<<
>>

Исторические подходы к истории экономической теории

Видимо, не стоит удивляться тому, что специалисты по истории экономической мысли стали все сильнее выступать против интерпретации экономического анализа прошлого в современных аналитических категориях (с идеологическим подтекстом или без него), поскольку это отрывало труды экономистов прошлого от их собственного контекста и искажало идеи, которые те стремились передать своим современникам, — все это создает плодотворную почву для мифов.

Правда, экономисты середины XX в. обычно утверждают, что они пытаются полностью учитывать исторический и интеллектуальный контекст, в котором формировались теории прошлого, прежде чем оценить их значение для долгосрочной эволюции экономических

идей.[30] Однако существует много способов нарисовать фон согласно сценарию, который уже сложился в голове автора. Кроме того, в истории экономической теории существуют ощутимые различия в подходах к конкретной исследовательской проблеме, — они связаны как с точкой зрения, от которой отталкивается исследователь, так и с выводом, к которому он собирается прийти. Например, уважение к историографическим критериям и стремление реалистично изложить цели и смысл прошлого экономического анализа и его связи с внешними событиями или социополитической обстановкой, которые влияли на него или подвергались влиянию с его стороны, не гарантируют того, что полученные результаты окажутся эмпирически недвусмысленными.

Новые горизонты, недавно открытые исследователями, чья методология ориентировалась на историографические (а не телеологические, доктринальные или идеологические) критерии, весьма разнообразны, поскольку не все из этих исследователей сами являются профессиональными экономистами. И действительно, некоторые из них стали продвигаться в направлениях, которые могут показаться экономистам нелепыми. Например, Трайб (Tribe, 1977), который попытался идентифицировать и проанализировать экономические дискуссии XVII и XVIII вв.

в их реальном историческом единстве, указывает на то, что «глубокие знания современной экономической теории представляют собой огромное препятствие для любого потенциального историка» экономических идей. Выступая против традиции, в соответствии с которой история экономического анализа должна переписываться каждым поколением экономистов,[31] он настаивает на том, что принцип оценивания экономических текстов прошлого на основе кри

териев, сформированных более поздними диспутами, является анахронизмом. Его собственная книга «Земля, труд и экономический дискурс» (Tribe, 1978) представляет собой как методологическую критику существующих подходов к истории экономической мысли, так и исследование интеллектуальных условий, при которых возникла политическая экономия XIX в. Он использует тексты XVII, XVIII и начала XIX в. для подтверждения своего тезиса о том, что основные экономические категории, такие как земля и труд, имели разный смысл и выполняли разные аналитические функции в работах, написанных до начала XIX в., и что «политическая ойкономия» («political oeconomy») XVIII в. (названная так для того, чтобы отличить ее от политической экономии XIX в.) была сфокусирована на управлении государственным хозяйством, а не на экономике в современном аполитичном смысле. Наиболее еретический вывод из этого тезиса состоит в том, что общепринятая «канонизация» Адама Смита как основателя современной экономической науки является неправильной и классическая политическая экономия (первый экономический дискурс, четко сфокусировавшийся на капиталистической экономической системе) не появилась на свет до начала второго десятилетия XIX в. По сути, археологический (а не исторический) подход[32] Трай- ба, основанный на свидетельствах «экономических архивов», а не на идеях отдельных экономических классиков и прочих теоретиков, коренным образом ставит под сомнение эволюционный характер, традиционно приписываемый экономистами истории их дисциплины, и героические штампы, при помощи которых они характеризуют своих старых мастеров.

Однако такую тотальную критику всех существующих историй экономической мысли весьма трудно принять профессиональным экономистам. Существуют и другие, более известные, а поэтому и более влиятельные, попытки восстановить уважительное отношение к оригинальным текстам и приостановить дрейф в сторону мифотворчества, так часто ассоциирующегося с ретроспективным подходом к экономическим идеям прошлого. Противоположной крайностью по отношению к аскетическому, сознательно обезличенному подходу Трайба к оригинальным текстам оказался бестселлер Лейонхуфвуда «Кейнсианская экономическая теория и экономическая теория Кейнса» (Leijonhufvud, 1968). Он был посвящен настолько недавней истории, что его можно было легко отнести не к прошлому, а к настоящему — ведь речь шла о новой интерпретации идей классика экономической науки, которому единодушно (как профессиональными

