются труд и дары природы, или «земля», услуги труда и земли (Arbeits- und Bodenleistungen) 20. Все прочие блага включают в себя по меньшей мере один, а в большинстве же случаев оба эти момента. Отсюда еле* дует, что последние мы в этом смысле разлагаем на «труд и землю», т. е. что мы можем рассматривать все блага как некий «набор» услуг труда и земли.

Отныне предметом наслаждения в форме покупательной силы предпосылается специфическая характеристика, которая и превращает их в цель всего процесса. Но остальные продукты, т. е. «произведенные средства производства», не являются самостоятельным объектом. Во-первых, они представляют собой не новые средства производства, а лишь «предоставленные» услуги труда и земли. Во-вторых, они не обладают никаким другим отличительным признаком помимо того, который присущ предмету потребления, ведь они являются предметами наслаждения, находящимися в процессе возникновения. Итак, они представляют собой, с одной стороны, воплощение этих двух первичных производственных благ, а с другой — потенциальные предметы наслаждения или, вернее говоря, части потенциальных предметов наслаждения. В силу этого у нас нет оснований — несколько позже станет ясно, что подобных оснований вообще нет, — видеть в ным образом и предметы потребления, а первичные ем их на труд и землю». Мы можем разложить аналогичным образом и предметы потребления, а первичные факторы производства воспринимать как частичный предмет наслаждения. То и другое вместе относится только к произведенным средствам производства, поскольку нельзя найти никакого самостоятельного аспекта их рассмотрения.

Вполне закономерен в связи с этим вопрос о том, как соотносятся между собой оба первоначальных фактора производства. Следует ли одному из них отдать предпочтение или же их роли существенно различны? На данный вопрос можно ответить, руководствуясь только экономической точкой зрения, а не философской, естественнонаучной или какой-либо иной общей точкой зрения. Мы же принимаем во внимание, каково их соотношение с точки зрения экономических целей. Но и тот ответ, который должен относиться к сфере экономической теории, может иметь значение для нее не воообще, а только с точки зрения определенного способа понимания экономического процесса. Его допустимо относить к определенному, конкретному проекту, или плану возводимого здания теории. Так, на пример, физиократы давали утвердительный ответ на первый вопрос, причем предпочтение отдавалось земле. Сами по себе они совершенно правы. В той мере, в какой они при этом стремились выразить только то, что труд не в состоянии создать никакой новой физической субстанции, против подобного утверждения нечего возразить. Вопрос только в том, насколько оправданны подобные представления в области экономики, плодотворны они или нет. К примеру, совпадение точек зрения по данному вопросу отнюдь не мешает нам отказаться от одобрения последующих рассуждений физиократов. Адам Смит также утвердительно отвечал на указанный вопрос, правда, он высказывался в пользу труда. И это само по себе отнюдь не неправильно, и если бы мы приняли подобный взгляд за отправную точку, то были бы совершенно правы. В нем отражен тот факт, что использование услуг земли не требует от нас никаких таких жертв, на которые мы шли бы с большим нежеланием, и если бы в подобном случае можно было бы чего-либо добиться, то мы могли бы воспользоваться и таким представлением. Адам Смит, однако, при этом совершенно четко рассматривал природные производительные силы в качестве, так сказать, свободного блага, и тем обстоятельством, что в экономике они в действительности рассматриваются не как свободные блага, следует объяснять присвоение этих благ землевладельцами. Таким образом, он, по-видимому, полагал, что в народном хозяйстве, где не существует никакой земельной собственности, один лишь труд являлся бы фактором в расчетах хозяйственных субъектов. Последнее в корне неверно, хотя сама по себе посылка от этого еще не становится шаткой. Большинство классиков выдвигало момент труда на передний план, и в первую очередь Д. Рикардо. Классики могли поступать так потому, что своей теорией земельной ренты как бы исключали из анализа землю и образование ее сто- мости. Если бы эта теория земельной ренты была незыблема, то мы могли бы, разумеется, совершенно спокойно согласиться с этой точкой зрения. Даже такой независимый ум, как Рэ, довольствовался подобным объяснением, поскольку безоговорочно принял данную теорию земельной ренты. Наконец, третья группа авторов отвечает на наш вопрос отрицательно. К ней именно присоединимся и мы. Решающим для нас является то обстоятельство, что оба первичных фактора производства в равной мере не обходимы для производства, причем по одной и той же причине.

На второй вопрос также можно отвечать по-разному совершенно независимо от того, какой ответ был дан на первый. Так, например, Эффертц отводил труду активную, а земле пассивную роль. Для нас ясно, что он при этом имеет в виду. Эффертц полагает, что труд является как бы движущим моментом производства, а земля представляет собой объект, в котором обнаруживает себя труд. Здесь он прав, но такой подход не дает нам ничего нового. В техническом отношении точку зрения Эффертца вряд ли можно чем-то дополнить. Впрочем, эта сторона не является для нас решающей. Для нас важно то, какое место уделяется первичным факторам производства в экономических расчетах и экономической деятельности хозяйственного субъекта. В этом отношении они выглядят совершенно одинаково. В процессе хозяйствования приходится иметь дело и с трудом, и с землей. Как труд, так и земля экономически оцениваются, используются в соответствии с экономическими принципами, и на них одинаково распространяются хозяйственные заботы. Каждый из факторов используется в хозяйственном процессе, и ничего иного с ними не происходит. Итак, применительно к нашим целям с первичными факторами производства происходит одно и то же. В силу данного последнего обстоятельства мы не отдаем предпочтения ни одному из них. В этом мы сходимся с остальными представителями теории предельной полезности.

Если о факторе производства «земля» нам нечего больше сказать, и это тем более, что мы считаем ненужным в ходе дальнейших рассуждений рассматривать закон убывающего плодородия почвы, долгое время игравший важную роль в политической экономии, то другой фактор производства, а именно труд, заслуживает более пристального рассмотрения. Мы обходим различие между производительным и непроизводительным трудом, ибо для нас дело заключается только в том, чтобы из всех этих вещей выделить то, что необходимо для наших целей. Как несущественные для нас мы оставляем в стороне также различия, которые существуют между трудом, затрачиваемым в производстве прямо, и трудом, используемым косвенно, хотя дискуссии на эту тему, безусловно, могут способствовать более глубокому проникновению в существо явлений и процессов, имеющих место в экономической жизни. Совершенно неважна для нас и разница между умственным и физическим трудом, ибо сам по себе лежащий в ее основе момент не является причиной сколько-нибудь важного экономического различия. Точно так же обстоит дело с «квалифицированным и неквалифицированным трудом». Квалифицированный труд относится к неквалифицированному, если «квалификация» благоприобретена, аналогично тому как орошаемое поле соотносится с полем, находящимся в своем первозданном состоянии. Если квалификация дана от природы, то такой квалифицированный труд относится к неквалифицированному, как хорошие пахотные угодья к плохим. В первом случае речь идет вообще не о изначальном производственном благе, а о продукте, во втором — просто о лучшем первичном производственном благе.

Но два следующих различия важны для нас постольку, поскольку мы можем руководствоваться ими при формулировании одного существенного замечания. Речь идет о различиях между трудом по управлению и управляемым трудом, а также между ненаемным 1 и наемным трудом. То, что отличает труд по управлению от управляемого труда, кажется на первый взгляд весьма существенным. Назовем здесь две наиболее характерные отличительные черты. Во-первых, труд по управлению занимает по отношению к управляемому труду господствующее положение: в иерархии производства он стоит выше. Этот момент управления и контроля за исполнительным трудом, как нам кажется, выделяет труд по управлению среди всех прочих видов труда. В то время как исполнительный труд своим положением не отличается от услуг земли и с экономической точки зрения выполняет ту же функцию, что и эта последняя, труд по управлению занимает, видимо, господствующее положение по отношению как к исполнительному труду, так и к услугам земли. Он как бы образует третий фактор производства. Еще одним моментом, отличающим его от исполнительного труда, является само существо этого вида труда. А именно: труд по управлению несет в себе нечто творческое, он сам устанавливает цели для себя и осуществляет особую функцию. Разницу между ненаемным и наемным трудом можно свести к разли чию между управляемым трудом и трудом по управлению. .Ненаемный труд как раз и является чем-то особенным лишь постольку, поскольку он осуществляет именно такие специфические функции; в остальном же он ничем не отличается от наемного труда. Следовательно, если самостоя- .тельный хозяйственный субъект производит на собственный страх и риск и при этом занимается исполнительным трудом, то он тем самым как бы воплощает в себе одновременно двух хозяйственных субъектов—управляющего и рабочего в обычном понимании этого слова. Теперь нам остается подробнее рассмотреть каждый из этих моментов.

Прежде всего, легко убедиться, что наличие одного только первого признака, признака, присущего функции контроля, само по себе не есть основание существенных различий. То лишь обстоятельство, что один рабочий занимает в системе промышленной организации более высокое положение, чем другой, дает последнему указания и осуществляет за ним контроль, еще не превращает его труд в нечто иное. В этом смысле и управляющий, даже если он сам и не прикладывал к чему-либо руки или не участвовал^ непосредственно в производстве своим умственным трудом, тем не менее косвенным образом трудится в обыденном смысле слова, точно так же, как, скажем, вахтер. Гораздо важнее другой аспект, а именно определение характера, объема и направления производства. Даже если согласиться с тем, что упомянутое более высокое положение в экономическом смысле, а впрочем, даже и в социологическом значит не много, все же в этой функции принятия решения можно обнаружить существенный признак различия.

Итак, мы уяснили, что принятие отнюдь не любого связанного с хозяйственной деятельностью решения может служить оправданием подобного положения данного вида труда в процессе производства. Ведь определенные решения принимаются в процессе выполнения всякой работы. Ни один ученик сапожника не сможет починить башмак, не приняв того или иного решения, не решив самостоятельно каких-либо, пусть в данном случае и небольших, вопросов. «Что» и «как» — этому его учили, однако сказанное не освобождает его от необходимости проявления известной самостоятельности. Когда работник электрической компании приходит в квартиру, чтобы устранить неисправ1 ности в системе освещения, ему приходится в известной

мере принимать собственное решение даже о том, «что» и «как» делать. Торговый агент имеет возможность самостоятельно решать вопрос об установлении цены, ему даже предоставляется — в известных рамках — право устанавливать цену на свой товар, и тем не менее он не является ни «управляющим», ни «лицом ненаемного труда». Управляющему или самостоятельному владельцу предприятия, разумеется, приходится чаще всех принимать решения. Но и его учили, «что» и «как». Сначала он знакомится с «как»: он изучал как технические аспекты производства, так и все необходимые экономические показатели. То, что здесь ему приходится решать, отличается от решений ученика сапожника лишь своими масштабами. А «что» делать, предписывают ему потребности или спрос. Он не самостоятельно принимает решения о средствах производства, а выполняет требования, которые продиктованы обстоятельствами. Он не выдвигает собственных целей, а находит их уже заранее заданными. Разумеется, заданные ему показатели могут меняться, и тогда от его умения будет зависеть, насколько быстро и безболезненно он на них отреагирует. Но так обстоит дело при осуществлении любой работы. К тому же он действует, опираясь не на глубокое понимание вещей, а скорее на определенные симптомы, обращать внимание на которые он научился. Винодел не задумывается — по крайней мере как хозяйственный субъект, а не как политик — о самой сути движения по борьбе с алкоголизмом и его перспективах, для того чтобы в зависимости от этого определять свое поведение. Он всего- навсего учитывает тенденции, проявляющиеся через спрос его клиентов. И указанным тенденциям он постепенно уступает, так что для него оказываются неизвестными лишь отдельные моменты, имеющие второстепенное значение. Из сказанного следует, однако, что в той мере, в какой хозяйственные субъекты в своем поведении учитывают лишь выводы из известных им обстоятельств — а это как раз то, что является предметом нашего исследования и что всегда изучала политэкономия, — на существо их труда никак не влияет то обстоятельство, кем они являются: теми, кто управляет, или теми, кем управляют. Деятельность первых подчиняется тем же правилам, что и деятельность вторых, и важной задачей экономической теории как раз и является доказательство такого закономерного характера их деятельности, показ того, что все по видимости произвольное на самом деле твердо определено.

Таким образом, если брать в расчет наши предположения, то окажется, что над средствами производства и процессами производства вообще не стоит, собственно, никакого управляющего. Таковым является потребитель. Тот, кто «управляет» хозяйством, лишь выполняет то, что предписывают ему потребности или спрос, а также данные средства и методы производства. Отдельные хозяйственные субъекты оказывают влияние лишь в той мере, в какой они являются потребителями, лишь постольку, поскольку они порождают спрос. В этом смысле, конечно, каждый хозяйственный субъект участвует в управлении производством; впрочем, не только хозяйственный субъект, которому выпала роль управляющего предприятием, но и любое другое лицо, в том числе и рабочий в узком понимании этого слова. Персонифицированное управление производством существует лишь постольку, поскольку мы прямо признаем, что с этим управлением не связано ни принятие особых решений, ни осуществление особых затрат труда. Ни в каком другом смысле персонифицированного управления производством не существует; в любом другом смысле существует как бы самостоятельно работающий механизм. Показатели, преобладавшие в экономике в прошлом, известны, и если бы они оставались неизменными, то экономика функционировала бы точно так же, как и прежде. Изменения, которые они могут претерпеть, не столь известны, но в принципе хозяйственный субъект следует за ними. По своей собственной воле он не меняет ничего; хозяйственный субъект изменяет только то, что меняют сами обстоятельства. Он устраняет те несоответствия между экономическими показателями и управлением хозяйством, которые возникают, когда конкретные условия меняются, а люди пытаются продолжать хозяйствовать на прежний манер. Такой представляется нам экономическая деятельность, в известной степени обусловливаемая вещной необходимостью. Разумеется, каждый хозяйственный субъект может действовать иначе, чем предполагается у нас, но в той мере, в какой мы описываем именно воздействие давления вещной необходимости, в народном хозяйстве отсутствует какое бы то ни было творческое начало. Если хозяйственный субъект поступает иначе, то возникают существенно иные явления.