экономистами, так и всеми остальными) приписывалось осуществление самой последней и самой радикальной революции в экономической теории. Более того, эта книга была опубликована в то время, когда новая ортодоксия, порожденная кейнсианской революцией, оказалась поставленной под сомнение как прикладными экономистами, так и ведущими теоретиками и потеряла свое очарование для политиков. Короче говоря, критика Лейонхуфвудом современной общепринятой точки зрения по поводу того, что Кейнс хотел сказать в «Общей теории» (и что его последователи затем сделали из этого), прямо «поставила» историю мысли на службу современным теоретическим дебатам.

Заявленная главная цель исследования Лейонхуфвуда состояла в «переоценке концептуальных рамок, в которых сформировалась „Общая теория**» (Leijonhufvud, 1968 : 6), а его основной тезис заключался в том, «что теория Кейнса совершенно отлична от „кейнсианской** теории доходов—расходов» (Leijonhufvud, 1968 : 8). Из высказываний Лейонхуфвуда очевидно, что его забота о толковании того, «что Кейнс в действительности говорил», была вторичной по отношению к его главной цели. Однако два десятилетия спустя мы имеем право утверждать, что именно ниспровержение Лейонхуфвудом некоторых общепринятых мифов, касающихся того, что в действительности было написано в «Общей теории», и его тщательно аргументированная новая интерпретация того, что Кейнс намеревался сказать, представляют собой главное непреходящее наследие его исследования и главный результат его непосредственного воздействия на профессиональных экономистов в целом.

Исследование Лейонхуфвуда замечательно проиллюстрировало то, насколько идеи выдающегося мыслителя могут быть не только выхолощены, но и фальсифицированы убежденными последователями. Для историков экономической мысли, которые все время говорили о том, что рикардианскую, марксистскую или мар- шаллианскую экономическую теорию не следует путать с экономической теорией Рикардо, Маркса или Маршалла, это искажение не оказалось неожиданным. Удивительной была быстрота, с которой легенды относительно содержания «Общей теории» были приняты (или неявно признаны) не только авторами учебников, но и некоторыми из тех, кто жил во время кейнсианской революции и имел веские основания ощущать себя ее частью.

Сейчас эти мифы[33] опровергнуты (или перефразированы), а учебники переработаны.Однако предложенная Лейонхуфвудом интерпретация того, что Кейнс имел в виду, не была легко усвоена ни продол

жателями «кейнсианской революции», ни ревизионистами. В ходе последующих дебатов скоро стало очевидно, что существуют разнообразные альтернативные интерпретации центральной идеи Кейнса и того, в каком смысле она представляла собой революцию в экономической теории. Количество новых интерпретаций продолжало расти в течение последних двух десятилетий — отчасти в ответ на вызов, брошенный Лейонхуфвудом, но в значительно большей степени ввиду безмерного увеличения объема оригинальных текстов, ставших доступными в 29-томном «Собрании сочинений» Кейнса (1971-1989).[34] Трудно кратко обобщить явившееся следствием этого изобилие книг, статей, конференций, семинаров и магистерских курсов, посвященных переоценке экономической теории Кейнса (и ее соотношения с одной или несколькими версиями кейнсианства, меняющимися с калейдоскопической быстротой). Однако поскольку большая часть всего этого связана с продолжающимися теоретическими дебатами по поводу современной макроэкономической или денежной теории (а не исследовательской программы в истории экономической мысли), то такое обобщение и не нужно в этой главе.

Урок, который, по-видимому, полезно отсюда извлечь, состоит в том, что неизбежно существует субъективный или неисторический элемент, который искажает интерпретации экономического анализа прошлого, осуществляемые с целью внести вклад в понимание или решение сегодняшних теоретических проблем.

Однако существует расширяющаяся область исследований в рамках истории экономической мысли, в которой историографические критерии превалируют над доктринальными или идеологическими соображениями, а конечные цели исследования являются эмпирическими, а не теоретическими или педагогическими. Результаты таких изысканий вызывают меньше разногласий, чем большая часть исследований, рассмотренных выше; однако эти результаты не менее важны. Например, среди новых тенденций в истории экономической мысли во второй половине XX в. наблюдался все более значительный поток проектов, направленных на то, чтобы рассмотреть действительный контекст, в рамках которого были разработаны конкретные экономические теории, модели и предписания относительно экономической политики и с которым все они взаимодействовали. Значительная часть этих трудов была побочным продуктом более широких исследований, осуществленных специалистами по истории экономической мысли или экономическими историками — обе эти группы ученых традиционно занимались процессами диффузии, а также формализации или происхождения экономических идей. Например, очерки, собранные в книге Игли «Идеология событий и экономиче

ская теория» (Eagly, 1968), или статьи и фрагменты, перепечатанные в книге Коутса «Классические экономисты и экономическая политика» (Coats, 1971), иллюстрируют характер и размах некоторых проблем, рассмотренных в рамках такого подхода. Однако фактором, давшим общий импульс таким изысканиям и вызвавшим интерес к ним, оказалась профессионализация дисциплины и беспрецедентное развитие — особенно после Второй мировой войны — роли ученого- экономиста как консультанта в сфере экономической политики.[35]

Сейчас уже опубликовано очень большое число статей и значительное количество монографий, в которых изучаются — с различной степенью всеобщности и детальности — деятельность ведущих экономистов прошлого в качестве консультантов правительств, термины, с помощью которых они обосновывали свои предписания, и степень, в какой им удавалось повлиять на субъектов политики.

Среди прочего в этих работах обсуждаются адекватность профессиональных аналитических инструментов экономистов, направленных на решение проблем, с которыми они сталкиваются как экономические консультанты; восприимчивость правительств, социальных или политических групп к их доводам; природа и степень консенсуса мнений среди представителей данной дисциплины по поводу различных вопросов и в различные моменты времени; способы, с помощью которых на теории и предписания экономистов влияют (или подвергаются влиянию с их стороны) внешние по отношению к их профессиональной области идеи и факты. Например, в 1964 г. Стиглер посвятил свое президентское обращение на годовом собрании Американской экономической ассоциации обсуждению роли некоторых ведущих экономистов прошлого, которые давали консультации по поводу правительственной политики, и предупредил свою аудиторию, что влияние экономистов «обычно было незначительным, поскольку им недоставало специального профессионального знания сравнительной компетенции государства и частного предприятия» (Stigler, 1983 : 30). Вернувшись к этой теме в 1970-е гг. — в то время, когда профессиональные экономисты имели не такую хорошую репутацию, — он настаивал на том, что «экономист играет поистине фундаментально важную роль, когда увеличивает объем знаний о функционировании экономических систем», но, поскольку его открытия в этой области слишком специализированны и

формализованны, чтобы их легко могли понять те, кто не принадлежит к узкому кругу его собратьев по научной работе, «влияние трудов экономиста и уважение, которым он пользуется среди обычных людей (непрофессиональных экономистов), по всей вероятности, будут отрицательно коррелировать друг с другом» (Stigler, 1983 : 67).[36]

Одной из самых ранних и наиболее широко читаемых научных монографий, посвященных общей теме «Взаимосвязь изменений в мышлении и интересах экономистов с методами и целями лиц, ответственных за проведение экономической политики», была книга Уин- ча «Экономическая теория и политика» (Winch, 1969). Касаясь первой половины XX в. (и особенно периода после 1920 г.), она заполняла разрыв в истории экономической теории, экономической политики и событий недавнего прошлого и представляла, таким образом, особый интерес для студентов и неспециалистов. За ней последовало множество более специализированных и обстоятельных исследовательских монографий, таких как близкий по духу анализ Хоусона и Уинча (Howson, Winch, 1977) практической деятельности Совета экономических консультантов .в 1930-е гг., а также исследования, затрагивавшие более давнее прошлое. Например, в работе «Британская экономическая мысль и Индия» Барбер (Barber, 1975) проанализировал действенность экономической теории для решения экономических проблем, с которыми сталкивалась Индия за весь период существования Ост-Индской компании. Другие историки экономической мысли рассмотрели сложные взаимодействия между экономическими событиями, теориями и политическими мерами применительно к более коротким промежуткам времени и более узко определенным темам. Например, Берг (Berg, 1980) сфокусировала внимание на приблизительно трех десятилетиях, последовавших за наполеоновскими войнами, в своем детальном исследовании теоретических и идеологических выводов из «вопроса о машинах» («machinery question»). Она утверждала, что это был критический период, когда современники впервые полностью осознали технологические изменения, присущие первой промышленной революции, и когда появилась классическая политическая экономия. Однако несмотря на очевидно узкую проблему, выбранную для исследования, ее видение предмета значительной части дебатов в XIX в., и ее «анализ многих различных уровней — политического, социального и интеллектуального, на которых была создана и четко сформулирована политическая экономия» (Berg, 1980 : 8), значительно расширили перспективы перед дальнейшими исследователями.