Однако здесь речь идет только об изложении присущей хозяйственным объектам внутренней логики. Если делать выводы просто-напросто из анализа вещной необходимости, то речь идет об изложении того, как протекает экономический процесс. В таком случае, следовательно, ТРУД с технической точки зрения все же может выступать как активный момент, хотя в этом не заключается момента различия, поскольку и силы природы могут действовать активно. Для экономической же теории он так же пассивен, как и природные объекты. Единственно активным моментом является стремление к удовлетворению потребностей. Труд и земля же выступают всего-навсегдо его инструментом.

Отсюда следует также, что количество труда определяется конкретными обстоятельствами. Здесь мы рассмотрим еще один вопрос, остававшийся прежде открытым, а именно вопрос о величине имеющихся в каждый конкретный момент времени запасов труда. Как долго будет трудиться вполне определенное число людей, разумеется, заранее не определяется. Это будет зависеть от того, что могут они ожидать для себя, т. е. для удовлетворения своих потребностей, от этого труда. Итак, если мы допустим на минуту, что наилучшие возможности использования труда известны всем хозяйственным субъектам и что, следовательно, существует твердо определенная шкала таких видов применения труда, то на каждой отметке данной шкалы польза, ожидаемая от любых конкретных затрат труда, сопоставляется с сопровождающим эти затраты нежеланием. Тысячи голосов твердят нам в повседневной хозяйственной жизни, что работа за хлеб насущный — тяжкое бремя, которое люди на себя взваливают потому, что должны, и которое сбрасывают, если могут. Из указанного обстоятельства однозначно вытекает, как много может трудиться каждый рабочий. В начале любого рабочего дня такое сравнение, естественно, бывает всегда в пользу предстоящего труда. Ведь вначале речь идет об удовлетворении жизненных потребностей, и тогда, когда силы еще не растрачены, момент нежелания работать едва ли ощущается. Однако чем выше становится уровень удовлетворения потребностей, тем больше ослабевает стимул к труду и тем больше возрастает параметр, который каждый раз с ним соотносится, а именно нежелание трудиться, так что сравнение становится все более не в пользу продолжения тру- Да, й тйк до тех йор, пока у каждого рабочего ие наступает момент, когда увеличивающаяся выгода (польза) и возрастающее нежелание трудиться не уравновешивают чаши весов. Интенсивность возбуждения потребностей и интенсивность нежелания трудиться, таким образом, как две самостоятельные, противодействующие силы определяют количество затрачиваемого труда. Эти два момента действуют, как сила пара и торможения, так что при известных обстоятельствах устанавливается определенное равновесие. Конечно, сила обоих моментов различается как в индивидуальном, так и в национальном плане. В этом различии заключается существенное для объяснения судеб людей и народов обстоятельство. Подобного рода различия, однако, не затрагивают существа теоретического правила21.

Стало быть, услуги труда и земли являются равным образом просто производительной силой. Несомненно, что измерение количества труда любого качества связано с известными трудностями, но оно вполне осуществимо. Точно так же не возникло бы никакой принципиальной сложности в нахождении какой-либо физической меры услуг земли, сколь бы сложным ни было это in praxi (на деле). Если бы существовал всего один фактор производства, например если бы все блага создавались трудом одного и того же качества, что можно было бы себе представить, допустив, что все дары природы являются свободными благами, так что об экономическом поведении по отношению к таким благам не могло бы быть никакой речи, или если бы оба фактора действовали порознь — один сам по себе производил бы одни блага, а другой другие, — то тогда такое измерение давало бы все, что необходимо хо шину-практику для его хозяйственного плана (Wirtschattsplan). Если бы, например, производство одного предмета наслаждения определенной стоимости требовало трех единиц труда, а производство другого той же стоимости — двух, то это уже обусловливало бы его поведение. Но в действительности так не бывает. Факторы производства практически всегда действуют одновременно. И если бы теперь производство одного блага определенной стоимости требовало трех единиц «труда» и двух единиц «земли», а производство другого — двух единиц труда и трех единиц земли, то какой выбор следовало бы сделать хозяйственному субъекту? Для этого ему, очевидно, необходим масштаб соотнесения обеих комбинаций, какай-тб бтиосйтёЛьйай величйна, или общий знаменатель. Вопрос о подобной относительной величине мы можем назвать проблемой Петти22.

Решение этой проблемы дает нам теория вменения. Следовательно, у хозяйственного субъекта возникла необходимость измерить относительное значение для его хозяйства указанных количеств средств производства. Ему требуется масштаб, который позволял бы ему регулировать его экономическое поведение (wirtschaftliches Verhalten), ему нужны индексы, на которые он мог бы ориентироваться. Короче говоря, ему необходим масштаб стоимости (Wertmapstab). Но он обладает таковым непосредственно только для своих предметов наслаждения, ибо только они вызывают у него то ощущение удовлетворения потребностей, интенсивность которого как раз является для него основой определения значимости его благ. Что же касается имеющегося у него запаса услуг труда и земли, то у него на первых порах такого масштаба нет; то же самое следует сказать и о его произведенных средствах производства.

Очевидно, что и эти блага тем значением, которое они имеют для хозяйственного субъекта, обязаны только тому обстоятельству, что они в равной мере служат удовлетворению его потребностей. Они содействуют их удовлетворению в той степени, в какой они способствуют созданию предметов наслаждения. Следовательно, свою стоимость они получают от последних, стоимость предметов наслаждения как бы отражается в них. Стоимость им «вменяется», и на основе этой вмененной стоимости они занимают свое место в любом хозяйственном плане. Определенное конечное выражение общей стоимости (Gesamtwert) запаса средств производства или одного из двух первичных средств производства не всегда можно будет получить таким путем, так как эта совокупная стоимость очень часто будет бесконечно велика. Но хозяин-практик, а с ним и теория в этом не нуждаются; будет вполне достаточно, если мы сможем указать стоимости каких-то частей общих количеств любого блага, предположив одновременно, что определенные другие части этих количеств хозяйственному субъекту обеспечены. Ведь в любом случае для него речь идет не о том, чтобы «расстаться» с любой возможностью производить, т. е. с возможностью существования, а о том, чтобы использовать определенные количества его произ- водственаого запаса для той или иной цели. Изолированный хозяйственный субъект, например тот, который вообще не может производить, т. е. существовать без одного из двух первичных (начальных) факторов производства, окажется не в состоянии указать никакого конечного стоимостного выражения для одного из них. В этом отношении Дж. Ст. Милль совершенно прав, когда говорит, что услуги труда и земли неопределенны и несоизмеримы. Однако он уже не прав, когда дальше заявляет, что и в отдельном конкретном случае никогда нельзя сказать, каков вклад «природы» и труда в создание продукта. Разумеется, физически они неразличимы, но для экономических целей этого и не требуется. Но любой хозяйственный субъект очень хорошо знает, что нужно для этого. Ему хорошо известно, каким повышением уровня удовлетворения потребности он обязан соответствующей части общего количества каждого средства производства. Впрочем, мы здесь не станем подробно рассматривать проблемы теории вменения, а довольствуемся констатацией того факта, что каждый хозяйственный субъект признает определенную стоимость за каждой единицей того или иного производственного блага 23.

В отличие от потребительной стоимости предметов наслаждения эта стоимость производственных благ является чистой капитализированной прибылью (Ertragswert) или, говоря иначе, стоимостью производительности (Produkti- vitatswert).

Предельной потребительной полезности первых (Ge- brauchsgrenznutzen) соответствует предельная производительная полезность последних (Produktivitatsgrenznutzen), или, если вводить ставшее весьма употребительным выражение, их предельная производительность: значение

отдельно взятой единицы услуг труда и земли задано предельной производительностью труда и земли, которую, следовательно, нужно определять как стоимость наименее ценной единицы продукта, что еще может быть произведена при помощи единицы данного запаса услуг труда или земли. Эта стоимость показывает ту долю совокупного продукта хозяйства, которая приходится на каждую отдельную услугу труда и земли и потому в известном смысле может быть названа «продуктом» услуг труда или земли. Тому, кто не в ладах с мыслительными построениями теории стоимости, эти кратко сформулированные положения скажут совсем не то, что они должны сказать на самом деле. Поэтому я отсылаю читателя к «Distribution of Wealth» Дж. Б. Кларка, произведению, в котором их можно найти в точном изложении и с объяснением их значения24. Одновременно замечу лишь, что это единственный точный смысл выражения «продукт труда», используемого в чисто экономических наблюдениях. Единственно в таком смысле мы и будем его употреблять. Этот смысл мы имеем в виду и тогда, когда говорим, что цены услуг труда и земли в рыночном хозяйстве, т. е. заработная плата и земельная рента, определяются предельной производительностью труда и земли, что, следовательно, в условиях свободной конкуренции земельный собственник и рабочий получают продукт своих средств производства. Здесь мы просто называем ту теорему, которая в современной теории едва ли является спорной. В ходе последующего изложения в данный вопрос будет внесена дополнительная ясность.

Для нас важен еще один момент. В реальной действительности хозяйственный субъект пользуется стоимостями средств производства с такой уверенностью потому, что предметы наслаждения, в которые они превращаются, известны из опыта. Поскольку стоимость первых зависит от стоимости последних, то она должна была бы измениться в случае, если бы стали производить иные, чем прежде, предметы наслаждения. И поскольку мы как раз для того, чтобы исследовать смысл дааного опыта, отвлекаемся здесь от их существования и хотим посмотреть, как они будут возникать на наших глазах, постольку мы должны исходить из того, что хозяйственный субъект пока еще не осознает возможности выбора между существующими способами применения средств производства. В таком случае он сначала будет применять свои средства производства для производства таких благ, которые в состоянии удовлетворить самые насущные потребности, а затем постепенно перейдет к производству, удовлетворяющему все менее насущные его потребности. При этом он постоянно, на каждом шагу, будет следить за тем, какие другие потребности окажутся удовлетворены в результате того, чго он станет использовать производственные блага для удовлетворения потребностей, которым отдает предпочтение в каждый конкретный момент времени. Таким образом, каждый шаг заключает в себе выбор и возможный отказ. С экономической точки зрения допустимо совершать каждый шаг только при том условии, что это более не сделает невозможным удовлетворение потребностей. Пока выбор не сделан, средства производства не будут иметь никакой определенной стоимости. Каждой воображаемой возможности применения будет соответствовать сцецифическая стоимость определенной части их общего количества. И какая именно из указанных стоимостей будет затем окончательно увязываться с той или иной частью общего количества, может выявиться лишь тогда, когда подобный выбор уже сделан и он оправдал себя. Фундаментальное условие, в соответствии с которым потребность не может быть удовлетворена прежде, чем будут удовлетворены те потребности, которые интенсивнее первой, приводит в конечном счете к тому результату, что все блага следует распределять по различным способам их применения таким образом, чтобы предельные полезности каждого из них при любом способе применения были одинаково высоки. В подобном распределении для хозяйственного субъекта заключается тот вариант, который при данных обстоятельствах, с его точки зрения, является наилучшим. Если он поступает именно так, то он вправе сказать себе, что из данных обстоятельств извлек, по его мнению, для себя самое лучшее. Он будет стремиться именно к такому распределению своих благ и станет изменять каждый разработанный или разрабатываемый им хозяйственный план до тех пор, пока не придет к такому распределению. Если он не располагает опытом, то ему следовало бы на ощупь, шаг за шагом искать свой путь к нему. Если же такой опыт, полученный в прошлых хозяйственных периодах, уже имеется, то он попытается идти той же дорогой. А если обстоятельства, отражением которых является данный опыт, изменились, то он уступит давлению новых обстоятельств и приспособит к ним свое поведение и свои оценки.

Таким образом, налицо определенный способ использования каждого блага и, следовательно, определенный способ удовлетворения потребности, а отсюда — и выражающий его индекс стоимости отдельной части общего количества благ. Этот индекс стоимости характеризует место каждой части общего количества благ в самостоятельном хозяйстве. Если появится новая возможность применения, то ей нужно будет приспособиться к данной стоимости. Однако если мы проанализируем суть отдельных «актов выбора», которые предпринял хозяйственный субъект и результатом которых является появление указанного индекса стоимости, то мы обнаружим, что в каждом из них решающей будет не эта окончательная стоимость, а другая, определяемая теми или иными обстоятельствами. В тех случаях, когда я распределяю определенное благо между тремя возможностями его применения, при появлении четвертой возможности я стану использовать его в соответствии с уровнем потребности, достигнутым благодаря первым трем. Впрочем, для распределения блага между первыми тремя возможностями решающее значение имеет не эта стоимость, поскольку она возникает лишь в силу реализации данного распределения. Решающее значение для него имеют те стоимости, которые можно было бы реализовать в каждой из имеющихся возможностей применения. Таким образом, по-видимому, для любого блага в конечном счете устанавливается определенная стоимостная шкала, в которой отражаются стоимости всех возможностей его использования и которая придает ему определенную предельную полезность. Для средства производства она, как сказано, задана его «продуктом», а по выражению Визера, его «производительным вкладом» (produktiver Beitrag). Но эта стоимостная шкала и эта предельная полезность являются лишь результатом спокойно протекающего экономического процесса, результатом акта окончательного выбора. Там же, где еще предстоит делать выбор, в зависимости от обстоятельств во внимание принимаются другие величины стоимости.