Расширение горизонтов исследований для ученых, приверженных историографическому подходу к истории идей, оказалось отличительной характеристикой значительной части работ по истории экономической мысли, опубликованных за последнюю четверть века. В некоторой степени это отражает «сдвиг» в роли многих профессиональных экономистов в сторону более непосредственного участия в процессе осуществления экономической политики, «сдвиг», имевший место в течение и по окончании Второй мировой войны. Возможно, более важным событием, чем увеличение во всем мире количества экономистов, занятых полный рабочий день в качестве специалистов на государственных должностях, оказалось увеличение пропорции ведущих ученых-экономистов, исполнявших в некоторые периоды своей карьеры — по совместительству или в течение ограниченного временного интервала — роль экономических консультантов ведущих политиков (находившихся у власти или в оппозиции), а также увеличение численности лиц, получивших экономическое образование, которые сейчас занимают политические или административные посты. Многозначителен тот факт, что термин «политическая экономия», значение которого к середине XX в. стало антикварным (фактически его место в ортодоксальных учебниках заняли очевидно аполитичные термины, такие как «экономический анализ», «экономическая наука» или «позитивная экономическая теория»), стал снова «входить в моду» в 1970-е гг. — и не только среди авторов, пытающихся отделить свой дискурс от ортодоксальной традиции. По сути, произошли всеобъемлющие изменения в восприятии экономистами своей профессиональной роли, а также масштаба и природы своей дисциплины.

В этих обстоятельствах вопросы наподобие тех, что были подняты Уинчем (Winch, 1969), например те, что касались отношений между экономической мыслью и мероприятиями экономической политики, привлекали интерес экономистов-профессионалов, которые прежде не уделяли внимания истории своей дисциплины. Когда дебаты, связанные с работой Лейонхуфвуда (Leijonhufvud, 1968), побудили большинство экономистов (и даже непрофессионалов) прочесть «Общую теорию», каждый получил возможность (и многие ее использовали) процитировать известную фразу Кейнса о могуществе экономической мысли прошлого:

...идеи экономистов и политических мыслителей — и когда они правы, и когда ошибаются — имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности только они и правят миром. Люди практики, которые считают себя совершенно неподверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад.

(Keynes, 1936 : 383 / Дж. М. Кейнс. Общая теория занятости, процента

и денег. М.: Прогресс, 1978. С. 458)

Когда дебаты между монетаристами и кейнсианцами начали п реходить со страниц научных журналов на страницы финансовь разделов ежедневных газет, всем захотелось узнать, что случилось так называемой «кейнсианской революцией».

Тем временем в течение примерно последних двух десятил тий произошло огромное увеличение объема первичных матери лов, а также усиление стимулов к плодотворным исследования имевших место в XX в. связей между изменениями социальн экономической обстановки и системы, а также изменениями цел* и восприятий лиц, ответственных за проведение экономическс политики, с одной стороны, и достижениями в области экономич ского знания (теоретического или эмпирического) — с другой. I считая материала, содержавшегося в «Собрании сочинений» Кейнlt; (Keynes, 1971-1989) и в бесчисленных биографиях, дневниках воспоминаниях, относящихся к тому, что можно называть «кейнс анской эпохой», с середины 1960-х гг. серьезным исследователя стали доступны правительственные архивы, способные пролить я кий свет на взаимообмен идеями между экономистами и лицам ответственными за проведение политики.[37] Значительная часть н давних исторических исследований, стимулированная и облегченш этими тенденциями, сосредоточилась на вопросах: был ли Кей] подлинным революционером в своей экономической теории, или какой степени его экономические предписания были правильны ответом на тогдашние события, или каким образом и когда те, к' осуществлял экономическую политику, реагировали на его теории аргументы? Результаты этих исследований все более впечатляю часто являются спорными и очень поучительными не только д.г историков, но и для современных экономистов, интересующихlt; способами, посредством которых «практики», находящиеся у вла ти или за ее пределами, употребляют экономические понятия, теор* и модели или злоупотребляют ими. Эти исследования варьирую например, от монографии Могриджа (Moggridge, 1972) «Британскг денежная политика в 1924-1931 годы», в которой он рассматривав причины и последствия возврата к золотому стандарту в 1925 г., ) широкого спектра статей и монографий, в которых обсуждаютlt;