Поскольку, следовательно, любое производство включает в себя выбор между возможностями применения и всег- да означает отказ от производства других благ, постольку оно никогда не предоставляет хозяйственному субъекту одни только преимущества. Конечно, удовлетворенные потребности всегда будут более насущными, нежели те, удовлетворение которых отложено, иначе выбор не пал бы на них. Однако чистой прибылью является не вся стоимость продукта, а только ее превышение над стоимостью того продукта, который был бы произведен в противном случае. Стоимость последнего представляет собой аргумент против избранного производства и в то же время является мерилом весомости этого аргумента. Здесь нам приходится сталкиваться с фактором издержек. Издержки суть не что иное, как проявление стоимости. То, чего в конечном счете стоит производство какого-нибудь блага производителю, — &f б те предметы наслаждения, которые в ином случае можно было бы получить с помощью тех же средств производства и которые теперь из-за выбора, сделанного в пользу другого производства, не могут быть изготовлены. Поэтому использование средств производства связано с определенными жертвами. Так же обстоит дело и с затратами труда. Если кто-либо намеревается затратить известное количество труда для достижения определенной цели, прел;де всего задается вопросом, что мог бы он еще сделать, располагая тем же количеством труда. И он решается использовать данную возможность лишь тогда, когда благо, создаваемое трудом в процессе ее использования, обладает самой высокой — из всех возможных — стоимостью. В этом смысле с трудом поступают так же, как и с другими благами. Конечно, здесь приходится иметь дело еще с одним привходящим условием, которое всегда должно выполняться. Это то условие, о которым мы уже говорили. Оно заключается в том, что любой способ применения, для того чтобы его можно было принять во внимание, должен приносить пользу, которая хотя бы уравновешивала связанное с затратой труда нежелание. Но это ничего не меняет в том, что в пределах, в которых данное условие выполняется, хозяйственный субъект относится к затратам труда так же, как и к затратам прочих благ.

Неудовлетворенные потребности, таким образом, играют для экономики отнюдь не малую роль. Давление, оказываемое ими, проявляется всюду, и любое имеющее отношение к производству мероприятие должно успешно противостоять ему. И чем дальше хозяйственный субъект продвигается в каком-то определенном направлении производства, чем больше определенных благ он производит, тем ожесточеннее становится это противоборство. Короче, чем полнее удовлетворяется конкретная категория потребностей, тем ниже интенсивность соответствующих потребностей, а потому тем меньше прирост стоимости, достигаемый за счет продолжения производства. Но одновременно увеличиваются жертвы, связанные с ведением производства в определенном направлении: ведь необходимые для производства данного продукта средства производства следует отвлекать от удовлетворения все более насущных потребностей, от все более важных категорий потребностей. Следовательно, уменьшаться станет и выигрыш в стоимости от производства данного продукта. В конце концов этого выигрыша вообще не будет. Если это происходит, то приходит конец любому конкретному виду производства. Следовательно, мы вправе здесь говорить о законе убывания доходности производства (Gesetz der Ab- nahme des Produktionsertrages). Он, однако, имеет совершенно иной смысл, нежели закон уменьшения физического дохода от производства (Abnahme des physischen Produkttionsertrages). Здесь речь идет об уменьшении полезного эффекта, получаемого в расчете на единицу производимой продукции, т. е. о чем-то совершенно ином. Значение данного положения не зависит от названного выше закона физического убывания25. Последний говорит лишь о том, что содержащиеся в производственном благе единицы физического производительного труда не являются одинаково легкодоступными и что трудность их получения постоянно возрастает. Как и любое другое техническое обстоятельство, сказанное важно в практическом отношении; однако легко убедиться, что экономический закон возрастания издержек в конце концов проложил бы себе путь и в том случае, если бы физический закон не имел силы или даже действовало противоположное ему положение. Ведь стоимость затрат, которые необходимо осуществить, в конечном счете возросла бы настолько, что полезный эффект, получаемый от производственной деятельности, был бы сведен на нет и в том случае, если бы физическая величина данных затрат постоянно снижалась. Будь это так, то уровень удовлетворения потребностей в любом хозяйстве был бы выше, но основополагающие процессы экономики по этой причине не изменились бы.

Внимание, которое хозяйственные субъекты уделяют моменту издержек производства, есть, таким образом, не что иное, как учет других возможностей использования производственных благ. Такой учет становится препятствием на пути всякого производительного применения и образует ту путеводную нить, которой придерживается каждый хозяйственный субъект. Но на практике сила привычки очень скоро превращает эти соображения в краткие, удобные формулировки, которыми каждый хозяйственный субъект пользуется, не прибегая всякий раз к новым оборотам. Подобная краткая формулировка содержится в понятии «стоимость затрат» (Kostenwert). Именно со стоимостью издержек, величина которой твердо известна хозяйственному субъекту и которую он лишь приспосаб ливает к меняющимся обстоятельствам, он и работает. В ней отражаются, во многом неосознанно, все связи и зависимости между потребностями и имеющимися средствами, в ней находят свое отражение его условия жизни и хозяйственный кругозор.

Издержки как стоимостное выражение нереализованных возможностей применения составляют статьи пассива в хозяйственном балансе. Таков самый глубокий смысл феномена издержек. От указанного стоимостного выражения следует отличать стоимость благ, входящих в издержки, ибо последняя, при сделанных нами допущениях, содержит более высокую стоимость действительно произведенных продуктов. Но в граничной точке производства (Produktionsgrenze) обе величины в соответствии со сказанным равны, поскольку в ней величина издержек приближается к предельной полезности продукта, а следовательно, и задействованной комбинации средств производства. В данной точке имеет место то относительно лучшее состояние, которое принято называть экономическим равновесием26 и которое, пока сохраняются условия его существования, по-видимому, стремится повторить себя в каждом хозяйственном периоде.

Из сказанного теперь можно сделать весьма примечательные выводы. Прежде всего отсюда следует, что последняя часть общего количества любого продукта производится в условиях, когда уже более нет никакого превышения получаемого полезного эффекта над издержками. Конечно, правильно рассматривать данное обстоятельство как само собой разумеющееся. Впрочем, отсюда, далее, вытекает, что при производстве вообще нельзя добиться никакого превышения стоимости над стоимостью издержек. В процессе производства реализуются лишь предусмотренные хозяйственным планом стоимости, потенциально содержащиеся в стоимости средств производства. И в этом — как, впрочем, и в ранее упоминавшемся — смысле производство не «создает» никаких стоимостей, иными словами, в процессе производства не происходит никакого повышения стоимости. Собственно говоря, это совершенно очевидно. Удовлетворение будущих потребностей, т. е. пока еще производство не выполнило своей миссии, зависит от владения соответствующими средствами производства точно так же, как зависит оно от владения продуктами уже после того, как производство выполнит эту миссию. Хозяйственный субъ ект будет стремиться устранять опасность, грозящую его владению средствами производства, не менее энергично, чем опасность, нависшую над его владением продуктами. Он откажется от первого права, только получив ту же компенсацию, что и за отказ от второго.

Однако процесс вменения должен дойти до конечных элементов производства, до услуг труда и земли. Его нельзя остановить на одном из произведенных производственных благ, поскольку в отношении каждого из них может быть повторен тот же ход рассуждений. Все это позволяет в правильном свете показать наш результат. И вот здесь выявляется, что в общем и целом ни один продукт не в состоянии обеспечить известное превышение над стоимостью заключенных в нем услуг труда и земли. Ранее мы разбили произведенные средства производства на труд и землю и констатировали, что в физическом процессе производства они — что вполне обоснованно — не играют той роли, которая существенна для экономического анализа. Сейчас же мы еще видим, что в процессе определения стоимости они являются всего-навсегдо сквозными позициями.

Поэтому в рыночном хозяйстве — мы здесь на мгновение забежим вперед — цены всех продуктов при свободной конкуренции должны были бы быть идентичными ценам заключенных в них услуг труда и природы. Ни к конечным, ни к промежуточным продуктам не могла бы «прирасти» даже самая ничтожная прибыль. Дело в том, что та цена, которая по завершении производства устанавливается для продукта, прежде должна была бы быть достигнута и для комплекса необходимых средств производства как раз потому, что от последних зависит столько же, сколько и от самого продукта. Любому производителю пришлось бы отдать всю свою выручку тем, кто поставил ему средства производства, а поскольку и эти являлись бы производителями каких-либо иных продуктов, то им в свою очередь пришлось бы также отдать свой доход. И это продолжалось бы до тех пор, пока в конце концов вся первоначальная сумма цен не досталась бы поставщикам услуг труда и природы. Сказанное предстоит еще разработать более глубоко.

И здесь нам приходится столкнуться со вторым, рыночным (verkehrswirtschaftlich) аспектом понятия издержек. Деловой человек рассматривает в качестве издержек те суммы денег, которые он вынужден платить другим хозяйственным субъектам для того, чтобы получить свой товар или средства его производства, т. е. свои расходы на производство или приобретение благ. Мы дополним его представление, включив в издержки также денежную стоимость его собственных затрат труда27. В таком случае издержки по сути своей являются суммой цеп услуг труда и природы. И эта сумма цен в любой сфере народного хозяйства должна быть равна поступлениям от продуктов. Следовательно, производство в принципе не должно было бы давать прибыль. Понятие чистой прибыли, как и понятие издержек, носит двойственный характер. В рамках самостоятельного хозяйства чистая прибыль представляет собой ту величину стоимости, на которую при данных условиях наивыгоднейший способ применения отличается от следующего за ним по степени выгодности, от которого приходится отказываться из-за того, что выбор сделай в пользу первого. В предельной точке производства не существует подобного излишка: по своей природе он интрамар- жинален. Впрочем, в рыночном хозяйстве чистая прибыль представляла бы собой разницу между нормой затрат и доходом. В условиях равновесия народного хозяйства эха разница равна нулю. Если в самостоятельном хозяйстве исчезновение прибыли на стоимость (Wertgewinn) означает не что иное, как то, что вся возможная прибыль уже была реализована, то отсутствие чистой прибыли в рыночном хозяйстве означает, что стоимость продуктов вообще не превышает стоимость средств производства. Чистой прибыли в этом последнем, единственно нас интересующем смысле не существует также и в замкнутом хозяйстве, поскольку в нем стоимость всех продуктов в конечном счете вменяется изначальным средствам производства.

Парадоксом является то, что народное хозяйство именно в самом совершенном состоянии должно было бы функционировать, не принося никакой прибыли. Если попытаться представить себе значимость наших тезисов, то окажется, что парадокс этот отчасти исчезает. Разумеется, наше утверждение означает вовсе не то, что в народном хозяйстве, когда оно наилучшим образом сбалансировано, производство не дает никаких результатов, а только то, что результаты в этом случае полностью относятся на изначальные факторы производства. Подобно тому как стоимость является симптомом нашей бедности, прибыль высту-

Met Кйк сймйтом несовершенства. Парадокс заключается в другом. Ведь здесь важно иметь ясное представление о том, что наличие известного превышения стоимости следует объяснять существованием естественных преимуществ и относить на счет даровых благ природы (например, благоприятное положение участка земли и т. п.). Я должен заметить, что факт существования дифференциальной ренты отнюдь не является весомым контраргументом. Одновременно хотелось бы избежать и другого возможного недоразумения. Производитель изготовляет такое количество продуктов, при котором предельные издержки равпы предельному доходу. Разве он при этом не получает интрамар- жинальную прибыль (intramarginaler Gewinn)? Та часть общего количества продуктов, которая производится последней, не приносит ее. А разве не дают ее предшествующие части, производимые при более низких издержках и продаваемые по более высокой цене? Нет, не дают. Дело в том, что подобный метод рассмотрения должен только научить нас понимать масштабы (размеры) производства. Из него вовсе не следует, что производитель изготовляет и продает свой продукт последовательно и постепенно. Он производит все единицы своего продукта с предельными издержками и получает за все только предельную цену.

Разве, наконец, в народном хозяйстве не может существовать общая норма чистой прибыли? Конкуренция может «вымыть», унести конкретную чистую прибыль из той или иной отрасли, но прибыль исчезла бы, если бы таковая существовала одновременно во всех отраслях: в этом случае у производителей больше не было бы стимула конкурировать друг с другом, в то время как рабочие и землевладельцы имеют возможность конкурировать только между собой, но не с производителем на товарном рынке. Это означало бы глубокое непонимание сущности конкуренции. Предположим, что производители получают такую прибыль. В этом случае им следовало бы соответствующим образом оценивать те средства производства, благодаря которым они ее получили. Это либо первичные средства производства, т. е. их собственный вклад или дары природы, и в таком случае мы находимся в той точке, что и прежде, либо произведенные средства производства, и тогда их необходимо соответствующим образом оценивать. Сказанное означает, что заключенные в них услуги труда и земли должны оцениваться выше, чем другие услуги тру-

Да й земли. Последнее, однако, невозможно, поскольку ь этими затратами услуг труда и земли могут успешно конкурировать рабочие и землевладельцы. Следовательно, той чистой прибыли, о которой идет речь, быть не может. Как в замкнутом хозяйстве, когда производство осуществляется с учетом потребности в определенных продуктах, стоимость которых должна быть заложена уже в стоимости первичных производственных услуг (при этом величина стоимости должна оставаться неизменной независимо от того, сколь большое число стадий промежуточных продуктов предстоит еще пройти этим услугам), так и в рыночном хозяйстве, даже если процесс производства поделен между большим числом самостоятельных предприятий, стоимость и цена первоначальных производственных услуг абсорбируют стоимость и цену продуктов, так как каждый хозяйственный субъект оценивает средства производства, которые он получает, в зависимости от их производственных показателей. И как раз на подобную оценку ориентированы их производство — если это произведенные средства производства — и цена. По этой причине общий излишек, или чистая прибыль, невозможен. Я не хочу чересчур утомлять читателя и поэтому остальные относящиеся к данному вопросу исследования провожу в другом месте28.

Подобное понимание далеко от реальной жизни, а от теории — не настолько, насколько позволительно было бы предположить. С тех пор как основные классические положения приобрели более устойчивые формы, т. е. самое позднее со времен Рикардо, большинство авторов вынуждено было согласиться со всем этим. Ведь принцип издержек вместе со сведением издержек к труду необходимо подводит к нему. Стоит лишь поглубже задуматься над этими вещами. Действительно, отсюда становится объяснимой и тенденция рассматривать все возможные виды доходов, в том числе и процент, в качестве заработной платы. Если, несмотря на это, наш результат не выражен со всей категоричностью29, то происходит это по той простой причине, что, во-первых, старшее поколение политэкономов вообще не проявляло особой строгости касательно признания необходимых выводов из фундаментальных принципов и что, во-вторых, наш результат, как кажется, чересчур явно противоречит фактам. Тем не менее это неизбежно. В лице теории вменения мы имеем новое под- твбрждение его, а Ёём-Баверк был первым, кто однйэйач- но заявил, что вся стоимость продукта в принципе должна была бы распределяться между услугами труда и земли( если бы процесс производства протекал в высшей степени идеально. Для этого нужно, чтобы все народное хозяйство был точно сориентировано на те виды производства, которые предполагается осуществить, чтобы соответственно были зафиксированы все стоимости, чтобы все хозяйственные планы тесно переплетались между собой, а их осуществлению ничто бы не мешало. В первом приближении это возможно, однако, только тогда, когда народное хозяйство движется по пути, известному всем его членам из их длительного практического опыта.

Два обстоятельства, продолжает Бём-Баверк, способствуют тому, что эта тождественность стоимости продукта и стоимости средств производства постоянно нарушается. Одно нам известно как сопротивление трения. В силу множества причин крупный организм народного хозяйства функционирует недостаточно аккуратно. Ошибки, несчастные случаи, инертность и т. п. становятся, как известно, постоянным источником потерь, но, впрочем, также и прибылей 30.

Но прежде чем перейти к рассмотрению второго обстоятельства, приводимого Бём-Баверком, скажем несколько слов о двух моментах, имеющих существенное значение. Это, во-первых, момент риска. Что касается экономики, то здесь принимаются во внимание два вида риска: риск, связанный с возможным техническим провалом производства (сюда же мы можем отнести также опасность потери благ, порожденную стихийными бедствиями), и риск, сопряженный с отсутствием коммерческого успеха. Поскольку оба эти риска учитываются, они прямо влияют на хозяйственные планы. Хозяйственные субъекты либо включают в свои калькуляции издержек премии за риск, либо осуществят затраты с тем, чтобы избежать тех или иных опасностей, либо, наконец, они учтут — и уравняют — различия, существующие между отдельными отраслями производства в уровнях риска, таким образом, что они просто будут подальше держаться от более рискованных отраслей производства до тех пор, пока увеличившийся благодаря такому поведению доход не явится для них соответствующей компенсацией31. Ни один из указанных способов избежания экономических рисков в принципе не мотивирует полу чения прибыли. Тот, кто пытается уменьшить или вовсе исключить риски посредством принятия каких-либо мер — строительства плотин, установки предохранительных устройств на машинах и т. д., — тот, пожалуй, обладает преимуществом, которое заключается в том, что ему обеспечивается доход от производства, но одновременно он несет обычно также и соответствующие издержки. Премия за риск не является для производителя источником прибыли, таковым она служит в лучшем случае для страховой компании, которая может получать на этом предварительную прибыль главным образом за счет объединения многих рисков: со временем, при возникновении в том необходимости, ее используют. И эта компенсация за повышенные риски лишь чисто внешне является более высоким доходом: величину последнего следует еще умножить на коэффициент вероятности, вследствие чего его реальная стоимость вновь уменьшится, причем именно на величину существующего превышения. Тот, кто просто потребляет данный излишек, с течением времени поплатится за это. Поэтому ничего не выходит ни с самостоятельной ролью, часто приписываемой моменту риска в экономике, ни с самостоятельным доходом, который с этим иной раз связывали. И ныне сказанное получает все более широкое признание. Иначе обстоит дело, когда риски не предусматриваются заранее или, во всяком случае, не учитываются в хозяйственном плане. Тогда они становятся источником, с одной стороны, убытков, а с другой — прибылей. Последнее происходит, когда эти возможные для хозяйственного субъекта потери не наступают вообще или когда — данное обстоятельство имеет силу для прочих хозяйственных субъектов — из-за несчастного случая вследствие временного или длительного выбытия пострадавшего предложение отстает — причем только временно — от спроса по привычной цене.

Наиболее обильным источником подобных прибылей и убытков — и это второй момент, о котором мне хотелось бы здесь упомянуть, — являются стихийные изменения данных, которыми привыкли оперировать хозяйственные субъекты. Они создают новые ситуации, приспособление к которым требует времени. И до того, как это произошло, в народном хозяйстве можно наблюдать значительное число случаев положительной или отрицательной разницы между издержками и доходом. Приспособление всегда связано с определенными трудностями. Даже само признание того факта, что положение дел изменилось, не происходит в большинстве случаев с желаемой быстротой. Сделать выводы из такого признания — это снова серьезный шаг, осуществление которого наталкивается на отсутствие навыков, умения, средств и т. д. В то же время невозможно частичное приспособление к уже имеющимся продуктам, и особенно к благам длительного пользования. За то время, которое должно пройти до их полного износа, неизбежно происходят подобные изменения, и этим обусловлена одна из особенностей формирования их стоимости, о которой Рикардо говорит в разделе IV первой главы своего труда. Доходы, получаемые от них, утрачивают живую связь с издержками и посему должны рассматриваться сами по себе, а их стоимости должны соответственно изменяться вне всякой зависимости от соответствующей модификации предложения. Таким образом, они становятся в известном смысле доходами особого рода, которые могут как превышать суммы цен заключенных в них услуг труда и земли, так и быть ниже таковых. Для хозяйственных субъектов они играют примерно ту же роль, что и услуги природы ограниченного срока действия. Мы вслед за А. Маршаллом называем их «квазирентами».

Бём-Баверк приводит, однако, и второе обстоятельство, обусловливающее изменение результата вменения и препятствующее отнесению части стоимости продукта на услуги труда и природы. Таким обстоятельством, как известно, является течение времени32, которое сопутствует любому производству, исключая мгновенно совершающееся производство примитивного поиска пищи. В этой связи средства производства не были бы просто потенциальными предметами наслаждения, они обладали бы по сравнению с ними новым существенным признаком. В такой ситуации существенным стало бы то обстоятельство, что они отстоят от готовых к потреблению благ во времени, и именно потому, что нынешние блага ценятся выше будущих. Средства производства выступали бы как блага, которые будут потреблены в будущем, а потому как таковые были бы менее ценными, чем блага, предназначенные для текущего потребления. Их стоимостью не исчерпывалась бы стоимость продукта.

Здесь мы касаемся довольно щекотливой темы. Тщательного анализа требует как, вне всякого сомнения, имею щаяся налицо фактическая основа, так и экономическая значимость явления, нашедшего отражение в теории. Для него характерно тесное переплетение факторов влияния, разграничить которые чрезвычайно сложно. К рассмотрению некоторых из них мы еще вернемся. В данной книге мы не имеем возможности полностью рассмотреть этот предмет, поскольку для нее поставленный вопрос имеет значение лишь в плане защиты основных положений, содержащихся в книге. Мы постараемся найти ответ на один- единственный вопрос, а именно: имеет ли место в нормальном кругообороте народного хозяйства, в котором процесс производства повторяется из года в год, а все показатели остаются без изменений, постоянная — в сравнении с продуктами — недооценка средств производства? Впрочем, данный вопрос распадается на два других: может ли в таком народном хозяйстве, если отвлечься от вещественных и личных коэффициентов риска, будущее удовлетворение потребностей в общем и целом оцениваться ниже, чем нынешнее? Может ли то, что происходит в кругообороте данного народного хозяйства с течением времени, служить оправданием разницы между стоимостями, причем совершенно независимо от воздействия хода времени, взятого само по себе?

Достаточно убедительно прозвучал бы утвердительный ответ на первый вопрос. Разумеется, немедленное исполнение обещанного и получение ценного для меня дара лучше, чем исполнение обещания в будущем 33. Однако речь здесь идет не о подобных вещах, а об оценке неизменных, регулярно поступающих элементов дохода. Постараемся представить себе следующий случай. Некое лицо пользуется пожизненной рентой. Его потребности на протяжении всей жизни оставались абсолютно неизменными по своему характеру и интенсивности. Рента довольно большая и имеет солидное обеспечение, достаточное для того, чтобы избавить пользователя от необходимости создания резервного фонда для особых случаев и в расчете на возможные убытки. Он чувствует себя застрахованным от неожиданно появляющихся обязательств, обусловливаемых другими, или необычными, желаниями. Никаких возможностей для доходного помещения накопленных сумм не существует, так как если бы мы исходили из наличия такой возможности, то тем самым мы допустили бы существование процента и оказались бы в опасной близости от порочного круга. Станет ли теперь этот человек в подобной ситуации ценить будущую норму своей ренты меньше, чем ту, что отстоит по времени не так далеко? Откажется ли он — при этом мы постоянно оставляем в стороне личные риски, связанные с возможностью умереть раньше, — скорее от будущей, чем от теперешней нормы? Разумеется, нет, поскольку если бы он так оценивал и действовал, т. е. если бы он отказался от будущей нормы за меньшую компенсацию, чем от не так далеко отстоящей по времени, то с течением времени он обнаружил бы, что уровень удовлетворения его потребностей оказался ниже того, которого он мог бы достичь. Его подход принес бы ему, следовательно, убыток, он оказался бы неэкономичным. Такой подход тем не менее может встретиться, как, впрочем, могут иметь место и другие отклонения от правил целесообразности, в том числе и допускаемые вполне сознательно. Но это не явля- етсй элементом самих указанных правил целесообразности, которые мы здесь исследуем34. Правда, большинство отклонений, с которыми мы встречаемся в практической жизни, не являются «нарушениями» и объясняются тем, что не были реализованы наши предпосылки. Но там, где мы обнаруживаем совершенно инстинктивные переоценки текущего потребления, особенно у ребенка и дикаря, — там в большинстве случаев могут возникать расхождения между экономическими задачами, которые необходимо решить, и экономическим кругозором субъекта; ребенок и дикарь, например, знакомы только с мгновенным производством и отражающейся в нем и развившейся на его основе заботой о настоящем. Будущие потребности не кажутся им менее значительными, они их попросту не видят. Поэтому они окажутся непригодными для принятия решений, требующих учета последних. Это естественно, но такие решения им в обычном случае и не приходится принимать. Тот, кто чувствует двойной ритм потребностей и средств их удовлетворения, тот, вероятно, может в конкретном случае не обратить внимание на следующий отсюда вывод о том, что односторонний перенос обоих только вредит, но не отклонять его в принципе.

Наш пример представляет собой лишь строгое понимание типичного положения хозяйственных субъектов в народном хозяйстве, как оно в данный момент предстает перед нашим взором. В нем в беспрестанном вращении сменяют друг друга хозяйственные периоды с остающимися в принципе всегда неизменными доходами. Будущие потребности, которыми субъективно пренебрегают, должны были бы за пренебрежение ими воздать должное любому хозяйственному субъекту. К тому же, как правило, не существует повода для сравнения теперешних и будущих стоимостей, поскольку хозяйство идет своим определенным путем. Оно ориентировано на известные виды производства. В любом случае идущий в данный момент процесс производства надлежит довести до конца. Здесь не помогает никакая переоценка нынешних потребностей. Но если это произошло, то будущие потребности стали уже потребностями теперешними. Выбора между настоящим и будущим у хозяйственных субъектов вовсе не существует. Дальше сказанное еще более прояснится.

Но как обстоит дело с нашим вторым вопросом? Разве процесс производства не может протекать в таких формах, для которых не подходят условия нашего типичного случая? Разве постоянный поток благ не может ослабляться или усиливаться? И в особенности разве то обстоятельство, что более экономичный метод производства требует больше времени, не должно влиять на стоимость теперешних запасов благ, которые только и позволяют делать подобный выбор, и превращать время в фактор кругооборота хозяйства? Отрицательный ответ, который мы даем на поставленный вопрос, легко может быть неверно истолкован, и его действительное значение выяснится лишь позднее. Фактическая роль хода времени в экономике не отрицается. Ее нужно лишь иначе объяснить. Уже здесь, в частности, следует сказать, что введение более экономичных, но а более длительных процессов опять-таки представляет собой нечто иное и что вопрос, как при этом действует момент времени, надлежит обсудить особо. Но сейчас об этом нет и речи. Мы говорим не о введении новых процессов, а о кругообороте народного хозяйства, которое работает с конкретными, уже протекающими процессами. Здесь всегда принимается в расчет однажды введенный более экономичный метод производства, поскольку он и в настоящий момент дает больше продуктов, чем менее экономичный, как это мы вскоре увидим. «Более экономичным» тот или иной процесс производства называется здесь тогда, когда он дает больше продуктов, чем все вместе взятые менее экономичные процессы производства, которые могут быть реализованы за то же время. Если необходимые коли чеСтва средств производства уже заданы, то данный метоД будет вновь и вновь использоваться без всякого дополнительного выбора. В соответствии с нашими посылками при использовании данного метода продукты производятся непрерывно. Но даже если бы это выглядело иначе, тем не менее никакой недооценки будущего продукта не было бы. Применительно к своему периодическому возобновлению данный метод при сделанных нами допущениях не имел бы никакого смысла35; во всяком случае, благодаря ему, скорее, установилось бы равномерное распределение потребления во времени. Я могу, конечно, оценивать теперешние блага выше, при условии что обладание ими обес* печит мне в будущем больше благ, чем до сих пор. Но я не стану этого больше делать, и мои оценки настоящего и будущего должны уравняться, если я буду уверен в том, что поток благ будет более обильным и мое хозяйство ориентировано на него. В таком случае блага в будущем больше «не зависят» от обладания нынешними благами. Мы можем распространить пример с нашим пенсионером и на этот случай. Допустим, что до сих пор он получал ежемесячно ренту в 1 тыс. крон. Отныне ему предлагают вместо этого в конце каждого года выдавать 20 тыс. крон. Здесь надо иметь в виду, что до наступления срока выплаты первой годовой ренты момент времени может проявить себя весьма неприятным образом. Но после этой выплаты наш пенсионер увидит, что его положение улучшилось, причем по его оценке это улучшение составит полновесный плюс в 8 тыс. крон, а не часть данной суммы.