масштабы и временные рамки революции в британской экономической политике (Whitehall revolution), которую можно назвать (но можно и не называть) кейнсианской.[38] Конечно, ни одна из исторических исследовательских программ не была ограничена опытом Великобритании. Например, книга Барбера (Barber, 1985) «От „Новой эры“ к „Новому курсу"» касается эпизода из экономической истории США, обсуждая взгляды Герберта Гувера на теорию экономической политики и взгляды современных экономистов на события 1921-1933 гг.  

<< | >>
Источник: А.ГРИНЭУЭЙ, М.БЛИНИ, И. СТЮАРТ. ПАНОРАМА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ KOHЦA XX СТОЛЕТИЯ.Том 1. 2002

Еще по теме Исторические подходы к истории экономической теории:

  1. ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКИ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ЦИКЛЫ Исторические аспекты развития теории экономических циклов
  2. История становления и этапы развития экономической теории. Предмет и метод экономической теории
  3. М.В. Бибиков ПРОБЛЕМЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ НАXX МЕЖДУНАРОДНОМ КОНГРЕССЕ ИСТОРИЧЕСКИХ НАУК
  4. Вклад исторической школы в развитие экономической теории
  5. Основные исторические подходы к анализу развития экономических систем
  6. 3. ВВЕДЕНИЕ В ЭКОНОМИЧЕСКУЮ ИСТОРИЮ С ПОЗИЦИЙ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО ПОДХОДА
  7. Глава 13 СТАНОВЛЕНИЕ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ ИСТОРИИ КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЙ ОСНОВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ МАРКСА
  8. 1.14. Некоторые замечания об истории «старой» институциональной экономической теории
  9. Новые подходы к истории экономической мысли*г возникшие с начала 1950-х гг.
  10. 1.3. Предмет и метод экономической теории Формирование научного подхода
  11. Глава 2 СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД К ТЕОРИИ И ПРАКТИКЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
  12. Глава 2. Налоговые теории. Исторический экскурс
  13. Историческое и логическое: возможность выделения «красной нити» истории. Вторая теорема диалектики
  14. ИСТОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ ФОРМИРОВАНИЯ ТЕОРИИ РЕГУЛЯЦИИ
  15. Глава 1. Исторический обзор подходов к концепции человеческого капитала
- Бюджетная система - Внешнеэкономическая деятельность - Государственное регулирование экономики - Инновационная экономика - Институциональная экономика - Институциональная экономическая теория - Информационные системы в экономике - Информационные технологии в экономике - История мировой экономики - История экономических учений - Кризисная экономика - Логистика - Макроэкономика (учебник) - Математические методы и моделирование в экономике - Международные экономические отношения - Микроэкономика - Мировая экономика - Налоги и налолгообложение - Основы коммерческой деятельности - Отраслевая экономика - Оценочная деятельность - Планирование и контроль на предприятии - Политэкономия - Региональная и национальная экономика - Российская экономика - Системы технологий - Страхование - Товароведение - Торговое дело - Философия экономики - Финансовое планирование и прогнозирование - Ценообразование - Экономика зарубежных стран - Экономика и управление народным хозяйством - Экономика машиностроения - Экономика общественного сектора - Экономика отраслевых рынков - Экономика полезных ископаемых - Экономика предприятий - Экономика природных ресурсов - Экономика природопользования - Экономика сельского хозяйства - Экономика таможенного дел - Экономика транспорта - Экономика труда - Экономика туризма - Экономическая история - Экономическая публицистика - Экономическая социология - Экономическая статистика - Экономическая теория - Экономический анализ - Эффективность производства -