В известной степени аналогичные вещи следовало бы сказать и в отношении момента воздержания Зб, необходимости ожидания. И прежде всего я отсылаю здесь читателя к высказываниям по этому поводу Бём-Баверка. Для нас важно лишь уточнить наше отношение к данному вопросу. Указанный феномен также нельзя просто отрицать. Но он много сложнее, чем кажется на первый взгляд, и характерно, что природа и формы проявления его еще не становились предметом глубокого анализа. И здесь следу» ет отличать однократное использование предпосылок како*- го-либо производства от обеспечения постоянного произ* водства. Какова бы ни была роль воздержания в первом случае — нам еще придется поговорить об этом, и прежде всего при рассмотрении проблем сбережений в следующей главе, — наверняка при воздержании не возникает каж-

Дый раз необходимости ожидания. Регулярно поступающих доходов просто не приходится «ожидать», так как их можно получить как раз тогда, когда они вообще необходимы. В нормальном кругообороте хозяйства не нужно периодически бороться с искушением организовать «мгновенное» производство, поскольку с ним, вне сомнения, дело обстояло бы явно хуже. О воздержании в смысле непотреб- ления источников дохода не может быть речи потому, что при наших допущениях не существует иных источников дохода, нежели труд и земля. Впрочем, разве момент воздержания не мог бы быть вовлечен в конечном счете в нормальный кругооборот хозяйства по той причине, что это воздержание, необходимое для разового создания предпосылок для ведения данного хозяйства, именно и должно тогда оплачиваться из постоянного дохода от производства? Во-первых, в ходе нашего исследования выявится, что данный момент и при создании предпосылок для производства играет всего-навсего второстепенную роль, что, конкретно говоря, внедрение новых методов производства вообще не требует никакого предварительного накопления благ. Во- вторых, в данном случае отдельный расчет элемента воздержания означал бы, как показал Бём-Баверк, двойной счет в отношении одной и той же позиции37. Как бы ни обстояло дело с моментом необходимости ожидания, он определенно не является элементом рассматриваемого здесь хозяйственного процесса.

Из самой природы остающегося неизменным кругооборота хозяйства вытекает, что не существует никакого разрыва между осуществлением затрат и удовлетворением потребностей. Они, по удачному выражению проф. Кларка, автоматически «синхронизируются» 38. Именно теория в стремлении объяснить в связи с этим роль процента исказила совершенно ясное существо вопроса, поскольку факт существования процента вносит определенные неясности в него. Изложенное нами приобретет правильное звучание, если мы ко всему прочему дадим схематическую картину хозяйственного процесса в том виде, каким мы его себе теперь представляем. Но прежде сделаем еще несколько замечаний другого рода.

С разрешением проблемы вменения формирование стоимостей отдельно взятых благ в экономике получило свое объяснение. Следует только добавить, что стоимости как таковые взаимообусловливают друг друга, а не существуют вне связи между собой. Исключение из данного правила существует лишь там, где для блага, которое не может быть заменено другим, имеются точно так же незаменимые и, кроме того, непригодные для другого использования средства производства. Такие случаи легко себе представить, они могут иметь место, например, в отношении предметов наслаждения, поставляемых непосредственно природой. Но число подобных исключений постоянно сокращается. Все прочие массы благ и их стоимости находятся в тесной взаимосвязи. Эти взаимосвязи предопределены тем, что между благами существуют отношения взаимодополняемости, взаимозаменяемости, многоцелевого использования и производственного родства. Стоимости благ взаимосвязаны между собой, даже если у них общим является всего-навсего одно средство производства, а все остальные — различны, так как распределение этого единственного средства производства устанавливает определенные отношения. От степени участия этого последнего производства как раз и зависит масса обоих благ, а следовательно, также и их стоимости. Само же распределение осуществляется в соответствии с принципом равенства предельной полезности средства производства при обоих способах его применения. Вряд ли требуется указывать на то, что именно производственное родство, опосредуемое таким фактором производства, как труд, охватывает практически все блага. Определение количества любого блага, а потому и его стоимости, таким образом, осуществляется при давлении, которое оказывают стоимости всех прочих благ, и может быть объяснено исключительно с учетом этих последних. Поэтому мы можем сказать, что стоимости отдельных благ образуют для каждого хозяйственного субъекта такую систему стоимостей, отдельные элементы которой находятся во взаимной зависимости. Таким образом, в этой системе находят свое выражение целиком все хозяйства индивида и условия его жизни, его кругозор и метод производства, его потребности и все экономические комбинации. Такая система стоимостей никогда не бывает одинаково хорошо известна хозяйственному субъекту во всех ее деталях, напротив, большая ее часть в каждый конкретный момент находится в подсознании. Даже тогда, когда хозяйственный субъект принимает решения о своем экономическом поведении, он исходит не из всей совокупности фактов, находящих свое отражение в данной системе стоимо стей, а из фактов известных и готовых для использования. В повседневной хозяйственной практике он поступает в основном именно в соответствии со своими привычками и опытом и при использовании определенного блага руководствуется его стоимостью, известной ему из опыта. Но структура и смысл этого опыта заданы самой системой стоимостей. Включенные в нее стоимости из года в год реализуются хозяйственным субъектом. Такая система стоимостей обнаруживает, как уже было сказано, весьма примечательное постоянство. В каждом хозяйственном периоде существует тенденция к возврату на однажды проторенный путь и реализации все тех же стоимостей. И даже там, где это постоянство нарушается, тем не менее сохраняется непрерывность, поскольку даже при изменении внешних обстоятельств речь идет не о том, чтобы делать нечто совершенно новое, но только о том, чтобы лучше приспособить сделанное к новым условиям. Однажды установленная система стоимостей и однажды заданные комбинации постоянно служат отправной точкой для каждого нового хозяйственного периода и обладают, так сказать, презумпцией в отношении самих себя. Не будет лишним еще раз обратить внимание на то, где находится источник данного постоянства, или непрерывности. Это постоянство неотделимо от экономической деятельности хозяйственных субъектов. На практике они в подавляющем большинстве случаев не в состоянии заниматься умственным трудом, необходимым для того, чтобы заново произвести этот опыт. В действительности мы также наблюдаем, что масса и стоимость благ прошлых хозяйственных периодов подготавливают массы благ и стоимостей последующих периодов, но одним только этим обстоятельством еще не определяется причина такого постоянства. Его причина кроется, скорее, в подтверждении на практике данного опыта, в убежденности хозяйственного субъекта в том, что он не смог бы сделать ничего лучшего, чем повторить этот самый опыт. И наш анализ системы стоимостей, в известной степени напоминающий геологический разрез горы, именуемой «опыт», показал, что если учесть потребности и кругозор индивида, то отмеченные моменты и стоимость благ в действительности необходимо рассматривать как следствие заданных внешних условий. Такое сообразующееся с опытом поведение индивида, следовательно, не случайно, а имеет рациональное обоснование, Существует такой тип экономического поведения, который при данных обстоятельствах устанавливает такое равнове- сие между имеющимися средствами и теми потребностями, которые необходимо удовлетворить, какое ему под силу установить. Описанная нами система стоимостей соответствует состоянию равновесия экономической системы, отдельные элементы которой — при условии, что все ее показатели сохраняются прежними, — не могут меняться до того, как индивид придет к выводу, что дело обстоит у него теперь хуже, чем прежде. Следовательно, в хозяйстве речь идет только о том, чтобы приспособиться к сложившейся ситуации и просто установить соответствие с вещными необходимостями, а не изменять их, поскольку индивиду на самом деле может быть рекомендован один, и только один, вид поведения39 и результаты такого поведения будут продолжать оставаться прежними до тех пор, пока прежними будут оставаться и эти обстоятельства.

Проводя исследование, мы вначале имели в виду самостоятельное индивидуальное хозяйство, а теперь нам необходимо распространить полученные при этом результаты на народное хозяйство в целом. В очень многих пунктах последнее, как легко видеть, возможно без каких-либо околичностей. Имеется относительно немного пунктов, которые еще нуждаются в специальном изложении применительно к рыночному хозяйству. Для каждой хозяйственной единицы здесь еще существует возможность обмена. Нам не требуется разрабатывать здесь глубоко теорию обмена, а достаточно лишь сформулировать его основной закоп. Свершение обмена связано, само собой разумеется, с тем обстоятельством, что обе обменивающиеся стороны— каждая сама для себя — оценивают предлагаемое в обмен благо выше, чем получаемое в обмен. Если данное условие задано для двух хозяйственных субъектов с таким расчетом, что один из них стремится к обладанию благом, имеющимся у другого, больше, чем своим собственным, между тем Как другой субъект, напротив, предпочитает последнее первому, то совершается обмен, и он продолжается до тех пор (т. е. распространяется на такие массы благ), пока это позволяют имеющиеся в распоряжении обоих хозяйственных субъектов массы соответствующих благ. Какого- либо определенного менового отношения вначале не существует. Оно будет зависеть главным образом от умения, экономической мощи и надежности позиций, осуществля

ющих обмен, но при всех обстоятельствах можно назвать условие, которое должно быть выполнено, чтобы обмен прекратился. В таком случае отношение предельной полезности предлагаемых к обмену благ, остающихся у хозяйственных субъектов, к предельной полезности получаемых в обмен благ должно быть обратно тому отношению, которое складывается между количествами единиц обмениваемых благ. Однако когда не просто осуществляется обмен между двумя хозяйственными субъектами, в него вовлекается с обеих сторон большое число желающих обменять свои блага, то результат обмена однозначно определяется по меновому отношению и объему. Но для нас это второстепенное обстоятельство. В первую очередь нас интересует здесь то изменение, которое система стоимостей хозяйства, существовавшего до сих пор изолированно, претерпевает благодаря такой возможности обмена. Ясно, что эта возможность приводит к столь глубоким изменениям хозяйственного плана, что предпочтительными становятся другие комбинации и что при оживленном обмене иной становится вся картина экономики. Прежде всего, сложится более узкая специализация производства, все больше и больше будет производиться благ на продажу, а не для собственного потребления. Все это уже неоднократно и глубоко исследовалось; для нас важно только одно, а именно то, что эти новые возможности использования благ соответствующим образом меняют шкалу их стоимостей и вообще включаются в систему стоимостей. Отдельно взятый хозяйственный субъект, еще не имеющий опыта в том, что касается использования этих новых возможностей, будет пробовать различные возможности до тех пор, пока в конечном счете он «не нащупает» такой, которая, с его точки зрения, дает наилучший результат. Вот тогда-то он и сориентирует свое хозяйство в соответствии с этим и станет постоянно стремиться к тому, чтобы находить одни и те же возможности обмена. В подобной ситуации он будет рассматривать производимые им для этого обмена блага с точки зрения потребительной стоимости не того блага, которое он производил для собственного потребления, а того, которое он может получить взамен40. Таким образом, шкала стоимостей собственных продуктов, а также шкала стоимостей его средств производства будут складываться из шкал потребительных стоимостей подлежащих обмену благ. Если однажды будет найден наилучший из возможных вари антой данного способа использования пройзводитеЛьнЫХ сил, то хозяйственный субъект станет оценивать последние, руководствуясь уже этим лучшим способом использования. И вот эти конкретные акты обмена, соответствующие совершенно определенным меновым отношениям, с данного момента превращаются в основу ведения им своего хозяйства, определяемую его опытом; на эти акты обмена, на эти меновые отношения и на удовлетворение потребностей, к которому ведут все отмеченные обстоятельства, будет настроена его система стоимостей. Здесь мы приближаемся к исходному пункту всего нашего исследования, а именно к тому факту, что каждый коммерсант, каждый производитель действует всегда, основываясь на определенном, привычном для него положении вещей, и меняет свое поведение лишь настолько, насколько его вынуждают к этому обстоятельства. Разумеется, не нужно проводить никакого специального исследования, чтобы убедиться в том, что и при этих новых допущениях существует определенное состояние равновесия.

Все бесчисленные акты обмена, которые нам дано наблюдать в рыночной экономике в любой хозяйственный период, в своей совокупности образуют внешнюю форму, в которой осуществляется кругооборот хозяйственной жизни. Законы обмена показывают, как этот кругооборот однозначно может быть объяснен данными условиями, а также учат, что он не меняется, пока эти условия остаются неизменными (и почему), и что он по мере их изменения если меняется, то приспосабливаясь к ним (и в силу каких причин это происходит). В любой хозяйственный период в общем происходит одно и то же: постоянно производятся предметы наслаждения и производственные блага, а в меновом хозяйстве они еще и обмениваются, и всегда потребляются предметы наслаждения и затрачиваются производственные блага. В условиях существования постоянных отношений это были бы всегда одни и те же блага и применение находили бы всегда одни и те же методы производства.

Впрочем, хозяйственные периоды связывает между собой не только данный момент, — момент, который и в реальной действительности — в том, что касается привязки к оправдавшему себя опыту, — ив теории выступает как следствие распознания наилучшей для данных конкретных условий комбинации имеющихся в распоряжении средств. К тому же следует иметь в виду и тот факт, что в любой

Хозяйственный период, ко йсёму прочему, приходится работать с благами, которые были подготовлены для него в предшествующий период, и что в любой данный хозяйственный период производятся также блага для последующего периода, иными словами, что подготавливается экономический процесс следующего периода. Для того чтобы упростить процесс изложения материала, мы будем считать, что в каждом хозяйственном периоде потребляются— индивидуально или производительно — только те продукты, которые были произведены в предшествующий период, и производятся только такие продукты, которые будут потребляться — индивидуально или производительно — в следующем периоде. Это «вкладывание» одного хозяйственного периода в другой, как легко можно в том убедиться, ничего не меняет в сути дела. В соответствии со сказанным для изготовления любого предмета наслаждения требуются два хозяйственных периода, не больше и не меньше. Продолжительность хозяйственных периодов для всех хозяйственных субъектов должна быть одинаковой.

Итак, какие же акты обмена должны в соответствии со сказанным выше состояться в каждый хозяйственный период? Нельзя ли выразить их в известных категориях? Прежде всего мы отделим те акты обмена, которые совершаются единственно для того, чтобы незамедлительно пустить вновь в обмен то, что перед этим было получено в порядке обмена. Теория свидетельствует о том, что подобных актов обмена должно быть много в любом рыночном хозяйстве. Но эти процессы, обусловленные только техникой рынка, нас здесь совершенно не интересуют41. Итак, если мы абстрагируемся от них, то нам бросится в глаза в первую очередь обмен услуг труда и земли на предметы наслаждения, происходящий в любом рыночном хозяйстве. Этот обмен, вне всякого сомнения, охватывает основную часть народнохозяйственного потока благ и связывает между собой его «исток» и «устье». В те хозяйства, субъекты которых поставляют услуги труда или земли, наблюдается приток предметов наслаждения, а оттуда в народное хозяйство поступают новые предметы наслаждения. Нам остается только уточнить это с точки зрения нашей схемы. О каких услугах труда и земли, а также предметах наслаждения идет речь? Являются ли они благами одного и того же периода? Конечно, нет. Во всяком случае, рабочий и землевладелец продают свои производственные услуги, которые дают продукты лишь в конце каждого хозяйственного периода, в обмен на предметы наслаждения, которые уже имеются. Далее, они продают производственные услуги в обмен на предметы наслаждения в тот момент, когда еще производятся также и производственные блага. В соответствии с нашей схемой дело, скорее, выглядит так: в каждом хозяйственном периоде «живые», т. е. еще не содержащиеся в средствах производства и используемые как раз в данном хозяйственном периоде, услуги труда и земли обмениваются на предметы наслаждения, которые были произведены в предшествующем периоде. То, что в данном утверждении не является простым наблюдением факта, служит лишь для простоты изложения и не затрагивает принципов. Ясно и то, в чьих руках находятся до этого обмена услуги труда и земли. Но кто те люди, которые противостоят владельцам данных услуг и в чьих руках находятся до обмена те предметы наслаждения, которые первые (эти люди) должны оплатить? Это просто те индивиды, которым в данном периоде необходимы услуги труда и земли, т. е. те, кто хочет превратить созданные в предшествующем периоде средства производства путем присоединения дополнительных услуг труда и земли в предметы наслаждения (таким образом, сюда попадают также торговые посредники и т. п.) или произвести новые средства производства. Простоты ради допустим, что обе категории — а это в полной мере соответствует принципу основанного на разделении труда рыночного хозяйства, — во всех рассматриваемых хозяйственных периодах занимаются одним и тем же, иными словами, вновь и вновь производят предметы наслаждения либо производственные блага. Тогда мы можем сказать, что те хозяйственные субъекты, которые в прошлом периоде производили предметы наслаждения, отдают часть их в нынешнем периоде рабочим и землевладельцам, производственные услуги которых им необходимы для производства новых предметов для последующего периода. Те же хозяйственные субъекты, которые в предшествующем хозяйственном периоде создавали производственные блага и в теперешнем периоде хотят делать то же самое на пользу последующему, отдадут эти производственные блага производителям предметов наслаждения, и в частности в обмен на предметы наслаждения, необходимые им для обмена на новые пр<^ Изводственные услуги.

Рабочие и землевладельцы, таким образом, постоянно обменивают свои производственные услуги только на теперешние предметы наслаждения независимо от того, применяются ли первые прямо или косвенно для производства данных предметов. Следовательно, нам нет необходимости предполагать, что они обменивают свои услуги труда и земли на будущие блага или на обещания предоставить в будущем необходимый предмет наслаждения. Речь идет о простом обмене, а не о кредитной сделке. Момент времени при этом не играет никакой роли. Все продукты являются всего-навсего продуктами, и ничем иным. Для отдельно взятого хозяйственного субъекта совершенно безразлично, что он производит — средства производства или предметы наслаждения. В обоих случаях продукт оплачивается незамедлительно и по полной стоимости. Отдельно взятому хозяйственному субъекту вовсе нет нужды смотреть за пределы текущего хозяйственного периода, хотя он и работает всегда на последующий период. Он просто следует велению спроса, и механизм экономического процесса функционирует с расчетом на будущее. Хозяйственного субъекта не волнует, что происходит с его продуктами дальше, и, возможно, он вообще не начинал бы процесса производства, если бы ему нужно было довести его до конца. Ведь и предметы наслаждения — это только продукты, и ничего больше, продукты, с которыми не происходит ничего иного, кроме продажи потребителю. Ни в каких руках они не образуют фонда содержания рабочих и т. п., ни прямо, ни косвенно они не служат дальнейшим производственным целям. Поэтому отпадает вопрос о накоплении подобных запасов. Как, собственно говоря, создавался данный механизм, который, будучи однажды создан, постоянно сохраняется, — это особый вопрос. Мы попытаемся дать на него ответ. Но в самой природе механизма не содержится ключа к объяснению данного обстоятельства. Его истоки уходят в далекое прошлое. Как развивался механизм — это уже иная проблема, нежели то, как он функционирует.

Из данных рассуждений следует в свою очередь, что повсюду, и в том числе в рыночном хозяйстве, произведенным средствам производства не отводится никакой иной роли, кроме как роли промежуточного звена, преходящих статей. Нигде мы не встречаем такие запасы их, которые выполняли бы какие-либо особые функции. Ни одно тре бование в конечном счете не предъявляется к национальному продукту с позиций этих средств производства. Никакие доходы не стекаются в конечном счете к ним. Они не порождают самостоятельного спроса. Скорее, в каждом хозяйственном периоде все наличные (т. е. в нашем представлении созданные в прошлом периоде) предметы наслаждения выпадут на долю используемых в данном периоде услуг труда и земли, а следовательно, все доходы будут потреблены в качестве заработной платы или земельной ренты42. Так мы приходим к заключению, что движение обмена между трудом и землей, с одной стороны, и предметами наслаждения — с другой, является не просто главным направлением течения экономической жизни, но, по существу, и единственным. Весь доход от производства достается тем, кому приходится предоставлять услуги труда или природы. Труд и земля делят этот доход между собой, и в наличии имеется как раз столько предметов наслаждения, сколько нужно, чтобы удовлетворить эффективный спрос на них, и не больше того. Отмеченное выше соответствует также последней паре фактов политической экономии — потребностям и средствам их удовлетворения. Одновременно это верная картина действительности, поскольку в ее основе лежат освещенные нами моменты. Эта картина была искажена теорией, и только этим следует объяснять возникновение громадного числа различного рода домыслов и мнимых проблем, к примеру проблемы относительно того, из какого и чьего «фонда» оплачиваются услуги труда и земли.

Итак, рыночную организацию хозяйства мы можем представить себе следующим образом. Отдельно взятые хозяйства видятся нам теперь как те единицы, где производят в расчете на спрос других людей, и как раз между этими единицами в первую очередь «распределяется» доход от производства страны в целом. Внутри данных единиц не осуществляется никаких других функций, кроме функции комбинирования обоих из начальных факторов производства. И эта последняя осуществляется в каждом хозяйственном периоде как бы механически, автоматически. При этом не возникает потребностей в личностных моментах, отличных от усилий, связанных с контролем и т. д. Следовательно, если мы предположим, что услуги земли находятся в частном владении, то в любой хозяйственной единице — мы не берем в расчет монополистов^ никто не вправе притязать на доход от .хозяйства, кроме, разумеется, того, кто выполняет ту или иную работу либо предоставляет в распоряжение производства услуги земли. При таких условиях в народном хозяйстве не существует иной категории людей, а именно нет такой группы, которая характеризовалась бы тем, что обладает произведенными средствами производства или предметами наслаждения. Мы уже видели, что представление, будто где-то имеется накопленный запас таких благ, вообще ошибочно. Оно порождено в основном тем обстоятельством, что очень многие произведенные средства производства существуют в течение нескольких хозяйственных периодов. В этом обстоятельстве самом по себе не заключается никакого существенного момента, и мы ничего не меняем в существе происходящего, когда ограничиваем использование таких средств производства одним хозяйственным периодом. Представление о наличии запасов предметов наслаждения не имеет под собой даже такого основания; вернее сказать, предметы наслаждения вообще имеются лишь у потребителей, причем в таком количестве, которое необходимо для незамедлительного потребления. В остальном мы обнаруживаем в народном хозяйстве липть «вызревающие» предметы наслаждения в тех или иных формах и на различных стадиях производства. Мы обнаруживаем постоянный поток благ и непрерывное протекание экономического процесса, однако мы не выявляем никаких запасов, элементы которых либо оставались бы постоянными, либо постоянно возмещались. Для отдельно взятой хозяйственной единицы совершенно безразлично, что производить: предметы наслаждения или производственные блага. В том и другом случае она одинаково сбывает свои продукты, получает в условиях совершенно свободной конкуренции вознаграждение соответственно стоимости своих услуг земли и труда, и больше ничего. Если бы мы захотели назвать руководителя или владельца предприятия предпринимателем, то это был бы entrepreneur faisant ni benefice ni perte *43, не осуществляющий никакой особой функции и не получающий никакого особого дохода. Если бы мы захотели назвать владельцев произведенных средств производства «капиталистами», то таковыми могли бы быть *

Предприниматель, не имеющий пи доходов, ни потерь. — Прим, ред.

ш только производители, которые ничем не отличаются от других производителей и которые, подобно другим производителям, имеют незначительные возможности продавать свои продукты по цене, превышающей складывающуюся из заработной платы и ренты сумму издержек.

Представив себе дело таким образом, мы увидим постоянно возобновляющийся поток благ44. Лишь в отдельные моменты встречается нечто подобное запасам, состоящим из индивидуально определенных благ, в остальном же о «запасах» можно неизменно говорить только в абстрактном смысле, а именно в том смысле, что благодаря функционированию механизма производства и обмена в конкретных пунктах народного хозяйства всегда появляются блага определенного вида и в определенных количествах: запасы в таком понимании больше напоминают русло реки, нежели протекающую по нему... воду. Этот поток питается за счет неиссякающих источников рабочей силы и земли, и в каждом хозяйственном периоде он несет свое содержимое в те емкости, которые мы именуем доходами, чтобы затем трансформироваться там в процесс удовлетворения потребностей. Мы не станем на этом задерживаться, а лишь коротко упомянем, что тем самым признаем вполне определенное понятие дохода, а именно понятие дохода, сформулированное Феттером, и исключаем из него все те блага, которые планомерно и фактически не потребляются. В одном смысле кругооборот хозяйства в данном месте прерывается, в другом — этого не происходит, так как потребление порождает стремление к повторению, стремление к повторному потреблению дает новый толчок экономической деятельности. Читатель нам простит, что в данной связи мы не стали повторно говорить о квазиренте. Более серьезным на первый взгляд представляется отсутствие какого-либо внимания к сбережениям. Но об этом речь еще пойдет ниже. К,тому же в постоянно неизменном народном хозяйстве сбережения, по сути дела, не играют большой роли.

Продолжим наши рассуждения. Меновая стоимость любого количества благ для каждого хозяйственного субъекта зависит от стоимости тех благ, которые он может — и действительно намеревается — приобрести при помощи первых. Пока он не принял решения по этому поводу, данная меновая стоимость будет равным образом колебаться в зависимости от предоставляющихся в каждый данный

MoMfiHt возможностей и равным образом изменится, еслй хозяйственный субъект изменит направление своего спроса. Однако когда найден лучший вариант обмена для каждого блага, меновая стоимость при неизменных условиях будет оставаться только на одном, и притом конкретном, уровне. Конечно, в этом смысле меновая стоимость любой единицы одного и того же блага неодинакова для разных хозяйственных субъектов, причем из-за неодинаковости не только их вкусов, во-первых, их общего экономического положения, во-вторых, но и — совершенно независимо от первых двух причин — самих благ, которыми обмениваются между собой отдельные хозяйственные субъекты 45. Но отношение количеств любых двух благ, в котором они обмениваются на рынке, или его обратное значение, т. е. цена каждого блага, как уже было сказано раньше, одно и то же для всех хозяйственных субъектов, как богатых, так и бедных. Но то, что все цены любого блага, выраженные в других благах, взаимосвязаны, станет ясно только тогда, когда мы приведем их к общему знаменателю. Мы так и поступаем, когда все эти другие количества благ, которые можно было бы получить на рынке за одну единицу рассматриваемого блага, заменяем такими количествами последнего, которые можно получить за каждое из этих других количеств благ. Тут выясняется, что указанные количества блага, избранного на роль общего знаменателя, равны друг другу. Будь то иначе, можно было бы лучше распорядиться своей долей рассматриваемого блага, выменяв сначала блага, которые, может быть, и не нужны, но которые можно получить за меньшее количество блага, являющегося общим знаменателем, чтобы затем обменять их на те блага, которые нужны и которые в результате всего этого могут обойтись дешевле. Однако самоубийственный стимул такой прибыли постоянно приводил бы к ее исчезновению46.

Теперь введем в наш анализ масштаба цен и средство обмена. Одновременно выберем на эту роль «денежного блага» золото. В то время как для наших целей нам не так уж много нужно из достаточно известной теории обмена, в связи с чем мы можем лишь бегло коснуться ее, нам следует несколько более подробно остановиться на теории денег. При этом мы ограничимся рассмотрением тех аспектов, которые впоследствии будут иметь для нас значение, но и их мы представим лишь в той мере, в какой это необ ходимо и достаточно для дальнейшего наложения. Таким образом, те проблемы, с которыми мы не встретимся больше в данной книге, мы оставим в стороне. Так поступим мы, например, с проблемой биметаллизма или проблемой интернациональной стоимости денег. А теории, преимущества которых связаны с теми направлениями, проследить которые у нас не будет возможности, мы без каких-либо сомнений заменим более простыми или лучше известными, если они обеспечивают нам тот же эффект, пусть даже во всех прочих отношениях они гораздо менее совершенны47.

Каждый субъект хозяйства оценивает находящиеся в его распоряжении деньги (Geldbesitz) так, как подсказывает ему опыт. И на рынке все эти индивидуальные оценки стоимости приводят к установлению определенного менового отношения между денежной единицей и количеством всех прочих благ, в принципе точно так же, как устанавливаются отношения между другими благами. Конкуренция хозяйственных субъектов и существующие возможности использования способствуют формированию определенной при данных условиях цены денег. Не развивая здесь вновь свою мысль, я укажу лишь на то, что в этом легко убедиться, если выразить — подобно тому, как это мы уже делали в отношении любого блага, — все меновые отношения между деньгами и другими благами посредством соответствующего масштаба цен, как если бы мы на мгновение перешли к другой валюте.

Цена денег — выражение, четкое определение которому дано в последних фразах и которое мы часто будем использовать в дальнейшем, — основывается, следовательно, как и любая другая цена, на индивидуальных оценках стоимости (individuelle Wertschatzungen). Но что лежит в основе последних? Подобный вопрос напрашивается в силу того, что здесь у нас отсутствует то простое объяснение денег, которое применительно к любому другому благу состоит в удовлетворении потребностей, которое потребление данного блага дает хозяйственному субъекту. Вслед за Визе- ром48 мы ответим на поставленный вопрос таким образом, что потребительная стоимость материального блага (Stoff- gut) представляет собой историческую основу приобретения деньгами определенного менового отношения к остальным благам, но что затем его стоимость для хозяйственного субъекта и его цена на рынке могут отдалиться от данной основы и действительно от нее отдаляются. На пер-

Ьый взгляд кажется делом само собой разумеющийся, что ни индивидуальная предельная полезность, ни цена золота как денег не могут отдалиться от индивидуальной предельной полезности и рыночной цены золота как потребительского блага (Gebrauchsgut). Ибо если это произойдет, то постоянно будет существовать тенденция к устранению подобного различия путем чеканки монет из «потребительского золота» (Gebrauchsgold) или переплавки монетного золота. Сказанное верно. Только это ничего не доказывает. Из того, что благо, используемое двояким образом, получает одинаковую цену, нельзя заключить, что один способ использования определяет эту цену, а другой лишь ориентируется на нее. Напротив, совершенно очевидно, что оба способа использования совместно формируют шкалу стоимости данного блага и что цена последнего была бы иной, если бы одного из них не было. В нашем случае ' такое благо — деньги. Они могут использоваться в двух различных направлениях, и, хотя, конечно, предельная полезность и цены в обоих вариантах должны быть равно высокими, если благо может свободно переходить от одного способа использования к другому, его стоимость тем не менее никогда не объясняется одним только способом использования. Отмеченное обстоятельство станет особенно заметным, если мы представим себе, что весь запас денежного блага (Geldgut) отчеканен, что, впрочем, вполне вероятно. В этом случае деньги все еще обладали бы стоимостью и ценой, однако рассмотренное нами объяснение, очевидно, обнаружило бы свою несостоятельность. Точно так же прекращение чеканки, с одной стороны, и запрещение переплавки — с другой, дают нам примеры из практики, которые свидетельствуют о самостоятельном характере стоимости денег.

Поэтому стоимость денег как таковых можно отвлеченно (мысленно) отделить от стоимости вещества, из которого данное благо состоит. Правда, последняя является с исторической точки зрения источником происхождения первой. Но в принципе при объяснении конкретной стоимости денег можно отвлечься от стоимости вещества точно так же, как при рассмотрении массы воды в нижнем течении большой реки можно отвлечься от той ее части, которая приходится на массу воды, поступающую непосредственно из ее истоков. Можно вообразить, что хозяйственные субъекты пропорционально находящимся в их распоряже нии благам, а точнее сказать, пропорционально их стоимостному выражению получают в свое распоряжение средство обмена, не обладающее потребительной стоимостью, на которое в любом хозяйственном периоде должны обмениваться все блага. В этом случае данное средство обмена будет оцениваться только как средство обмена. Его стоимость может быть (предположительно) лишь меновой стоимостью. Каждый хозяйственный субъект станет оценивать данное средство обмена (как прежде мы утверждали в отношении тех благ, которые производятся для рынка) в соответствии с той стоимостью, которую получают в обмен те блага, что он может достать. Поэтому каждый хозяйственный субъект будет оценивать свое денежное состояние по-разному, и даже если каждый из них оценивает все прочие находящиеся в его распоряжении блага в деньгах, то такие оценки будут иметь различный смысл у разных индивидов, даже если в численном отношении они звучат одинаково. Правда, на рынке каждое благо будет иметь одну-единственную цену в деньгах, да и цена денег на рынке в каждый данный момент может быть только единой. Все хозяйственные субъекты считаются с этими ценами, и в данном пункте у них общая основа. Но это чисто внешне, поскольку одни и те же цены говорят каждому из них о разном, для каждого из них они представляют собой свои собственные пределы приобретения благ.

Итак, как же образуется наша индивидуальная меновая стоимость денег? В данном месте мы устанавливаем связь теории денег с тем, что было только что сказано о протекании хозяйственного процесса. Мы сразу видим, что в соответствии с нашей схемой индивидуальная меновая стоимость в сравнении с благами, формирующими издержки, должна полностью отойти на второй план. Мы говорили также, что блага, формирующие издержки, представляют собой лишь преходящие позиции и что в рыночном хозяйстве с ними не связано никакого самостоятельного образования стоимости. Мы говорили также, что к владельцам подобных благ доходы не поступают. Поэтому здесь не кроется никакой причины для образования самостоятельной индивидуальной меновой стоимости денег. Как в хозяйственном процессе, так и в денежных расчетах делового человека произведенные средства производства, если исходить из наших допущений, образуют лишь преходящие позиции. Эти хозяйственные субъекты не станут

оценивать деньги по их индивидуальной стоимости, поскольку они ведь не получают с их помощью никаких благ для собственного потребления, а просто передают их дальше. Таким образом, мы не вправе искать здесь источник формирования индивидуальной меновой стоимости денег. Скорее наоборот, меновая стоимость, отражающаяся в этих сделках, должна возникать где-то в другом месте. Следовательно, остается только поток первичных благ, только обмен между услугами труда и земли, с одной стороны, и предметами наслаждения — с другой. Лишь в соответствии со стоимостями предметов наслаждения, которые можно приобрести за деньги, люди оценивают свои запасы денег. Итак, обмен между денежным доходом и реальным доходом становится решающим моментом, представляя собой то место в хозяйственном процессе, где складывается индивидуальная меновая стоимость, а следовательно, и цена денег. Результат теперь можно выразить весьма просто: меновая стоимость денег для каждого хозяйственного субъекта зависит от потребительной стоимости тех предметов наслаждения, которые он может получить в обмен на свой доход. Совокупные эффективные потребности хозяйства в благах в каждом отдельном хозяйственном периоде дают шкалу стоимостей для оценки тех единиц дохода, которые вовлекаются в данный хозяйственный процесс. Для каждого хозяйственного субъекта, таким образом, существует также подобная, при данных условиях однозначно определяемая шкала стоимостей и конкретная предельная полезность его денежных запасов50. Абсолютная величина этого денежного запаса в народном хозяйстве не имеет никакого значения. Меньшая сумма в принципе выполняет те же задачи, что и большая. Если мы предположим, что наличная масса денег постоянна, то из года в год будет существовать неизменный спрос на деньги и для каждого хозяйственного субъекта будет реализовываться неизменная стоимость денег. Деньги будут распределяться в народном хозяйстве таким образом, что установится единая цена денег. Это произойдет в том случае, если все потребительские блага найдут сбыт, а все услуги труда и земли окажутся оплаченными. Движение обмена между услугами труда и земли, с одной стороны, и предметами наслаждения — с другой, разветвляется на движение обмена между услугами труда и земли и деньгами и движение обмена между деньгами и предметами наслаждения. Однако по скольку стоимости й цены денег должны быть равны, с одной стороны, стоимостям и ценам предметов наслаждения, а с другой — стоимостям и ценам услуг труда и земли51, то становится очевидным, что из-за включения этих промежуточных звеньев наша картина в своих существенных чертах не изменится и что деньги выполняют здесь всего лишь вспомогательную техническую функцию, не привнося ничего нового в явления. Чтобы сделать все это более доступным общему пониманию, можно сказать, что деньги в известной степени представляют собой флер, окутывающий экономические факты и явления, и все же мы не упустим ничего существенного, если отвлечемся от данного обстоятельства.

На первый взгляд деньги представляются лишь предписанием или поручением (aUgemeine Anweisung) в отношении различных количеств любых благ52 или, иначе говоря, «всеобщей покупательной силой» («allgemeine Kauf- kraft»). Каждый хозяйственный субъект видит в деньгах прежде всего средство, позволяющее вообще получать блага; когда он продает свои услуги труда и земли, то он делает это в обмен не на конкретные блага, а, так сказать, на блага вообще. Если присмотреться внимательнее, то окажется, что обстоятельства выглядят иначе. Хозяйственный субъект оценивает деньги в зависимости от тех благ, какие он фактически за них получает, а не от благ вообще. Когда он ведет речь о стоимости денег, то более или менее отчетливо представляет тот круг благ, к которому он обычно обращается. Если бы целые категории покупателей внезапно изменили структуру использования своего дохода, то тогда, разумеется, цена денег, а также их индивидуальная меновая стоимость должны были бы тоже измениться. Однако, как правило, этого не происходит. В общем и целом хозяйственный субъект признает наилучшим какое-то одно конкретное направление осуществления своих расходов, и оно не меняется так внезапно и быстро. Этим объясняется тот факт, что в практической жизни каждый обычно может брать в расчет постоянную стоимость и цену денег и что ему остается просто-напросто приноравливаться к медленно меняющимся условиям. Поэтому мы можем и о деньгах сказать то же самое, что говорили прежде обо всех прочих благах, а именно что почти для каждой единицы наличной покупательной силы в той или иной сфере народного хозяйства имеется спрос на данную единицу и

Предложение благ на нее й что масса Денег, как и Maced средств производства и предметов наслаждения, из года в год проходит один и тот же путь. И здесь позволительно утверждать, что мы ничего существенного не меняем в процессах, когда представляем себе, что любая индивидуальная единица денег в каждом хозяйственном периоде проделывает точно такой же путь.

Указанное соотношение между реальным и денежным доходом обусловливает изменения стоимости денег 53. Причины возрастания денежных доходов в народном хозяйстве могут быть самые различные, например увеличение наличного количества золота, тогда каждый хозяйственный субъект станет, руководствуясь своей шкалой стоимости денег, давать более низкую оценку каждой из своих денежных единиц. Одновременно каждый хозяйственный субъект предъявит повышенный спрос, и вот благодаря последующему повышению цен на блага установится новое экономическое равновесие. Стоимость и цена денег в таком случае понизятся, но, кроме того, сместится вся система цен уже только потому, что прирост массы денег происходит не одновременно во всех хозяйствах; но даже если бы это происходило, отдельные хозяйства по-разному распоряжались бы таким приростом.

В соответствии с нашим подходом мы рассматривали деньги исключительно как средства обращения. Мы обращали внимание на образование стоимости только тех денежных масс, которые действительно каждый год используются для обеспечения обращения товарной массы. Конечно, в народном хозяйстве по попятным причинам имеются также и необращающиеся денежные массы, образование стоимости которых сказанным нами еще не объясняется. Ведь в общем и целом мы не изучили тот способ пользования деньгами, который делает необходимым их накопление сверх всякой меры, т. е. накопление, позволяющее хозяйственным субъектам оплачивать текущие закупки. Мы не станем здесь вдаваться в подробное обсуждение данного вопроса, к которому нам и без того предстой? вернуться несколько позднее, и довольствуемся объяснением процесса обращения и образования стоимости той денежной массы, которая соответствует описанным основным движениям обмена. Во всяком случае, в нормальном кругообороте хозяйственного процесса, который не выходит из поля нашего зрения, нет необходимости в том, что бы держать значительные денежные запасы для других целей.

Мы пренебрегли еще одним моментом. Покупательная сила используется не только для того, чтобы обменивать предметы наслаждения на услуги труда и земли, но и для передачи самого владения землей. Более того, и сама покупательная сила передается в другие руки. Нам не составило бы никакого труда учесть все эти моменты, но они имеют для нас существенно иное значение, чем те, которые мы смогли разобрать в ходе наших теперешних рассуждений. Следует лишь попутно указать на то, что данный, постоянно повторяющийся экономический процесс в том виде, в каком мы его описали, оставляет для этих вещей не слишком много места. Передачи покупательной силы как таковой отнюдь не необходимы для развертывания рассматриваемого экономического процесса. Скорее, он протекает как бы автоматически, и ему, по существу, не нужны никакие кредитные сделки. Мы уже обращали внимание на тот факт, что рабочим и землевладельцам не выдается никаких авансов, у них просто покупают их средства производства. Ничто здесь не меняется от того, что «вклиниваются» деньги, и предварительные затраты их не нужны в такой же мере, как и предварительные издержки предметов наслаждения или средств производства. Разумеется, из виду нельзя упускать случай, когда отдельные хозяйственные субъекты получают от других покупательную силу и передают последним взамен часть первоначальных производительных сил, например, земли. Таковым является случай мотовства на личное потребление, не вызывающий особого интереса. Аналогичным образом обстоит дело, в чем мы еще сможем убедиться, с передачей земли вообще, а посему можно сказать, что деньги при наших допущениях положительно не играют никакой другой роли, кроме как средства облегчения товарного обращения.

Следует также добавить, что по сходным причинам мы не говорили о кредитных средствах платежа. Совершенно очевидно, что эти кредитные средства платежа обеспечивают ход народнохозяйственного процесса обмена в целом, а не только какой-то части его. Небезынтересно также представить себе такую ситуацию, при которой вместо реальных металлических денег начали обращаться простые векселя, выписанные на соответствующую сумму. При этом, в частности, станет видно, что посылка о первоначальной необходимости стоимости вещества денег отнюдь не означает обязательного обращения соответствующего денежного блага. Ведь для того, чтобы между деньгами и стоимостями прочих благ установились тесные связи, должно существовать имеющее непосредственное отношение к этому представление о чем-то вполне определенном и обладающем стоимостью. Однако необходимости в том, чтобы это последнее обращалось, вовсе нет. Таким образом, экономический процесс мог бы происходить и без какого- либо вмешательства металлических денег. Каждый, кто предоставляет услуги труда и земли, получал бы подобный вексель, затем приобретал бы на него предметы наслаждения с тем, чтобы в следующем периоде, если придерживаться здесь нашего представления об идентичности пути, который ежегодно проходят деньги, вновь получить тот же вексель. В данном подходе нас весьма интересует следующий аспект: эти воображаемые векселя — если до- пустить, что они нормально функционируют и их повсеместно акцептуют, — полностью выполняют роль денег и потому оцениваются отдельными хозяйственными субъектами так же, как и металлические деньги. Следовательно, для каждой единицы таких «вексельных денег» сложится определенная цена, а именно цена на единицу блага, на которое выписан вексель. И тогда, пожалуй, только тогда, когда оплаты по векселю совсем не происходит, он в каждом отдельном случае утрачивает силу из-за существования противоположного требования. Итак, существовал бы спрос на подобные «вексельные деньги» и, при наших допущениях, полностью соответствующее ему предложение. Но поскольку мы видели, что цена металлических денег просто отражает цены предметов наслаждения, а тем самым и производственных благ, то из этого следует, что и цена векселей будет их отражать. Кроме того, отсюда вытекает, что эти векселя всегда будут продаваться или покупаться по полной номинальной стоимости, что они, следовательно, постоянно будут котироваться альпари и что отсутствует какой-либо повод вычитать из их номинальной стоимости учетный банковский процент. Такой ход мыслей более наглядно, чем прежде, показывает, что в нашей схеме народного хозяйства не обнаруживается процент, что, следовательно, логика экономических явлений, как мы их здесь описываем, не объясняет феномена процента.

Однако независимо от этого у нас нет оснований здесь и дальше заниматься рассмотрением кредитных средств платежа. Если кредитные средства платежа всего-навсего замещают имеющиеся где-то в хозяйстве металлические деньги, то они ео ipso (в силу этого) еще не играют никакой самостоятельной роли. Если конкретная операция обмена ежегодно осуществляется посредством таких кредитных средств платежа, то тогда соответствующие кредитные средства платежа, как мы только что увидели, играют роль металлических денег, и в силу этого для внезапного поступления в народнохозяйственный кругооборот новых кредитных средств платежа нет ни малейшего повода, который нам следовало бы принимать во внимание. Государственная эмиссия бумажных денег, например, порождает хорошо известные последствия, но здесь они не представляют для нас никакого интереса. В остальном наша картина экономики не содержит ничего такого, что указывало бы на появление новых кредитных средств платежа. Поэтому, а также в силу того, что аспект кредитных средств платежа еще будет играть для нас большую роль и нам хотелось бы строго отграничить ее от описанной здесь функции денег, мы предположим, что в обращении находятся только металлические деньги54. Простоты ради допустим, что это золотые монеты. Чтобы отделить один момент от другого, мы установим также, что под деньгами мы, как правило, станем подразумевать только металлические деньги. И данное понятие мы вместе с понятием кредитных средств платежа, которые отнюдь не являются простыми представителями находящихся где-то наготове денег, сводим в единое понятие средств платежа. Это утверждение следует пока просто принять на веру. Более подробно проблемы того, являются ли кредитные средства платежа «деньгами», мы коснемся в другом месте настоящей работы.

Понятие покупательной способности имеет для нас вполне определенное значение, и по этой причине нам следует его уточнить. Когда говорят о покупательной способности денег, подразумевают то, что мы называем ценой денег. Если, например, утверждают, что покупательная способность денег понизилась, то имеют в виду, что теперь за одну денежную единицу получат меньшее количество определенных благ, чем прежде, иными словами, что меновое отношение между данными благами и деньгами изме нилось в пользу благ. Мы под покупательной способностью понимаем отнюдь не это. Кроме того, говорят также о покупательной способности отдельных лиц или категорий покупателей. С помощью этих и подобных им выражений отражают тот факт, что величина индивидуальной меновой стоимости денег неодинакова у различных хозяйственных субъектов, что одни и те же платежи требуют неодинаковых жертв от различных хозяйственных субъектов и что, наконец, в любом народном хозяйстве имеются заметно отличающиеся друг от друга группы хозяйственных субъектов, внутри которых стоимость денег удивительно единообразна. Но и этот, в ином случае весьма важный факт нас также не интересует. Мы понимаем под покупательной способностью не способность покупать, а конкретнее то, посредством чего можно купить и посредством чего можно сделать только это, и ничего другого. Стремясь получить деньги, хозяйственные субъекты домогаются покупательной способности, они желают иметь деньги лишь постольку, поскольку последние олицетворяют собой покупательную способность. В народном хозяйстве, в котором хозяйственный оборот свершается описанным нами образом, покупательная способность представлена только «деньгами» в установленном нами смысле. Несмотря на это, и там понятие покупательной способности по своему содержанию не совпадает с понятием денег или средства платежа. Когда, например, в результате открытия месторождений золота количество денег возрастает, покупательная способность тем не менее останется постоянной, если никто не сможет покупать больше, чем прежде. Правда, в каждый момент времени покупательная способность измеряется наличными средствами платежа, но ее суть не сводится просто к средству платежа. Скорее, можно было бы приравнять ее либо к продукту, состоящему из наличных средств платежа, либо к цене, или «объективной меновой стоимости», денег. Я прибегаю к использованию данного термина, чтобы понять значение суммы средств платежа— или, лучше сказать, значение этой суммы с учетом ее роли в конкретных условиях. Сама по себе абсолютная величина определенной суммы еще ничего не говорит об этом, однако в данное выражение продукта входят также соответствующие условия. В этом смысле мы можем определить покупательную способность как абстрактную, т. е. не зафиксированную в конкретных благах, власть над блага-

Ми вообще. Но больше, чем все определения, специалибту скажет наше заявление о том, что под покупательной способностью мы будем иметь в виду принятый английской литературой оборот «general purchasing power»55. Покупательная способность — это явление, присущее народному хозяйству в целом. Однако внутри этого народного хозяйства оно представляет собой, по существу, частнохозяйственное понятие, которое не может быть распространено на все целое. Мы будем говорить о предложении покупательной способности и спросе на нее в том же смысле, что и о деньгах, и в том же смысле мы скажем, что в нормальном кругообороте рассматриваемого нами хозяйства покупательная способность должна быть al pari, т. е. на единицу покупательной способности можно обменять только одну единицу, не больше и не меньше: цена покупательной способности, выраженная в деньгах, была бы по существу равна единице. Разумеется, при наших теперешних предпосылках подобная операция была бы бессмысленна.

Таким образом, потоку благ соответствует поток денег, направление которого противоположно направлению первого и движения которого при условии, что нет никакого притока золота и не наступает никаких других односторонних изменений в силе данного денежного потока, лишь отражают движение благ. Тем самым мы завершили описание кругооборота. Однако и для рыночного хозяйства как некой целостности имеет место та же непрерывность, а при неизменных условиях — постоянство, что и для замкнутой экономики. Непрерывность и постоянство не просто процессов, но и стоимостей; впрочем, говорить здесь о социальных стоимостях (soziale Werte) значило бы искажать факты. Стоимости должны жить в сознаний, если данное слово вообще имеет какой-то смысл, следовательно, должны быть по своей природе индивидуальными. Стоимости, с которыми нам надлежит иметь здесь дело, рассматриваются под углом зрения не всего народного хозяйства, а лишь индивидуального (частного) хозяйства. Социальный аспект в данном случае, как и во всех оценках, заключается в том, что индивидуальные стоимости взаимосвязаны, а не существуют независимо друг от друга. Богатство экономических отношений формирует народное хозяйство в такой же мере, как богатство социальных отношений — общество. Но если и нельзя говорить о социальных стоимо- стйх, то все же следует согласиться с тем, 4to существует) социальная система стоимостей, социальная система индивидуальных стоимостей. Эти стоимости взаимосвязаны между собой точно так, как связаны друг с другом стоимости внутри отдельно взятого хозяйства. Через меновые отношения они оказывают влияние друг на друга. В свою очередь это означает, что они воздействуют на стоимости других хозяйственных субъектов и испытывают на себе воздействие последних56. В такой системе социальных стоимостей (soziales Wertsystem) отражаются все условия жизни общества, т. е. в них находят свое выражение все «комбинации». Производственные комбинации действительно являются социальными фактами, ибо, хотя народное хозяйство как таковое не заключает их в себе, тем не менее с его точки зрения плановым (planvoll) оказывается многое из того, что лежит вне поля зрения отдельного хо- зяйственого субъекта. Отражением социальной системы стоимостей является, таким образом, система цен. В рассматриваемом смысле она представляет собой единое целое. Правда, цены не выражают собой никакого подобия социальной оценки стоимости того или иного блага. Цены вообще являются не непосредственным отражением какой- либо определенной стоимости, а просто результатом процессов, происходящих под воздействием многих индивидуальных оценок.

Социальная система стоимостей и цен сцентрирована у отдельно взятого хозяйственного субъекта в определенном положении и при определенном количественном соотношении всех благ. Состояние индивидуального равновесия (individueller Gleichgewichtszustand) соотносится с состоянием социального равновесия точно так же, как индивидуальная система стоимостей соотносится с социальной. Такое социальное равновесие (soziales Gleichgewicht) является идеальным состоянием, в котором существенные тенденции народного хозяйства проявляются в известной степени в наиболее чистом, совершенном виде. Потребности, соотнесенные с определенной физической и социальной средой, взаимно уравновешиваются, а по самому идеальному состоянию и его изменениям яснее всего видно, что потребности являются альфой и омегой описанного кругооборота. Руководствуясь ими, можно, как мы видим, установить между сущностью данного идеального состояния и структурой хозяйственного опыта, на основе Которого действуют хозяйственные субъекты, простую и единую причинную зависимость.

Попутно следует еще заметить, что такое понимание хозяйства в известном смысле совершенно независимо от различий, существующих между отдельными культурными формациями и укладами жизни. Основные моменты образования стоимости предметов наслаждения и производственных благ, основные моменты производства были бы одинаковыми как в социалистическом государстве, так и в государстве, организованном на принципах рыночного хозяйства. Далее, хозяйство, которое ведется изолированным субъектом и в котором отсутствует обмен, или хозяйство коммунистической общины, вероятно, существенно отличалось бы от рыночного хозяйства в том отношении, что процессы, происходящие в последнем, могут быть поняты лишь с помощью теории цен, не имеющей аналогов в теории коммунистического хозяйства. Однако в той мере, в какой речь идет о рыночном хозяйстве, для основ теории не имеет никакого значения, что представляет собой данное рыночное хозяйство: систему самого примитивного обмена между охотниками и рыболовами или сложный организм, какой мы можем наблюдать сегодня. Основные черты, контуры полностью одни и те же, и здесь ничего не меняет даже то обстоятельство, как ведутся народнохозяйственные расчеты: при помощи денег или без них. Мы уже успели заметить, что денежное обращение в подобном хозяйстве является просто вспомогательным техническим средством, ничего не меняющим в сути дела. Как бы значительно современное хозяйство ни отличалось от примитивного, по существу, как в одном, так и в другом происходит одно и то же. Данному обстоятельству также не следует более удивляться. Легко заметить, что экономический момент, в сущности, представляет собой одно и то же явление у всех народов, и во все времена, да и проявляется в общем и целом одинаково, хотя конкретные результаты его проявлений в зависимости от положения вещей могут быть весьма различными.

<< | >>
Источник: Шумпетер Йозеф Алоис. Теория экономического развития. 2008

Еще по теме Глава первая ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ КРУГООБОРОТ В ЕГО ОБУСЛОВЛЕННОСТИ СУЩЕСТВУЮЩИМИ ОТНОШЕНИЯМИ:

  1. Первая глава Предприятия и домашние хозяйства как субъекты хозяйственного процесса, основанного на разделении труда
  2. Глава 4. Теоретические основы и существующие методы анализа институциональных отношений
  3. 1.1. Сущность аудита и его экономическая обусловленность
  4. Глава 4. Хозяйственные связи и договорные отношения в коммерции
  5. ГЛАВА 22. ОЦЕНКА ЭФФЕКТИВНОСТИ ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПРЕДПРИЯТИЯ И СОСТАВЛЕНИЯ ЕГО БАЛАНСА
  6. Глава 1 Анализ финансово-хозяйственной деятельности и его роль в повышении эффективности производства
  7. существуют ли пострыночные экономические отношения?
  8. § 2. Капитал фирмы, его кругооборот и оборот
  9. Кругооборот капитала, его стадии, функциональные формы
  10. ГЛАВА 9. ПЕРЕСТРАХОВАНИЕ И ЕГО РОЛЬ В МЕЖДУНАРОДНЫХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
  11. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ РАЗРАБОТКА МАРКСОМ ЕГО ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
  12. 3.3. Судебная доктрина определения налоговых последствий по фактически сложившимся отношениям (существо над формой)
  13. О РАБОЧЕМ ФОНДЕ МИРА И О НАЦИЯХ, КОТОРЫЕ СУЩЕСТВУЮТ ЗА СЧЕТ ЕГО КРУПНЕЙШЕГО ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ
  14. Понятие капитала. Кругооборот капитала и его стадии
  15. 16.1. Рынок ценных бумаг, обусловленность формирования, роль в экономике Обусловленность формирования, экономическая роль
  16. Глава первая Кризис
  17. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ВВЕДЕНИЕ ГЛАВА I
- Бюджетная система - Внешнеэкономическая деятельность - Государственное регулирование экономики - Инновационная экономика - Институциональная экономика - Институциональная экономическая теория - Информационные системы в экономике - Информационные технологии в экономике - История мировой экономики - История экономических учений - Кризисная экономика - Логистика - Макроэкономика (учебник) - Математические методы и моделирование в экономике - Международные экономические отношения - Микроэкономика - Мировая экономика - Налоги и налолгообложение - Основы коммерческой деятельности - Отраслевая экономика - Оценочная деятельность - Планирование и контроль на предприятии - Политэкономия - Региональная и национальная экономика - Российская экономика - Системы технологий - Страхование - Товароведение - Торговое дело - Философия экономики - Финансовое планирование и прогнозирование - Ценообразование - Экономика зарубежных стран - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика машиностроения - Экономика общественного сектора - Экономика отраслевых рынков - Экономика полезных ископаемых - Экономика предприятий - Экономика природных ресурсов - Экономика природопользования - Экономика сельского хозяйства - Экономика таможенного дел - Экономика транспорта - Экономика труда - Экономика туризма - Экономическая история - Экономическая публицистика - Экономическая социология - Экономическая статистика - Экономическая теория - Экономический анализ - Эффективность производства -